«Час Быка»

Послесловие¹

Ольга Ерёмина, Николай Смирнов

«Час Быка», как и «Таис…», был задуман ещё в начале 50-х. Составляя план будущих свершений, Ефремов упомянул повесть «Долгую зарю»², а набрасывать эскизы и активно собирать материалы принялся спустя 10 лет, ещё до выхода в свет «Лезвия бритвы». Но работа сразу натолкнулась на комплекс проблем и противоречий – как объективных, так и личного свойства. Повести Стругацких «Далёкая радуга» и «Трудно быть богом» вызвали пристальное внимание партийного руководства к социологической линии в советской фантастике. Именно эту линию легче всего было исказить. Ефремов опасался: если «Долгая заря» выйдет в свет и привлечёт внимание критики, то плохо осведомлённое в литературе партийное начальство может принять какие-нибудь меры, губительные для молодых фантастов и фантастики в целом. Как лидер советской фантастики, Ефремов чувствовал немалую ответственность за высказанное слово. Процессы «оттепели» активно сворачивались, заставляли оглядываться. К тому же резко ухудшилось здоровье.

В 1966 году Ефремов получил глубочайший опыт умирания, тот самый, что освобождает от страха смерти. Позже духовные перспективы опыта умирания были осмыслены выдающимся психологом Станиславом Грофом. На тот же момент можно констатировать: состояния, приближающие Ефремова к порогу жизни, каждый раз оказывали на него трансформирующее влияние, раскрывали новое понимание мира, его не-конечности, безграничности. Ощущение смерти как предстоящего перехода на иную грань бытия давало возможность осмысливать вопросы, которые раньше по разным причинам оставались закрытыми, такие как проблема жертвы и искупления.

Июнь – «Узкое». Вновь, как десять лет назад, первые шаги после болезни давались необычайно тяжело. Ефремов гулял по тропинке – километр от крыльца и назад, не спеша, чтобы не сбить ритм сердечных ударов. С июля до октября – Лесной Городок. Мастер с трудом вживался в роман – в новом названии чудилось что-то роковое. Здоровье налаживалось медленно, так ещё никогда не бывало. Врачи запретили печатать, и новые страницы писались от руки; перепечатывала Таисия Иосифовна. Так были созданы первые главы. Дальше дело пошло снова с трудом.

Люди, однако, активно интересовались. Выстроилась очередь из желающих получить право публикации. И когда в марте 1968 года роман с тем самым изменённым в конечном итоге названием «Час Быка» был закончен, первым в ней оказался главный редактор журнала «Октябрь» Кочетов.

В начале мая его успел прочитать и высоко оценить Портнягин, на праздники приехавший в гости к Ефремовым.

К концу мая 1968 года «Часа Быка» был перепечатан начисто. Иван Антонович, как было обещано, отдал рукопись в «Октябрь», но главный редактор болел, а его заместитель Стариков убоялся и отверг роман.

На очереди стояли журналы «Москва» и «Знамя». Но к концу лета стало понятно, что они не рискнут взяться за публикацию. Август, ввод советских войск в Чехословакию… Все затаились в ожидании: каким теперь станет курс партии? Момент для публикации остро социального романа был явно неблагоприятным.

«Молодая гвардия», заявившая о готовности публикации, требовала снятия важных с точки зрения автора мест, на что Ефремов отвечал неизменно: пусть тогда лучше полежит. И прибавлял сквозь зубы: а то и ребёнка об пол!

Самым отважной оказалась верная Ефремову «Техника – молодёжи» в лице редактора Захарченко. Договорились, что роман с большими сокращениями будет печататься, начиная с десятого номера 1968 года. А пока Иван Антонович раздал для чтения машинописные экземпляры романа своим друзьям и коллегам-фантастам.

Сохранился восхищённый отзыв Евгения Брандиса:



Весной 1969 года Ефремов, отложив «Легенду о Таис», трудился над книжным вариантом «Часа Быка». Одновременно к нему поступает корректура книги старых рассказов и докторская диссертация одного из учеников.

Лишь в середине июля удалось закончить подготовку к печати. Ефремов опасался: если публикация не состоится, то на будущий год мало шансов – в год столетия Ленина почти вся бумага зарезервирована для юбилейных изданий. В итоге получилось наоборот: из типографии роман вышел почти год спустя, в июне 1970 года.

