Голубая колесница
Доклад на XIII Ефремовских чтениях в Вырице 24 апреля 2010 года
Алексей Афанасьев
Сегодня мне хотелось бы рассказать о своеобразном и необычном герое романа Ефремова «Лезвие бритвы». Герое эпизодическом, но по-своему интересном, поскольку в этом персонаже косвенно отражается ещё один штрих биографии и мировоззрения Ивана Антоновича.
Я думаю, читатели помнят эпизод освобождения и побега Тиллоттамы из липкого плена кинопродюссера Трейзиша. Друзья танцовщицы, воспользовавшись взятым на время по случаю дорогим скоростным автомобилем, увозят её и художника через всю страну. Глава с описанием этих событий заканчивается такими строками:
«Всех удивила Тиллоттама.
Она низко поклонилась Арвинду и машине, стерла густую пыль с капота концом своего головного шарфа и прижалась губами к сверкающей стально-голубоватой поверхности, сказав что-то, прозвучавшее мелодичным речитативом.
— Она говорит, — перевел серьезный Даярам, — что с детства хранила в памяти сказку о голубой колеснице. Колесница, уносящая людей далеко от страха и страданий, в светлый и широкий мир. Сказка исполнилась — вот колесница, и случайно ли она голубая?»
Мне стало интересно: а что же из себя представляла «голубая колесница»?
Читая книги, особенно такие насыщенные, как «Лезвие бритвы», всегда хочется зримо представить окружающую героев обстановку. Благо, сейчас есть Интернет и многие вещи можно узнать без особого труда.
Но не всё так просто: нет уверенности, что в тексте автор даёт точное уникальное наименование модели, зато есть описание и некоторые технические характеристики. Что здорово помогло в поисках.
В тексте упомянут производитель — «Олдсмобил» (отделение «Дженерал моторс») и название модели — «Старфайр». Однако под маркой «Старфайр» в разные годы производилось несколько разных моделей автомобилей, поэтому однозначно указать, какая именно имелась в виду, только по названию нельзя.
Значит, нужно воспользоваться какими-то ещё признаками и соображениями.
Роман вышел в печать 1963 году, а основное действие происходит в 1962 году. Следовательно, автор не мог упомянуть какие-либо машины современнее 1962 года. В то же время в тексте указано, что машина новая, «всего два месяца как полученная из Америки». То есть она не старее конца 50-х годов. Точнее определить марку должно было бы помочь описание.
Вот оно: «Сверкающий радиатор машины высовывался из глубокой тени. Четыре фары, по две с каждой стороны, были утоплены в массивную посеребренную решетку, подфарники располагались совсем над землей, ниже бампера, скрытые в особом щитке, уходившем под низ машины, точно челюсть дегенерата. Высокие вертикальные ребра над крыльями, гребень посреди плоского капота, а над решеткой крупные металлические буквы: «Олдсмобиль».
Однако оно слишком уж общее, такие признаки имели многие американские автомобили тех лет.
Далее мы видим такие строки:
«…в машине пять мест, считая водителя.
— В таком страшилище? — удивилась Леа.
— Это конвертибл — открытая машина с одной дверцей с каждой стороны. Я поднял верх, — пояснил Арвинд».
Автор приводит некоторые технические характеристики автомобиля, которые позволяют сузить круг поисков. Наиболее близким оказался «1962 Oldsmobile Starfire Convertible».
Вот так он выглядел на страницах рекламных проспектов:
А вот так он выглядит живьём, полвека спустя:
Мне было очень интересно искать описания в тексте и сопоставлять их с фотографиями, получать удовольствие от этих маленьких открытий и уже наглядно, зримо представлять развёртывающееся повествование.
«Четыре фары, по две с каждой стороны, были утоплены в массивную посеребренную решетку, подфарники располагались совсем над землей, ниже бампера, скрытые в особом щитке, уходившем под низ машины, точно челюсть дегенерата. Высокие вертикальные ребра над крыльями, гребень посреди плоского капота, а над решеткой крупные металлические буквы: «Олдсмобиль».
«Леа отступила на край дороги. Тропический рассвет был короток, и теперь гигантский «старфайр» можно было рассмотреть полностью. Полированный корпус цвета голубой стали был уже порядочно запылен, как и голубые колеса со сверкающей трехлучевой звездой на вогнутых ребристых дисках. Леа сказала:
— Громадный зверь красив, но не изящен. Слишком широк, коробчат — словом, роскошный мастодонт!»
Надо сказать, что хотя машина габаритами больше любой советской легковой машины, и Ефремов подчёркивает её большие размеры и мощность, на фотографиях с людьми в кабине она не выглядит такой уж просторной.
