Тема секса в литературных произведениях конца XIX – начала XX веков в Ефремовском дискурсе
Десятые Ефремовские чтения-фестиваль, 23 апреля 2022 года
Ольга Ерёмина
Русская литература XIX века – чувства, влюблённость, любовь, верность. Но не секс. Это – табу.
Тургенев
Первым был, пожалуй, Иван Сергеевич Тургенев. Повести «Первая любовь» и «Вешние воды» включают в себя сцены, намекающие на секс довольно прямо. При этом Тургенев пишет, что герои получают удовольствие в тот момент, когда испытывают боль – не нравственную, а именно физическую. Зинаида, героиня «Первой любви», целует шрам на своей руке: её ударил плёткой её любовник, отец главного героя. В повести «Вешние воды» богатая красавица Полозова за два дня соблазняет дворянина Санина, который собрался жениться на другой, и после близости мучает его.
Любовь физическая ассоциируется с мучением.
Захер-Мазох
Это прекрасно ощутил австрийский писатель Леопольд фон Захер-Мазох, родившийся во Львове. Своим учителем он называл Тургенева. Самое знаменитое его произведение – роман «Венера в мехах» (1870). В романе речь идут о сексуальных удовольствиях, которые становятся сильнее и ярче от физических мучений. Подробно описываются сцены унижения мужчины и его удовольствия, когда женщина бьёт его плёткой. Этот роман и другие произведения Захера-Мазоха стали популярны в Европе, и в 1886 году в психиатрии появляется термин «мазохизм».
Пьер Луис
В 1896 году французский писатель-модернист Пьер Луис пишет роман «Афродита – античные нравы». Я называю Пьера Луиса именно потому, что Ефремов его упоминает в переписке.
К этому времени Пьер Луис уже прославился как поэт, удачно стилизовавший свои произведения под античность. Первый его сборник называется «Астарта» – в честь богини любви и плодородия на Ближнем Востоке.
Самыми известными стали стихотворения в прозе – «Песни Билитис». Пьер Луис стилизовал произведения под античные, написанные якобы подругой Сапфо, и вначале читатели поверили в это. Но мистификация была столь популярна, что настоящее авторство не удалось сохранять долго. По мотивам этой книги снят фильм.
Самый известный его роман – «Женщина и паяц» – имеет несколько экранизаций. Книги его иллюстрировало множество художников.
Вернёмся к роману «Афродита».
Его время – позднеэллинистическая Александрия I века до н. э. Автор живописует чувственную сторону жизни, погрязшей в роскоши и тонких наслаждениях, полную утомлённой тяги к смерти и забывшей, что такое подвиг. Череда совпадений с ефремовскими темами, знакомые имена: Урания, Анадиомена, Родис… Ясно, что этот роман послужил мощным толчком для нового осмысления эроса в «Часе Быка» и «Таис Афинской», подобно тому как «Звёздные короли» Гамильтона послужили материалом для идейной переработки и выплавлению «Туманности Андромеды».
Главная героиня – гетера Кризи. Это уже поздний эллинизм, роскошная Александрия с целым городом гетер. Это не Таис.
Второй герой – возлюбленный самой египетской царицы Береники, пресыщенный, праздный Деметриос, скульптор. Кризи хочет его покорить. Он желает её – и она приказывает ему исполнить три её желания: украсть зеркальце, которое считается волшебным, у подруги, гребень, который носит жена великого жреца храма, и снять жемчужное ожерелье со статуи в храме, то есть совершить святотатство. Ослеплённый страстью Деметриос выполняет это – и как только крадёт ожерелье, чувствует опустошённость и исчезновение влечения. А Кризи – напротив – оказывается в плену своей страсти.
Деметриос приказывает её надеть украденный драгоценности и выйти в них к людям. Её схватят, осудят на смерть, посадят в башню – и тогда он придёт к ней за последним предсмертным наслаждением. Кризи принимает кубок с ядом и выпивает в присутствии Деметриоса. Он чувствует наслаждение от созерцания мёртвого тела, раздевает умершую, приказывает принести глину и лепит статую. Затем в течение года он создаёт статую в мраморе.
Для примера – два диалога из этого романа. Первый – между Деметриосом и Туни, женой великого жреца, у которой он должен украсть гребень.
Он произнес негромко:
– Ты умрешь этим вечером.
Она нервно рассмеялась:
– Этим вечером? Да нет же, нет. Кто тебе сказал? Почему я должна умирать? Отвечай! Почему?
– Ты обречена.
– Кем?
– Твоей судьбою.
– Как ты можешь это знать?
– Я знаю это, Туни, потому что я орудие твоей судьбы.
– И моя судьба готовит мне Смерть?..
– Да, твоя судьба готовит тебе Смерть от моей руки и на этой самой скамье.