Публикация сопровождалась скандальными событиями и решение о возможном запрете принималось в итоге на уровне ЦК, где позиции Ефремова после личного с ним общения отстаивал Демичев. Суслов и Андропов, высказывавшиеся резко против романа, на тот момент не имели решающего голоса. Но ситуация оставалась шаткой и вскоре после смерти писателя «Час Быка» оказался в зоне «слепого пятна». Кое-где книгу изымали из библиотек или погружали в недра хранилищ, не рекомендовали к выдаче. Изданное в 70-е годы собрание сочинений не просто проигнорировало роман – о нём даже не было упомянуто в большой биографической статье. Книга переиздавалось до перестроечного времени лишь раз – в небольшом провинциальном издательстве.

В итоге имя Ефремова невольно стало ставиться в один ряд с именами известных диссидентов, а его позиция воспринималась сквозь призму этого социального явления. Ошибочность такого подхода, как и других попыток вписать Ефремова в те или иные идеологемы, безусловна. При этом мировоззрение мыслителя целостно и монолитно, полностью лишено компромиссов. Проблема идеологов всех мастей, тщащихся увидеть в Ефремове безусловного своего или столь же безусловного оппонента, в масштабности и многомерности этой фигуры и излагаемых им диалектических идей, лежащих далеко за рамками любых ограниченных представлений. Таков Иван Антонович был при жизни, таково его наследие остаётся и поныне.

Утопия против антиутопии

Час Быка – это самое тёмное время суток, когда на земле властвуют демоны. Два часа ночи – самое томительное время перед рассветом. Время кажущейся безысходности. Но именно – кажущейся…

«Час Быка» – алхимическая реторта Мастера, перенасыщенная идеями, соляной раствор такой концентрации, что, стоит глянуть пристально, оборачивается многомерными кристаллическими структурами. Всякий раз останавливаешься в недоумении: как сказать точнее, доходчивее?

4030 год. Восемь столетий прошло со времени событий «Туманности Андромеды». Совершено долгожданное – на основе старинного открытия Рен Боза найден способ мгновенного перемещения. Построены Звездолёты Прямого Луча (ЗПЛ), наступила новая Эра Встретившихся Рук (ЭВР). С Эпсилон Тукана налажена постоянная связь.

Но не торжество человеческого разума становится темой времени. ЗПЛ из созвездия Цефея случайно натыкается на обитаемую планету. Обитаемую людьми. Людьми, которые терпят невероятные лишения, но, несмотря на это, отказываются принять цефеян.

Полученная информация обрабатывается на Земле. Из древних архивов извлекаются сведения о бегстве с Земли трёх космических кораблей в самом начале Эры Мирового Воссоединения. Кораблей, унёсших в себе тех, кто отказался принять происходящие на родине перемены. Гибнущую планету называют Тормансом – планетой мучений. На Земле принимается решение о посылке разведывательно-спасательной экспедиции на ЗПЛ «Тёмное Пламя»…

Последний перед отлётом Совет Звездоплавания. Люди там, при всей мудрости и знании понятия не имеют, с чем придётся столкнуться экспедиции. Практические решения придётся принимать на месте экипажу, беря на себя последствия и всю ответственность за эти решения. Но задача со столькими неизвестными, что простая попытка смоделировать развитие событий упирается в глухую стену.



И ответ выскальзывает из рук…

Инферно и Стрела Аримана

Человек – наивысшее порождение природы, отрицающий её главный закон. Своим существованием он вносит во вселенную совершенно новое измерение. Это подготовлено всем предшествующим путём развития, и теперь прежние законы выполняют функцию торможения подобно тому, как мозг тормозит чувство, Совет Экономики тормозит безоглядную романтику различных проектов, а мудрый наставник притормаживает экспрессивные излияния ребёнка. Молодость сделала своё дело и превратилась в зрелость.

Инферно – ад, его суть – безысходность. Эволюция жизни на Земле как страшный путь горя и смерти – так её понял Ефремов, больше других имеющих право на подобные интерпретации. Мы вряд ли в полной мере можем представить бездну страдания возникшей миллиарды лет назад органической жизни. Слово «никогда» – символ безысходности – недаром очень часто встречается в произведениях Ефремова. Его борьба со временем и пространством, продолженная Олесем Бердником, вывела его в разряд хронофилософов. Теория инфернальности – это свод фактов и наблюдений за миллиардами лет естественного отбора. Человек же, как существо мыслящее, попал в двойное инферно – для тела и для души.