Дело, видимо в том, что такого рода аппараты по большей части обеспечивают перевозку самих себя, обеспечение мощи становится самоцелью, а человек выступает чем-то второстепенным. И ведь действительно, подобная машина воплощает в себе ярко выраженную идею превосходства, вроде бы возвеличивая своего владельца, а по сути превращая его во всего лишь запчасть, обеспечивающую основную функцию, прослойку между рулём и сиденьем.
«…и тотчас светящий слабым зеленым светом кубик указателя скорости пополз по длинной линейке спидометра»
В американских машинах в те годы часто ставили ленточные указатели, в которых лента-стрелка выползала и двигалась по шкале, а не привычные нам часообразные циферблаты.
«Стрелки на черном квадратном циферблате с тонкими концентрическими фосфоресцирующими линиями в центре переднего щитка показывали час ночи…»
«Обе женщины поместились на заднем сиденье, вместе с Даярамом, на мягком, точно лайковая перчатка, сафьяне, прошитом мелкими поперечными валиками».
«— Пожалуй, лучше наденьте пояса! — приказал автомеханик.
Все послушно пристегнулись широкими лентами, как в самолете».
Действительно, как в самолёте. Пояса безопасности были тогда ещё в новинку, и как мы видим на фотографии, в отличие от привычных нам ремней, идущих через грудь, тогда ремни были поясными, подобно тем, что на пассажирских самолётах.
Даже по такой мелочи видно, насколько дотошно Иван Антонович относился к передаче фактов. Это тем более заслуживает уважения, что вряд ли он видел такую машину в действительности, скорее всего, был знаком с ней по рекламным каталогам. Впрочем, утверждать наверняка не могу, вполне можно допустить, что такая машина попадала на какую-нибудь выставку в Москве или была у кого-то из работников иностранных представительств. Но, ещё раз замечу, автомобиль был на тот момент новейшим.
Тут можно вспомнить случай, когда человек, бывавший в Индии, спрашивал у Ефремова, давно ли он вернулся оттуда — настолько точны были его описания. Хотя, увы, писатель никогда не бывал за границей, кроме Монголии и Китая*. Насколько же описания могли бы быть живописнее, если бы он видел всё это своими глазами!
«— Как вы сказали? «Старфайр» — «звездный огонь»! Как красиво! — воскликнула Леа.
— Самая новая модель «олдсмобиля». Триста пятьдесят сил!
— Ох! Никогда бы не подумала, — Леа показала на покрытый красным лаком, сравнительно небольшой мотор с широкой тарелкой воздухоочистителя из сверкающего алюминия.
— Очень высокое сжатие, четырехствольный карбюратор, четыре тысячи восемьсот оборотов…»
Паспортные характеристики несколько отличаются, в документации указывается мощность 345 л.с., но при 4600 об/мин. При указанных в тексте 4800 она вполне могла быть и 350.
Мощность позволила почти наверняка указать именно на этот «Старфайр» 1962 года — похожие машины предыдущих лет выпуска имели близкие характеристики и конструкцию, однако довольно сильно отличавшиеся от приведённых в «Лезвии бритвы».
Вот мы видим мотор и «тарелку воздухоочистителя»:
«Леа спросила назначение циферблата внизу, под передним щитком, на откосе футляра коробки скоростей, разделявшего оба передних сиденья. Загадочный циферблат оказался всего лишь тахометром. Леа быстро освоилась с рычажком четырехступенной гидравлической коробки, с кнопочным управлением подъемными стеклами, дверными запорами и обозначениями кондиционера».
«Его руль, укрепленный на двух концах глубоко расщепленной вилки, был снабжен, конечно, усилением и слушался легкого движения пальца».
«Тяжелая громадина «олдсмобиля» приседала, вжимаясь в шоссе. Кубик спидометра полз и полз направо. Когда он закачался между цифрами «110» и «120», слева, вверху приборной доски, загорелся красный огонек.
Раздался низкий гудящий звук, похожий на вызов морского телефона.
— Что это? — наклонилась Леа к Анарендре, не смея отвлекать Арвинда.
— Предупреждение! Предельная скорость — сто двадцать миль! — отрывисто бросил Арвинд».
Действительно, в дополнение к базовой комплектации мог входить сигнализатор максимальной скорости и прочие описанные удобства, например тот же кондиционер, стоивший почти десятую часть цены самого автомобиля. В общей сложности машина стоила около 5000 долларов — большие по тем временам деньги.
Максимальная скорость действительно составляла 120 миль/ч, или 193 км/ч.
Правда, как оговаривалось в документах, это ожидаемая скорость, реальная могла быть и выше.