Он схватил ее за руку.
– Деметриос, – пролепетала она, объятая ужасом. – Дай мне сказать. Я не буду кричать, не буду звать на помощь... – Она отерла испарину со лба. – Если моя Смерть... если она случится от твоей руки... она... она будет сладостной. Я согласна, я даже жажду ее, но послушай... ты обладаешь тем, что боги даруют своим избранникам. В тебе трепещет власть, которая дает нам жизнь и которая ее забирает. Протяни же ко мне обе твои руки, Деметриос: руку, в которой Любовь, и руку, в которой Смерть... Если ты сделаешь это, я умру без сожаления.
Он взглянул на нее, и Туни прочла в его глазах согласие. Тогда, преображенная счастьем и близостью гибели, подняв к нему лицо, которое страсть сделала уже почти мертвенно-бледным, она зашептала слова, которые женщина произносит лишь в последнем трепете наслаждения. Казалось, она уже предается любви, хотя любовник еще не сомкнул своих объятий.
И она добилась победы, о которой грезила.
Сорвав одним движением свои легкие одежды, она отбросила их с улыбкой последней грусти и распростерлась на скамье. Тело Туни извивалось в неистовом наслаждении, ее увлекало в вечность, и так как Деметриос, служитель Любви, не мог, то ли из нерешительности, то ли из жалости, решиться свершить то, чего от него требовала Смерть, Туни выкрикнула исступленно:
– Убей же меня, убей! Чего же ты медлишь?..
Он приподнялся над нею. В его глаза впивались огромные, исполненные экстаза глаза... и, вынув из разметавшихся волос Туни одну из двух длинных золотых шпилек, он погрузил ее прямо в сердце женщины, изогнувшейся в последнем содрогании Любви... или Смерти.
Вторая цитата – разговор Кризи и Деметриоса:
— Задумалась ли ты о том, что может статься со мною, когда, воспользовавшись внезапной страстью, помутившей мой рассудок, потребовала выполнить три твоих желания, которые могли закончиться для меня гибелью или позором?
— Если я все это затеяла, то лишь затем, чтобы уловить тебя в свои сети. Если бы я отдалась тебе сразу, ты сразу и бросил бы меня.
— Хорошо. Можешь быть довольна. Пусть ненадолго, но ты все ж уловила меня в сети того рабства, о котором мечтала. Мучайся же, ибо сегодня я свободен от него! — Теперь я стала рабыней, о Деметриос!
— Неважно кто, но один из нас всегда раб — тот, кто любит другого. Рабство! Рабство! Вот истинное имя страсти! У вас в голове лишь одно: вашей слабостью сломить силу мужчины, чтобы ваша ничтожность управляла его разумом. То, чего вам хочется, едва начинают расти ваши груди, так это привязать мужчину к себе вашей подвязкой, наступить ему на голову вашей сандалией! Вы способны заставить мужчину забыть о его призвании, сломить его волю, унизить его, вы даже Геракла способны усадить за прялку. А если вы не в силах сломить мужчину, вы готовы обожать его кулак, избивающий вас, его уста, оскорбляющие вас. Вам нужно, чтобы или ноги ваши целовали, или насиловали вас. Тот, кто не рыдает, когда вы его покидаете, может вас хоть за волосы тащить обратно: ваша любовь возродится из слез, но единственное, что по-настоящему может унизить вас, так это невозможность ввергнуть мужчину в рабство, невозможность сделать его своей тряпкой или своим палачом, какая разница! Главное — своим! — Убей меня, если хочешь, но люби меня!
Особого внимания заслуживает сцена вакханалии у гетеры Бакис. Сцены разврата. Среди совокупляющихся гостей распинают облыжно обвинённую служанку. Цитировать не буду.
Среди подруг Кризи – флейтистка Родис и Миртоклея, две девушки, которые считают любовь мужчин грязной и любят друг друга. Именно они забирают тело Кризи, которое должны сбросить в ров, и хоронят, зная, что их самих за это могут казнить.
Вы помните, что имя Родис Ефремов даёт главной героине своего романа «Час Быка».
Бал художников и натурщиц / Бал четырёх искусств в Париже
Россия рубежа XX века тяготеет к Франции. Русские художники едут туда учиться, поэты едут окунуться в ту культуру. Изучение тема эротики, секса в русской литературе Серебряного века до сих по сути табуировано, хотя формально не запрещено. Естественно. Франция с книгами Пьера Луиса, с ежегодными костюмированными балами художников и натурщиц в Париже не могла не повлиять на Россию. Балы четырёх искусств были изобретены в Париже в 1880-х годах и в начале XX века стали массовым явлением. Они были тематическими. Всё это активно отразилось в живописи и фотографии.