В неустроенном человеческом обществе природная закономерность достигает крайнего выражения. Двойное инферно превращается в так называемую Стрелу Аримана, бьющую только по лучшим. Разговаривая с диктатором планеты, Фай Родис старается объяснить суть Стрелы Аримана:



Что же остаётся уделом тех, кто вынужден существовать в навязанных условиях? Проблема искренности в отношениях к миру, доходящей в своих крайних проявлениях до юродивости, со времён Пушкина является ключевой для русской литературы. В произведениях Гоголя маска окончательно завладевает душой человека. Все романы Достоевского и Толстого – протест против демонического лицемерия масок. Вспомним и «Балладу о манекене» Высоцкого. Ефремов выступает продолжателем важнейшей традиции русской культуры, для которой первостепенное значение имеет поиск истины, борьба против лжи, утверждение надличностного смысла бытия.

Слово и тело

Первое, на что обращают внимание звездолётчики, – поразительно бедный язык тормансиан. Мы пользуемся языком автоматически, и может показаться, что языковое богатство второстепенно. Но как выразить любовь, если мало слов, которые её описывают? В то время как в ЭВР их «более пятисот, – ответила не задумываясь Родис, – триста – отмечающих оттенки страсти, и около полутора тысяч – описывающих человеческую красоту. А здесь, в книгах Торманса, я не нашла ничего, кроме убогих попыток описать, например, прекрасную любимую их бедным языком. Все получаются похожими, утрачивается поэзия, ощущение тупится монотонными повторениями».

И это неудивительно, ибо в бедной душе откуда богатство чувств?

В Древней Греции нашему «поцелуй» соответствовало восемь различных слов, нашему «любовь» – четыре вида любви. Обобщающее слово – важный этап развития языка, но оно должно не уничтожать разнообразие, а лишь вносить иерархию. Человек придумывает много слов для описания того, что его по-настоящему волнует. Мы можем наверняка утверждать, что эллинов волновали любовь и поцелуи. А нас с вами? Всегда существует и обратная связь. Богатые чувства немыслимы без умения их выразить. Иначе им просто не на чем обосноваться.

Подобно тому как «широта выбора генетических сочетаний обеспечивала бесконечность жизни без вырождения, то есть беспредельное восхождение человечества», многообразие словарного запаса обеспечивает и развивает тонкость переживаний. Выбор слов в ЭВР велик, но нет невротической болтовни, каждое слово веско и ценно, словно редкоземельный элемент.

Язык – своеобразная «тень» общества, потому что это главное средство общения. Насыщенная энергетичная жизнь людей ЭВР явилась твёрдым основанием для богатства и разнообразия языковых структур. Со временем происходило и обратное воздействие: языковой потенциал повышал и утоньшал впечатлительность, увеличивал осязаемость и ясность эмоциональной жизни, что влекло за собой обязательную необходимость ещё большего физического совершенства, дабы избежать ухода в мир собственных переживаний. Мощный здоровый организм никогда не позволит человеку потерять интерес к окружающему, это своеобразная антенна, принимающая всё усиливающийся поток сигналов – материал для эмоций. Так закольцованы в единый процесс вроде бы совершенно различные стороны жизни. Оттого неудивительно, что даже по сравнению с людьми «Туманности Андромеды» люди «Часа Быка» внешне ещё более совершенны. Это отчётливо показано на примере двух выдающихся женщин – Веды Конг и Фай Родис.

Фай Родис

Проблема вмешательства в процессы иного мира… Земляне, для которых ложь непереносима, оказываются в тупике. Они понимают, что вынуждены запрашивать разрешение на посадку у тех, кого так или иначе собираются лишить власти. Им отказывают. Возникают варианты.

Происходит первое столкновение Фай Родис и Чойо Чагаса, являющихся олицетворениями принципиально различных способов мировосприятия и, соответственно, отношения к людям, обществу и власти.

Заранее предполагающая отрицательный ответ, Фай Родис умело разыгрывает подготовленное представление. Её спутники только оказались перед фактом отказа, а она уже отводит лобовое неприятие давно забытыми дипломатическими трюками. Однако реакция щепетильных землян оказалась бурной. Выйти за пределы своего времени оказалось непросто даже для них. Мы видим эмоциональное неприятие малейшей лжи частью землян. Другие, кто сосредоточил своё внимание на цели, наоборот, поддержали поступок. Мента Кор сказала, что соотношение добра и зла абсолютно в мере, а не прямом сравнении. А это компетенция высшего разума, мудрости.

Фай Родис – уникальная женщина в мировой литературе. Ефремов доверил ей представлять человечество в невероятно сложной и деликатной миссии. Грубому ограниченному началу ян ноосферы Торманса в романе противопоставлено обаяние, такт и бездонная интуиция женственности начала инь. Это не случайно и с точки зрения развития всей нашей цивилизации имеет огромную важность. Именно с женщиной Ефремов связывал свои надежды на лучшее будущее. Высшая ступень классической йоги – раджа-йога. Это йога психической силы, непоколебимости внутреннего мира, полного самообладания, сочетающегося с высшим знанием и глубоким состраданием к несовершенному миру. Ефремов подчёркивал: Фай Родис – раджа-йог.