Что интересно, перед нами, пожалуй, чуть ли не единственный случай, когда Ефремов в своих художественных произведениях настолько подробно пишет о характеристиках автомобиля. Надо сказать, что Иван Антонович с автоделом был знаком фактически с детства. Ещё в гражданскую войну в 12-летнем возрасте он прибивается к автомобильной части Красной Армии и становится её воспитанником.
Уже в 1923 или 24 году он работает помощником шофёра в одном из артельных гаражей, а позже и водителем ночной смены на пивзаводе «Красная Бавария».
Тягу к автомобильному ремеслу сохранил на долгие годы.
В воспоминаниях бывшего препаратора ПИНа Николая Николаевича Косниковского, относящихся к 1930-м годам, есть такая интересная фраза: «Не берусь обрисовать круг тогдашних интересов И. Ефремова. Но помню, что и тогда он знал толк в автомобилях, т.к. вдруг («вдруг» это тоже характерно для И. Ефремова) спросил меня, занимавшегося в кружке «Автодор»:
— Ну-с, что такое оп-п-пережение зажигания?»
В документальной повести «Дорога ветров» о монгольской палеонтологической экспедиции он довольно много упоминает о ремонтах и происшествиях с автомобилями экспедиции, оттуда же мы узнаём, что он сам часто сидел за рулём и вёл машину через Гоби. Однако он весьма скромно отзывается о своём шофёрском умении, и мы почти ничего не узнаём о его отношении к автомобилям. Только по некоторым фразам можно понять, что он был не просто пассажиром и начальником, а прекрасно понимал суть происходящего в его хозяйстве и принимал непосредственное участие в решении технических проблем.
Ещё я вспомню о том, с какой тщательностью он подошёл к изучению конного дела при написании «Таис Афинской». В ней мы видим, что он не просто показывает знание исторических деталей, но и то, что тогда, в первую очередь для мужчин, хорошие лошади были одной из основных страстей и увлечений. И точно так же в наше время такой страстью становится конь железный — автомобиль. И то, как он описывает в «Лезвии» какие-то связанные с автомобилями эпизоды, позволяет нам предполагать, что и сам он с большим чувством относился к этой сфере жизни. Причём не просто потребительски, а это чувство было вполне закономерно, и в нём тоже проявились жизненные ценности и философия Ефремова. Ведь и конь, и автомобиль стали для человека тем средством, которое помогло овладеть пространством, побороть природную биологическую ограниченность человека в силах и времени. Насколько волновало Ефремова преодоление этой ограниченности, самым страшным выражением которой является слово «никогда», можно видеть и на примере Тибетского опыта в «Туманности Андромеды», и в звездолётах прямого луча в «Часе Быка», и в сценах ожидания расставания друзей в «На краю Ойкумены». Можно, наверное, вспомнить и множество других эпизодов. Да и в целом его творчество было утверждением противостояния движения — разумного движения, движения действия — энтропии и стагнации. В чём для нас ещё так наглядно пересекается и жажда открытия нового, и жажда преодоления, и задор радостной и напряжённой борьбы, как не в лихой скачке, беге по волнам стремительного и лёгкого корабля или бешеной гонке автомобиля?
И тут приходят в голову мысли о том, насколько бывает несправедлива судьба к истинным и истовым жизнелюбам. Из переписки Ефремова и воспоминаний о нём мы узнаём, что сам он пытался приобрести в начале 50-х годов собственную машину — обычную «Победу». В течение нескольких лет это по разным причинам не удавалось — то вдруг автомашины оказались дефицитным сезонным товаром, «вроде тапочек», то оказалось, что денежная выплата, полагавшаяся за Сталинскую премию, которая была присуждена за книгу «Тафономия и геологическая летопись», осуществляется только через полгода, а без неё средств просто бы не хватило. В конце концов машину приобрели, но, увы — примерно через год врачи запретили Ефремову садиться за руль. Конечно, он это не переживал по-обывательски, как ущемление своего «хочу во что бы то ни стало». Но мне думается: неужели он, столько сделавший для людей и для страны, был недостоин этой маленькой радости?
Сам он, конечно, не стал бы жаловаться публично, да и вообще жаловаться на судьбу и стенать — не такой был человек, но я думаю, щемило что-то в душе.
И вот он если не для себя, то для своих героев выбрал машину, да какую! В этом, наверное, тоже весь Иван Антонович. Может быть, были тогда автомобили и помощнее, и подороже, и побольше, но мне сдаётся, он выбрал самый гармоничный для данной ситуации автомобиль: быстрый, эффектный, с красивым названием, удобный, сверкающий, да и, пожалуй, красивый (изделия тогдашнего американского автопрома поражали и куда более агрессивными и бессмысленными формами).