Волошин в 1904 года писал об этих костюмированных балах в своих письмах. Вспоминала об этом событии 1908 года и Софья Дымшиц-Толстая, вторая жена Алексея Толстого. Она писала, что по всему Парижу после этого бала под утро ходили голые люди и купались в фонтанах.
Надо сказать, что эти балы проходили до 50-х годов XX века.
Этот сюжет, видимо, связан с темой рассказа [Ефремова] «Лиза. Тысячи ликов любви».
Арцыбашев
В рассказе «Вторая Люда» Ефремов пишет:
И в неизбежном результате я всё более жестоко мучил свою самую дорогую мне на свете женщину, а она в отчаянии, снова униженная своим прошлым, старалась всячески доказать мне свою любовь и только вызывала новую ревность. Никогда не подозревал я, что такая нелепейшая и глупая арцыбашевщина может оказаться чем-то реальным, да мало того – победить меня самого в моей первой большой любви! Я смеялся над героями арцыбашевских романов и презирал их – они и писатель казались мне такими дураками и – вдруг какая-то слепая, страшная, неодолимая сила душила во мне весь горячий и чистый пламень необыкновенной и страстной любви к редкой девушке.
Михаил Петрович Арцыбашев (1878–1927) – русский писатель. Его пьесы ставились на русской сцене, кинемодрама «Муж», запрещённая цензурой, собирала полные залы, его роман «Санин» (кстати, у героя имя как у тургеневского героя в «Вешних водах») стал скандально популярным.
Чтобы понять историю Серебряного века, надо знать, какие произведения были тогда популярны и заряд каких идей они несли.
«Санин» вышел в 1907 году. Пишут, что он вызывал дискуссии и даже судебные процессы по обвинению автора в порнографии.
Я добросовестно прочитала этот роман и несколько пьес, но не то что порнографии, но даже эротических сцен с точки зрения XXI века не нашла.
Да, Санин соблазняет одну из героинь, но соблазняет её ночью в лодке весьма романтично и целомудренно. И даже не соблазняет целенаправленно, а как бы всё само собой, и он даже вроде как расстроен тем, что девушка ему отдалась.
Главные герой – не в традициях литературы XIX века. Это не маленький человек Гоголя или Достоевского, не Рахметов или Базаров. Это индивидуалист, эгоцентрист, человек без осознания и даже ощущения смысла жизни, без страсти в душе. Думаю, именно это изначально шокировало общество. Молодёжь увлеклась этим образом, организовывались даже общества «санинцев».
В этом романе я бы сейчас сделала акцент на ином: несколько героев кончают жизнь самоубийством. И Арцыбашев пытается расследовать как психолог причины этих самоубийств. Тема ревности обильно представлена в пьесах, но опять же с нашей точки зрения эта ревность совершенно опереточная.
В 1974 году был записан на плёнку спектакль «Безумный день, или женитьба Фигаро», где роль Фигаро сыграл Андрей Миронов. В пьесе есть потрясающе сыгранный Мироновым монолог (2 часа 22 минуты), где герой Миронова испытывает ревность. Это сыграно совершенно гениально.
Именно тема ревности в произведениях Арцыбашева была особенно важна для Ефремова, собственно, он и упоминает его в рассказе «Вторая Люда», где разрыв между героями связан именно с ревностью.
Чтобы разобраться в себе, преодолеть это чувство, вывести его на высшую колесницу, Ефремов пишет «Тамралипту и Тиллоттаму».
Тема же самоубийств во втором десятилетии прошедшего века была чрезвычайно популярна. И не только тема, но и сами самоубийства. Это отразилось и в истории нашей литературы, в судьбах писателей, и в произведениях – в «Тёмных аллеях» Бунина, к примеру.
Евдокия Нагродская
Ефремов на протяжении многих лет лично встречался и переписывался с Анатолием Фёдоровичем Бритиковым, исследователем советской фантастики, сотрудником Ленинградского «Пушкинского Дома» (ИРЛИ АН СССР). Ему адресовано письмо от 18 января 1965 года. Ефремов пишет:
Глубокоуважаемый Анатолий Фёдорович!
Большое Вам спасибо за сведения о Нагродской. Мне, право, совестно отнимать Ваше время, и знал бы я, что Вы сами этим займётесь, я бы не написал Вам этой просьбы. Неужели никто в Институте не занимается русской литературой 10-х годов? Она ведь чрезвычайно интересна по своему кризисному состоянию и спектру мышления. У нас в Ленинской1 романы Нагродской раскрадены — ведь библиотеку здорово раскрали в первый год войны, не в пример ленинградцам, — и есть лишь архивные экземпляры, которые не выдаются на дом. Ходить их читать в Музей книги — того дело не стоит. Поэтому, если у Вас эти книги добыть сравнительно просто, я когда-нибудь на свободе попрошу у Вас, скажем, «Гнев Диониса» и «Бронзовую дверь». Меня очень интересует именно эротичность Нагродской, так как я ищу корней современного сексуального «потока» на Западе и считаю это явление социально-психологической закономерностью. А если так, то предшественники и провозвестники, от Пьера Луиса во Франции до нашей Нагродской, — интересны, так как по-своему отражают определённые психосдвиги. Мне надо проверить, действительно ли наша русская эротика здоровее и ближе к древнегреческим традициям, чем западная, унаследовавшая садистическую эротичность Рима2.