Она оказывается в мире, где женщина угнетена, что придаёт её действиям особый подтекст и напряжение. Нетрудно увидеть развитие событий, если бы переговоры велись Гриф Рифтом.

Чойо Чагас вынужден разговаривать с гостьей и терпеть её речи. Родис выступает в качестве давно подавленной атрофировавшейся совести диктатора. Фактически, разговаривая с ней, он разговаривает с тем высшим, что изначально закладывается в каждого человека и может быть выявлено в соответствующих условиях. И это его тревожит.

Абсолютная прямота и желание говорить только о сути рождают и первую фразу Фай при знакомстве с женой владыки: «Не обманывайте себя, – негромко сказала она, – вы, бесспорно, красивы, но прекраснее всех быть не можете, как и никто во вселенной. Оттенки красоты бесконечно различны – в этом богатство мира».

Вместе с тем землянка не стремится к превосходству, что не раз порождает невразумительные реакции. Янтре Яхах яростно обвиняет её в непристойности и соблазнении. Таков «Час Быка», где каждый эпизод – повод к размышлению. Чем определяется наличие непристойности – мнением окружающих или внутренней мотивацией?

Знакомство с Таэлем – шаг к людям Торманса. Умный «джи» сразу уловил сердцевинное: «Нечто нечеловеческое исходило от сияния её широко раскрытых зелёных глаз под прямой чертой бровей. Она смотрела как бы сквозь него в беспредельные, ей одной ведомые дали. Тормансианин сразу понял, что это дочь мира, не ограниченного одной планетой, открытого просторам вселенной».

Диктатор изо всех сил пытается раскачать невозмутимость гостьи, раз за разом одерживающей над ним победы в психологических поединках. Всякий раз его удар либо проваливается в пустоту, либо натыкается на стену высшего самообладания. Даже имея право первого хода (молчаливо предполагалось, что темы бесед выбирает он сам), Чойо Чагас вынужден кружить, как хищный зверь, в поисках уязвимой точки. Но эти попытки всё более раскрывают его самого…

Родис не играет с владыкой. Она неуязвима, потому что ей нечего таить, любую мысль она бесстрашно доводит до завершения. Она цельно проживает чувства, и особенно – сострадание к людям и желание им помогать. Наиболее открытого и чуткого – Таэля – такая цельность покоряет полностью, но… «сияющие, как у всех землян, сказочные зелёные очи жительницы Земли под внешней ласковостью таили непоколебимую отвагу и бдительность, стояли на страже её внутреннего мира». Фай пытается рассказать инженеру основы гендерной этики Земли: «Любовь у нас только в совместном пути. Иначе это лишь физическая страсть, которая реализуется и проходит, исполнив своё назначение. Периоды её бывают не часто, потому что требуют такого подъёма чувств и напряжения сил, что для неравного партнера представляют смертельную опасность».

Явление такой женщины поразило не только Таэля. Сам Чойо Чагас постепенно попадал под её обаяние и ничего не мог с этим поделать. Но, пытаясь остаться хозяином положения, совершил типическую для Торманса ошибку. «Не думаю, что эта холодная, весёлая и самонадеянная дочь Земли будет столь же хорошей любовницей, как моя Эр Во-Биа…» На самом деле физическая любовь такой женщины, как Родис, убила бы его ожогом нестерпимого наслаждения. Угадывать змеящиеся извивы желаний господина, льстить и ублажать его самолюбие – в этом неизменный рефрен патриархального взаимодействия мужчины и женщины. Сотворчество, дающее высшее наслаждение в эросе, недостижимо для искривлённой страсти к стяжательству. Но, несмотря ни на что, владыка очаровывается гостьей, так как речь идёт о тяге всякого человеческого существа к подлинно прекрасному. Особенно, когда речь идёт об эросе.