Если сравнивать с кораблями, то это была и не убогая лодочка, и не блестящий фальшивой и бессмысленной роскошью монстр вроде «Титаника», а стремительный и надёжный крейсер или, может быть, клипер.
Я думаю, писателю очень бы хотелось попробовать, каков же этот конь на ходу, как ярок звёздный огонь, велика его мощь и быстра скорость.
Но в то же время он не обольщался сверканием хрома и великолепными статями этого железного коня. Прекрасно сознавая своеобразную прелесть машины, выразившееся в ней мастерство конструкторов и умение рабочих рук, он видел и несообразность её красоты.
И здесь сказывается системное и диалектическое мышление Ефремова. Он за блеском лака и хрома двух тонн резвого и дорого металла видел социальное явление, занимающее своё место в течении жизни, и тут же стремился раскрыть причины этого явления.
Вспомним, что говорит Леа:
«— Громадный зверь красив, но не изящен. Слишком широк, коробчат — словом, роскошный мастодонт!»
В этой эстетической оценке выражается этическая суть явления.
Вспомним ещё раз описание машины. А за ним следует продолжение:
«Во всем облике громадной машины было то вызывающе чрезмерное хамство, с помощью которого ничтожный мещанин обретает мнимое превосходство. Ради этого он воздвигает роскошный особняк среди нищих хибарок и ведет увешанную драгоценностями дуру жену сквозь толпу бедно одетых тружеников».
В дальнейшем мы читаем следующие строки:
«После отдыха Леа удостоилась почетного места рядом с водителем. Арвинд перестал гнать с прежней сумасшедшей скоростью, и кубик спидометра плавал около цифры «70».
— Как вам нравится машина? — спросил он Леа.
— Хороша, — неуверенно ответила Леа со смешанным чувством восхищения и протеста.
Четыре пассажирских места и триста пятьдесят сил — соотношение недопустимое, наглое и абсолютно бесполезное для огромного большинства людей. Больше того — вредное, потому что владеть этой машиной можно было, лишь отняв у кого-то возможность вообще приобрести машину.
«Вроде статистики, что на каждого человека приходится по бифштексу, но если один съел три, то значит, что двое остались голодными», — мелькнуло в голове Леа.
— Я знаю, что вам думается, — прищурился Арвинд, — что это свинская машина и что, будь вы на месте американского правительства, вы запретили бы делать такие.
— Вы угадали! Хотя я очень благодарна нашему «звездному огню», — Леа погладила приборный щиток, — но это верно! И все же — разве мы смогли бы проделать безумную гонку по не слишком уж хорошей дороге, в прохладе и комфорте, кроме как на подобной машине?
— Разумеется! Тем более «старфайр» пригодился бы исследователям, ученым, путешественникам, но не праздным пожирателям ценного горючего ради сомнительного удовольствия гонки. Где предел? Полвека назад богачи владели сорокасильными автомобилями, бегавшими с «головоломной» скоростью тридцать миль, переживая такое же дешевое превосходство над другими, какое испытывает современный плэйбой, несущийся быстрее на сто миль!
— Все для того, чтоб дать всем понять, что они выше и лучше. Не надо даже автомобиля, посмотрели бы вы на нашего надутого богача в деревне, выезжающего на откормленном могучем жеребце! Спесь в нем кричит: все равно обгоню, смотрите, какой конь! Завидуйте! Это чувство в человеке, наверно, неистребимо.
— Его надо истребить! — твердо сказал автомеханик. — Иначе ничего не выйдет!
— С чем не выйдет?
— С человечеством! С социализмом!
— А вы верите в социализм?
— Как же иначе? Другого пути у человечества нет — общество должно быть устроено как следует. Разумеется, социализм без обмана, настоящий, а не национализм и не фашизм».
Не правда ли, на редкость актуальные уже в наше время строки? Достаточно выйти на улицу или выглянуть в окно, чтобы убедиться в их справедливости. Особенно хорошо это чувствуется, когда несчастному пешеходу приходиться уворачиваться от очередного железного чудища и его безумного наездника, которые заполнили, кажется, каждый свободный пятачок асфальта.
Заинтересовавшийся читатель может увидеть множество фотографий автомобиля в Интернете по адресам
http://www.thebaycitymotorcompany.com/sites/inventory/Cars/N0000008/ и http://www.teds-olds.com/1962-starfire.html .История и подробные технические характеристики приведены в статье
http://www.teds-olds.com/1962_Starfire.pdf (на английском языке).* Здесь неточность, на самом деле это не совсем так, в юности Иван Антонович некоторое время был матросом на Дальнем Востоке и побывал в Японии, весьма недолгое время — несколько дней.
