Статья об И. А. Ефремове во «Всемирной Энциклопедии. Философия. ХХ век»

(Москва: АСТ; Минск: Харвест, Современный литератор, 2002. C. 257–258)

ЕФРЕМОВ Иван Антонович (1907—1972) — русский учёный-палеонтолог и писатель. Художественные произведения Е. сыграли уникальную роль как в эволюции советской культуры, вводя в её содержание многие семантико-аксиологически нетипичные для неё идеи, так и в развитии советского менталитета, задавая ему интенцию на рефлексивное осмысление и нестандартную самооценку. С 6 лет увлекался минералами и чтением романов Ж. Верна, В. Скотта, А. Конан-Дойля и Р. Хаггарта. С 1929 — научный сотрудник геологического музея. Окончил геолого-разведывательный факультет в Ленинграде (1935), в 1937—1959 — заведующий лабораторией низших позвоночных Палеонтологического института АН СССР, руководитель ряда палеонтологических экспедиций. С 1940 — доктор биологических наук. Основатель тафономии — раздела палеонтологии о закономерностях образования ископаемых остатков; лауреат Государственной премии СССР (1952) за работу «Тафономия и геологическая летопись» (1950). К моменту написания первого художественного произведения был автором более 50 научных работ. В 1942, заболев во время научной экспедиции тифозной лихорадкой, оказался надолго прикованным к постели, в силу чего и обратился к художественному творчеству. Основные художественные произведения — «Встреча над Тускаророй» (1944), «Белый Рог» (1945), дилогия «Великая Дуга» («На краю Ойкумены» — 1949 и «Путешествие Баурджеда» — 1953), «Туманность Андромеды» (1957), «Лезвие бритвы» (1963), «Час Быка» (1969), «Таис Афинская» (опубл. в 1973) и мн. др. Е. может быть определён в своём творчестве как энциклопедист, хотя подобная идентификация не является типичной для 20 в. с его пафосом узкопрофессиональной специализации. Многие художественные произведения Е. являют собой образец блестящей научной прогностики: рассказ «Алмазная труба», основанный на сравнении природных параметров Южно-Африканского и Средне-Сибирского плоскогорий и содержащий в себе вывод о возможности обнаружения алмазов в Якутии, стал для геологов руководством к действию, и в 1953—54 месторождение было обнаружено в 10 км от указанного в рассказе места; создатель практической голографии Ю. Н. Денисюк отмечал, что именно рассказ Е.»Тень минувшего» заставил его добиваться создания объёмного изображения объекта; в рассказе Е.»Голец Подлунный» было предсказано открытие в Сибири пещер с петроглифами. Е. предложена концептуально и эмпирически фундированная эстетическая концепция, основанная на понимании «красоты как физиологической целесообразности» (согласно Е., «в современных механизмах эволюции красота стоит на службе естественного отбора и отражает безупречное функционирование организма», из чего следует позитивный ответ на вопрос, «нет ли общего понятия прекрасного в мире животных и в мире людей»), — интересные подтверждения позиции Е. по данному вопросу могут быть обнаружены в работе испанского автора Р. де ла Фуэнте «Африканский рай». Сюжетная фабула романа «Таис Афинская» следует точной исторической хронологии событий античной истории периода завоеваний Александра Македонского, полностью совпадая как со свидетельствами Плутарха, Арриана, Диодора и др., так и с оценкой роли Таис Афинской в академических исследованиях А. Боннара, Г. Лэмба; более того, ряд историков продемонстрировал, что в вопросе о сожжении Персеполиса Е. был прав, связывая его, вслед за М. Уиллером, с именем Таис, — несмотря на наличие альтернативной позиции (В. Тарн и др.). Если в ранних художественных произведениях, по оценке самого Е., его «занимали только сами научные гипотезы, положенные в их основу», то взятое в целом художественное наследие Е. включает в себя научно-фантастические, исторические, историко-документальные,социально-философские и иные произведения, охватывающие максимально широкий диапазон проблематики как в содержательном (от нравственных до социально-философских проблем), так и в хронологическом отношении (от реконструкций античной древности — через аналитику и осмысление современности — к созданию социально-футурологических моделей развития человечества). Несмотря на эксплицитно зафиксированную в романах Е. приверженность коммунистическим идеалам, романы Е. ни по семантическому,ни по аксиологическому критериям не укладываются в канон произведений социалистического реализма, — начиная от концепции красоты, которая не могла быть ассимилирована советской эстетикой с её пафосом «борьбы с биологизаторскими тенденциями», и кончая глобальной моделью социальной истории, в контексте которой дескрипции преодолеваемого движением к совершенному строю «олигархического» этапа истории обрисовывали для советского читателя портрет до боли знакомой ему социалистической действительности,где «общественная система не обеспечивает приход к власти умных и порядочных людей» (Е.). Земная история моделируется Е. как последовательная смена «Эр», в рамках которой, вслед за выходом человека из архаики и «за Эрой Разобщённого Мира наступила Эра Мирового Воссоединения, и Эра Общего Труда, и Эра Встретившихся Рук», — вплоть до вхождения земной цивилизации в межгалактический союз планет, населённых разумными существами, то есть до «Эры Великого Кольца». Магистральным вектором исторического процесса («пути горя и смерти») Е. полагает поступательный выход человека из природно и социально детерминированной безысходности страдания — «из глубины инферно»: «древние люди жили в этих условиях всю жизнь, другой у них не было. И сквозь этот частокол невежества и жестокости из поколения в поколение веками протягивались золотые нити чистой любви, совести, благодатного сострадания, помощи и самоотверженных поисков из инферно». В этом контексте дисциплинарная история полагается Е. «самой важной наукой», её предметом — «история духовных ценностей, процесс перестройки сознания и структуры ноосферы», а главным направлением исторического исследования — «изучение идейных ошибок и неверного направления социальной организации на тех ступенях развития общества, когда наука дала возможность управлять судьбой народов и стран». «Коммунизм» в ефремовской интепретации предстаёт (в содержательном отношении) скорее как платоновский образец общественного устройства (каковым оно должно быть), нежели как генетически восходящая к марксизму модель, реально постулируемая советской идеологией. Высшие социальные идеалы, постулируемые трилогией Е. («Туманность Андромеды» — «Сердце Змеи» — «Час Быка»), легитимировали в контексте советской культуры (а подчас и вводили в аксиологический тезаурус читателя) такие разноплановые и противоречивые ценности, как: 1) значимость для человека экзистенциальных проблем — в контексте трактовки последних как «узколичных» и «мелкобуржуазных»; 2) содержательная вариабельность и оценочный плюрализм мышления — в контексте идеологической гомогенности культурного пространства; 3) не подлежащая социально-идеологическому нивелированию индивидуальность — в контексте пафоса коллективизма и универсальности общественного воспитания («между «я» и обществом должна оставаться грань. Если она сотрётся, то получится толпа, адаптированная масса, отстающая от прогресса тем сильнее, чем больше её адаптация»); 4) эстетика эротизма — в контексте печально знаменитой констатации безымянной участницы советско-американского телемоста «у нас нет секса!» («ведущее чувство человека в его ощущении красоты прочно спаяно с эротикой сотнями тысячелетий природной селекции наиболее совершенного»); 5) полицентризм культурного пространства — в противоположность идеалу «новой исторической общности людей — советского народа» как носителя «единой социалистической культуры» («множество… культур, разные социальные системы… во взаимопрникновении… задержали образование монокультуры и мирового государства до тех пор, пока не поднялось общественное сознание. А… при монокультуре развитие оказалось однолинейным, … и на планете воцаридась олигархическая система»); 6) и многое другое — вплоть до своего рода социально-синергетической программы социального преобразования, основанной на идее уязвимых «точек» тоталитарной системы: «по… законам обратной стороны железная крепость олигархического режима одновременно очень хрупка. Надо изучить её узловые крепления, чтобы систематически ударять по ним, и всё здание рассыплется, несмотря на кажущуюся монолитность, потому что оно держится лишь на страхе — снизу доверху. Следовательно, надо немного людей, мужественных, смелых, умных, чтобы развалить олигархию, и очень много просто хороших людей, чтобы построить настоящее общество...» Адаптация (пускай сугубо внешняя и номинальная) произведений Е. к легитимной культуре имела своим следствием своего рода снятие для читателя запрета с многих далеко не приветствуемых (а в ряде случаев — непосредственно запретных) в рамках официальной советской культуры проблемных полей, позволяя человеку конструировать свой менталитет как далёкий от идеологически артикулированных образцов, не чувствуя себя при этом диссидентом. Творчество Е. получило высокую оценку как в литературоведении, так и в культурологии (Ю. Рюриков, Е. Брандис и др.); не только его естественно-научные работы, но и художественные произведения переведены на многие языки мира (японский, чешский, румынский и мн. др.), однако до сих пор не осмыслен уникальный статус его произведений в контексте советской культуры и их роль в формировании мировоззренческих установок сознания советской интеллигенции 1980-х и 1990-х, чья юность прошла под знаком «Лезвия бритвы» и «Часа Быка».

Н. С. Можейко, М. А. Можейко