Чойо Чагас околдован не только внешностью Фай. Энергия бесстрашной чистоты её такта и обаяния мало-помалу проникла в тщательно скрываемые трещины его неизбежно ущербного внутреннего мира. В результате парадоксального взаимодействия этих энергий он придумал сложный компромисс, сочетающий, на его взгляд, интересы всех сторон. Он предложил Родис стать матерью своего ребёнка, утверждая, что сделает его наследником. Но компромиссы в любви невозможны. Проявление потайных струн души диктатора вызвало к жизни фундаментальное объяснение, лежащее далеко за рамками социологии или психологии личности: «Все предрассудки, стереотипы и присущий человеку консерватизм мышления властвуют над высшим человеком в государстве. Мысли, думы, мечты, идеи, образы накапливаются в человечестве и незримо присутствуют с нами, воздействуя тысячелетия на ряд поколений. Наряду со светлыми образами учителей, творцов красоты, рыцарей короля Артура или русских богатырей были созданы тёмной фантазией демоны-убийцы, сатанинские женщины и садисты. Существуя в виде закрепившихся клише, мысленных форм в ноосфере, они могли создавать не только галлюцинации, но порождать и реальные результаты, воздействуя через психику на поведение людей. Очистка ноосферы от лжи, садизма, маниакально-злобных идей стоила огромных трудов человечеству Земли. Здесь, у вас, я физически чувствую колючую ноосферу грубости и озлобления».

Мы видим ефремовское понимание ноосферы в её становлении. Главное для историка ЭВР – история духовных ценностей, процессы перестройки сознания и структура ноосферы.

Земляне знают о простой и ясной истине, гласящей: «В плохо устроенном обществе человек или должен развивать в себе крепкую, бесстрашную психику, служащую самозащитой, или, что бывает гораздо чаще, надеяться только на внешнюю опору – бога». Фай Родис констатирует: количество горя на Тормансе превосходит радость в пятнадцать – восемнадцать раз. Погружённость в искажённую реальность вызывает столь же искажённые реакции на мир, цели и критерии успеха.

На определённом этапе становится необходимой деятельность Серых Ангелов – это внутрисистемная попытка терапии, в то время как «Тёмное Пламя» – эмиссар сверхсистемы. Разговаривая с предводителем тайного общества, Фай Родис говорит о границах самого грубого воздействия, и это, являясь парафразом Живой Этики, имеет огромное значение: «Нельзя уничтожать зло механически. Никто не может сразу разобраться в оборотной стороне действия. Надо балансировать борьбу так, чтобы от столкновения противоположностей возникало движение к счастью, восхождение к добру».

Действительность и очевидность

Мы постоянно сталкиваемся с противоречием между действительностью и очевидностью. Вот сцена отлёта «Тёмного Пламени». Она в зародыше содержит всю противоречивость предстоящего и задаёт ритм повествованию. Ефремов раскрывает суть и значение возникшего недоумения среди провожающих:



Всё в мире взаимосвязано. Частное событие – аспект всей системы. Уметь прозревать сквозь покрывало майи – признак пробуждённости и свободы. «Нередкое совпадение при глубоком чувстве!» – восклицает Родис. Их будет много, таких совпадений. Знаменитая синхронистичность Юнга, которую невозможно объяснить, если не принять как факт заложенного в человеке потенциала третьей сигнальной системы.

Символ этого противоречия на Земле – отлёт «Тёмного Пламени – разворачивается на Тормансе чередой нестандартных ситуаций. Фактически оче-видность оказывается той поверхностной адаптацией, которая губила многие виды животных при изменении условий существования. Очевидность бросается в глаза, тащит по колее привычных реакций на давно знакомые вещи. Но вот резко меняется «точка сборки» – и старые наработки становятся камнем на шее, если человек вовремя не сбрасывает с себя их притягательную, но ложную простоту.

Ефремов, описывая восприятие землян местными, с точностью предвосхитил восприятие выписанного им мира нашими современниками.

Нередки упрёки к его персонажам в самомнении, бездушности, в лучшем случае –литературной непроявленности, – из-за отсутствия иронии, любовных и ранговых интриг. То, что автор прописал такую реакцию внутри романа и объяснил её корни, никоим образом не помогает понять себя таким людям, но просто игнорируется. Страсть заклеймить всё непохожее на него как ненатуральное и вредное аналогична культурной ограниченности прошлых веков. При этом происходит чёткий отбор Стрелы Аримана – отбрасывается всё, что структурирует человеческую индивидуальность, выстраивает её на пути к знанию и красоте. В романе наиболее контрастным оказался опыт Чеди Даан, поселившейся в семье «кжи».



Она попыталась сделать это в разговоре с Эвизой Танет. Свидетельницей беседы стала молодая тормансианка Цасор. И вот её реакция на великолепную Эвизу: «…почему она такая жёсткая, почему мало в ней любви и сострадания?»