Евдокия Аполлоновна Нагродская (1866–1930), дочь Авдотьи Яковлевны Панаевой, стала знаменитой благодаря эротическому (с точки зрения начала XX века) роману
«Гнев Диониса» (1910). Героиня его, художница, рисующая обнажённую натуру, замужняя, но внутренне независимая, от первого лица рассказывает о дорожном приключении, переросшем в страстное влечение. Её возлюбленный, прекрасный, как Дионис, испытывает по отношению к ней болезненную ревность и, узнав, что она беременна от него, требует, чтобы ребёнок принадлежал ему. Евдокия Аполлоновна исследует возникновение и развитие ревности и психологической зависимости, сравнивает спокойную устойчивую любовь-привязанность и внезапную любовь-страсть.
Следующий роман Нагродской «Бронзовая дверь» была запрещён цензурой и вышел в 1913 году под названием «У бронзовой двери» со значительными купюрами.
«Гнев Диониса» я добросовестно прочитала. Написан он талантливо.
Главная героиня – художница Татьяна Александровна, независимая, эмансипированная в лучшем смысле этого слова – едет к родне будущего мужа знакомиться. В поезде её попутчиком оказывается Эдгар Старк, чрезвычайно красивый мужчина. Она чувствует внезапное мимолётное влечение к нему.
Приехав к родне, она неожиданно вновь встречает этого Эдгара. Он ведёт себя безукоризненно, но героиня понимает, что он влюблён. Там, впрочем, любовный многоугольник. Эту книгу вообще стоит прочитать, даже сейчас, спустя более чем сто лет, она звучит очень современно.
Старк настолько обаятелен, что в него влюбляются буквально все. Он объясняется в любви героине, но та сумела себя сдержать и старается быть холодной. В ответ на страстные признания не выдерживает и признаётся. Но строго разделяет любовь к мужу и внезапную физическую страсть к другому мужчине.
И Старк уезжает в Италию. Героиня возвращается в Петербург к мужу. На этом кончается первая часть романа, страстная и красивая.
Вторая часть – в Италии, куда на зиму уезжает героиня, где находится её мастерская и незаконченная картина «Гнев Диониса». В Риме она встречается со Старком, они становятся близки (всё очень красиво: масса роз, бокалы с шампанский, божественно красивый мужчина позирует для образа Диониса).
Но у героини есть муж, есть её творчество. Старк же требует, чтобы она отреклась от всего и была только с ним. Он начинает ревновать, его страсть становится тяжкой обузой, и героиня уезжает к мужу. Но у неё рождается ребёнок от Старка, Старк его забирает – и начинает шантажировать её ребёнком. А от мужа детей нет. И много лет героиня мучается и мечется между мужем и ребёнком. И уже испытывает отвращение к Старку, которые её мучает таким образом.
Влечение, превращающееся в зависимость, в патологию, – непродуктивный путь. Для Старка страсть к героине заслонила собой весь мир.
Ефремов знал опасность этого пути. В «Лезвии бритвы» Гирин признаётся Симе в любви – и говорит такие слова: «Но не буду тебя уверять, что в тебе – вся жизнь. Нет, как бы я ни любил тебя, мне надо, кроме тебя, ещё много, так же как и тебе, помимо меня. Иначе что ж – мир как комната, и всё, что в этой комнате, вырастает, словно в кошмаре, до чудовищно преувеличенных размеров!»
Эти слова были написаны Ефремовым до того, как он обратился к Бритикову с просьбой добыть для него книги Нагродской.
К чему стремился Ефремов в своём творчестве? Он хотел показать, что страсть физическая может соединяться с любовью духовной, что она может быть плодотворной, а не только разрушительной. Что моменты высочайшего наслаждения человек испытывает не на фоне мазохизма и некрофилии, а именно в момент страсти как творчества. Собственно, он и стремился утвердить, что человек в своей физической страсти тоже – творец.
Любовь – не смерть, любовь – жизнь. И физическая страсть возрождает женщин – героинь рассказов Ефремова.
Об этом – следующий докладчик.
1 Имеется в виду Библиотека им. В. И. Ленина, Москва.
2 Переписка Ивана Антоновича Ефремова / Автор составитель О. А. Ерёмина. – М.: «Вече», 2016. С. 556.