Это потрясающая иллюстрация к современности. Цасор хороший человек, но даже в её восхищении остаётся место тяжёлой претензии. Казалось бы: как можно определить меру любви и сострадания в незнакомом человеке (раз) с экрана (два) буквально за несколько минут (три) его беседы с другим человеком (четыре)? да ещё заявлять об этом столь уверенно (пять)?

Лишь самому пройдя через рогатки таких обвинений, можно писать так тонко… Данный краткий фрагмент – автобиографичен, как и многое другое в романе.

О холодности землянок говорят и мужчины Торманса, принимая уравновешенность и сдержанность за отчуждённость, а достоинство за высокомерие.

Такое восприятие проходит через весь роман, и всюду подтверждается эзотерическая формула, известная Ефремову из рериховского наследия: «Не успеют люди прозвать йога суровым и холодным, как он неожиданно совершает действие истинной любви и сострадания».

Но как тяжко переводить бессознательное в сознание, а действительность – в очевидность!

Однозначность и панорамность картин ноосферного коммунизма, показанных тормансианам, исключали обман и потрясли даже олигархов. В мире Ефремова почти за семь тысяч лет до этого фараон Хафра со столь же смешанными чувствами слушал повествование Баурджеда. Ефремов, однако, размыкает кольцо времени. Мир к пятому тысячелетию изменился. Искусственность величия владык высветилась перед всеми с предельной ясностью. Но борьба за действительность – борьба с Матрицей, и она непроста.

Эрос

Ефремов понимал значение эроса и без ханжества писал об этом. В наше время лицемерное умалчивание сменилось порнографией, следовательно, с точки зрения подъёма из инферно ничего не изменилось. Происходящее на основе хилой психофизики, это приводит к искусственности и бесконтрольности переживаний, с одной стороны, и гендерным извращениям, с другой стороны.

Для землян всё просто: «Надо научиться быть хозяином своего тела, не подавляя желаний и не подчиняясь им до распущенности». Но у тормансиан это вызывает лишь недоумение: «Разве можно регулировать любовь и страсть?»

Им, даже образованным, неимоверно тяжело воспринимать диалектические формулировки гостей с Земли. Для чёрно-белого мира богатство красок – всегда отвлечённость или фантазия. Эвиза Танет в своём выступлении перед врачами старается изо всех сил, чтобы добиться понимания, но краткого результата достигает лишь её женственный артистизм.

Гимн несчастной любви – «Евгений Онегин». Но Пушкин – выдающийся реалист. Описывая состояние Татьяны, он краток и исчерпывающе точен в оценке генезиса её чувства к Онегину: «Пришла пора, она влюбилась». А вот драматизация несчастных любовей взрослыми людьми – признак незрелости, и Ефремов это показывает недвусмысленно.

Эвиза говорит о начальном сексуальном знакомстве каждой пары. Будет или необходимая разрядка, или родится длительное чувство. Но это возможно при условии здоровья, поэтому для нашего времени этика такого уровня в массовом масштабе недоступна, не работает точно так же, как (об этом сказано в «Лезвии бритвы») не пришло ещё время возвращения эллинского отношения к обнажённости. Иначе – профанация, выхолощенность. Следует заметить, что индийские любовные наставления поощряли добрачный секс, но только прежде указывали всенепременно обсудить некоторые вопросы – и их было несколько десятков! Философия, экономика, политика, искусство, религия, литература…

Вопрос ревности куда более насущный, и он поднимается во всех произведениях писателя. «Ревнует – значит любит». Расхожая истина, растиражированная миллионократно. Что может быть привычнее и… нелепее? Казалось бы – так всё просто. Тёмная страсть порабощает, изматывает душу, откуда же на фоне липкого стяжания взяться любви?

«Высшее счастье человека всегда на краю его сил»…

Экология природы и души

Сравнительно небольшая часть посвящена нарушенной экологии Торманса. Чёткие описания гибнущей природы, сделанные рукой профессионала, – и всего лишь пара-тройка советов по исправлению положения. Это не случайно.

Планета погибает не сама по себе, её истощение – следствие деятельности людей. Именно в людях кроются все подлинные причины несчастья. Восстановление экологического равновесия на планете не может происходить механически, должны измениться предпосылки нарушений. Центр проблемы – катастрофа нравственная. Недаром Торманс сравнивается с пепелищем опустошённых душ, где «мораль в зависимости от обстоятельств диктуется свыше», а «учёный тех времён казался глухим эмоционально; обогащённый эмоциями художник – невежественным до слепоты».

Ефремов, однако, пишет про духовные устои, скрытые у цивилизованного человека в подсознании и сверхсознании, противопоставляя обрядоверию сознательную ответственность.

Экология души – прежде всего прерогатива искусства. Земляне и здесь сталкиваются со Стрелой Аримана. Инфернальное искусство, помимо прочих несообразностей, гораздо больше говорит о плохом, чем о хорошем и добром.

Патологические характеры на страницах бестселлеров, мода на дробный психологизм, акцент на теневых сторонах личности. В лабиринтах фрейдовского натурализма и фасетчатой надэмоциональной абстрактности все светлые черты – цельные по своей природе – чудовищно опошлились, низведённые до примитивности инстинкта моллюска.

Человек, атакованный со всех сторон деструктивными изображениями, преподносимыми в качестве «последней правды», оказался морально подавлен, деморализован в буквальном смысле этого слова. Зло в условиях стихийного общества всегда рельефнее и убедительнее. Но, механически отражая действительность, такое искусство создаёт порочный круг, замыкая текущий момент и усугубляя его беспрестанным воспроизводством отжившего. Иные требования предъявлял к искусству Ефремов, и сам в романе неуклонно следовал своим же критериям – дать выход, показать пути становления плодотворного характера или целого общества.

Вера и мера

Испорченная психология и генетика не смущает землян. Они понимают, что здоровые гены существовали миллионы лет. Динамика же психических процессов – отнюдь не намертво отлитые сущности. Координировать эти процессы достаточно легко при помощи воспитания и упражнений, если есть осмысленная понятная цель. Однако при отсутствии веры в лучшее будущее цель теряется, последним прибежищем человека становится сектантская вера в сверхъестественное. Человек заговаривает самого себя, бессмысленно повторяя шаблонные формулы, перемещает всю свою энергию в самые поверхностные слои психики. Тогда малейшее сомнение в принятой им формуле спасения становится невозможно, потому что это обнажает глубочайшую опустошённость.

От силы и качества устремления к общему благу зависят индивидуальные силы и духовный уровень человека. Таэль идёт этим путём, имея перед собой живой критерий соизмеримости. Фай Родис, сама напряжённо ищущая ответы, поняла, что для выхода из инферно важнее не вера, а мера. И неудивительно, что эмоциональная убеждённость Чеди Даан послужила прообразом для изображения на картине Фай именно веры, а напряжённая мудрая сосредоточенность олицетворённой меры вызвала к жизни автопортрет. Но нет одного без другого. Ничего нет более могучего, чем люди, соединённые доверием, пишет Ефремов. Вера, о которой здесь говорится, неотделима от знания. Убеждённость в собственной компетентности может возникнуть только вследствие глубокого знания своих возможностей, иначе это незрелая и опасная эйфория, которую жизнь обрушит, отяготив и озлобив человека. Доверие к другому – следствие общности целей и убеждений, умение видеть и понимать всего человека, а не одну-две поверхностные черты. А мера – соль любого момента, любой ситуации, любого поступка. Мера – свидетельство мудрости.

Три шага к познанию

Ефремов утверждал первостепенную роль творческой фантазии. Насыщение ноосферы светлыми образами – ступень на пути к выходу из инферно. «За ней последовала вторая ступень – совершенствование самого человека, и третья – преображение жизни общества. Так создались три первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила фантазия».

Конечно, речь идёт не об отвлечённом, бездеятельном фантазировании а-ля Манилов. Мечта учёного или художника окрыляет, окутывает резкие грани безжалостного мира чарующей дымкой таящихся возможностей, заставляет понимать, что современное положение вещей не окончательно, что потенциал будущего не исчерпан. Ефремов постоянно показывает недостаточность зацикливания на текущем моменте. Фотографический, буквальный реализм бесплоден, как и всякая зеркальная симметрия. Поэтому важное композиционное значение имеет в романе храм времени.

Отрешение, сосредоточение, познание – три шага к подлинному познанию, к мудрости.

Всякое недоумение может быть разрешено исключительно познанием – это одно из центральных представлений философии ЭВР. Но познание многолико и работает со временем, с процессами, а не статическими состояниями. Как можно говорить о судьбе человека, ничего не зная о нём и его семье? Как можно говорить о судьбе страны, не зная её прошлого? Как можно говорить о судьбе человечества, не зная путей эволюции?

Всё должно иметь свою цель, всякое достижение не самоценно, но имеет значение лишь по отношению к работе на общее благо. Вот почему Фай Родис отказывает высокопоставленному «змееносцу», желающему узнать тайну долгой жизни.

Наука

Характерно, что Ефремов, сам будучи замечательным учёным и посвятивший науке будущего столько вдохновенных строк, вкладывает в уста своих героев совершенно особое объяснение роли науки в обществе. Постоянно сталкиваясь с самомнением и косностью в учёном мире, он понимал, что наука должна претерпеть кардинальные изменения, чтобы в полной мере соответствовать своему должному образу. Такая позиция – не противоречие, а твёрдое понимание меры.

Устами Вир Норина излагается замечательная идея: никогда нам не выйти в большой космос, пока не откроем космос внутри себя. Мы не поймём беспредельность мира, пока внутри нас конечность, закапсулированность, транслируя во внешний мир свой внутренний опыт. Вир Норин поражает тормансианских учёных, которые убеждены, что эти вещи никак не связаны, что психологические установки учёного – вообще табуированная тема, не подлежащая обсуждению, дескать, это личное дело, а вот то, что делается в науке, – это дело общественное, и это они готовы обсуждать.

Здесь корни онтологической диалектики ефремовского будущего. Страсть запада к «объективности» и абстракцкиям доводит любое исследование до такой стерильности, что всё живое загибается, разъятое на фрагменты в полной уверенности, что целое есть механическая сумма частей. И это проявляется во всех сторонах жизни.

Каждый миф несёт потенциалы плодотворного воплощения. Но он же ставит и жёсткие блоки на пути познания. Поэтому многовековая и мозаичная в пространстве гирлянда «образов мира» (та самая необходимая для историка структура ноосферы) – не музейный гербарий и не сгусток взаимоисключающих конфессий, но связка ключей, дабы входить во все двери истории разума и везде быть рачительным хозяином, а не крестоносцем.



Разговаривая через несколько дней с самоуверенными физиками, Вир Норин сознательно сбивает спесь с зарвавшихся интеллектуалов, используя ещё более резкие формулировки.

Этот поразительный вызов науке не раз приводил в смущение читателей кажущейся непоследовательностью. Но противоречие мнимо, оно очевидно, но не-действительно. Отношение к науке своего времени писатель скопировал в роман, говоря о науке тормансианской. Помимо чисто эмоциональных личных моментов, писатель понимал, что наука – лишь один из путей познания мира. Человек, неспособный понимать мир без дорогостоящих экспериментов и стерильных лабораторий, не может помочь в гуманном обустройстве жизни. Умение наблюдать и тонко чувствовать окружающее – основа для овладения любой специальностью.

Лишь в конце Вир Норин говорит о том, о чём надо было, судя по всему, говорить с самого начала – об изменениях психологии мировосприятия, от которого зависит выбор целей, средств исследования и готовность осознавать те или иные факты. Он проводит прямую аналогию между психофизической мощью познающего и возможностью составить адекватную картину мироздания. Есть определённый рубеж познания, для преодоления коего требуются особые условия. Экстравертное исследование, характерное для западной науки, должно быть дополнено интроспективным методом востока. Это не отвлечённость, но овладение гигантскими ресурсами психики.

Ефремов подчёркивает: естественное пробуждение третьей сигнальной системы возможно только до кондиционирования человека системой устоявшихся взглядов – то есть Матрицей, мифом. А дальше человек ведёт жизнь дваждырождённого (вспоминается роман Д.В. Морозова «Дваждырождённые»), глядя в суть вещей и процессов, буквально реализуя знаменитый призыв Козьмы Пруткова зрить в корень.

Бодхисаттвы

Человек, подвластный Матрице, не может противостоять злу. Условиям Торманса земляне должны противопоставить невиданное там качество духовного развития. Но столкновение духа и крови всегда трагично.

Заглянем внутрь маленькой группы землян с планеты счастья и радости, вслушаемся в пульсацию их сердец и вибрацию нервов. Попытаемся постичь глубину инфернальных мучений, в которую они погрузились.

Попытаемся представить себя и на месте тормансиан. Для них эти борения чистых сердец, принявших в себя яд отравленной жизни, были таинственной эзотерикой, тем апокрифом, который смогли бы понять лишь единицы из них.





Люди ЭВР подобны воплощению своей власти над косной материей – ЗПЛ. Они глядят в сердцевину, им видна скрытая за кулисами времени развязка.



Сомнения Гриф Рифта далеки от страха или презрения к низшей жизни. Он потерял любимую женщину и, полюбив «женщину, которую невозможно было не любить», понял, что потеряет и её тоже. И не только он, вся мудрая и устроенная Земля потеряет её. И не поможет ни великое знание, ни беззаветная преданность, ни самая пламенная любовь. Нельзя безнаказанно пройти через инферно. В этой фразе – и добровольное принятие закона жертвы, и запрет на возмездие, и тяжкое сомнение в смысле окружающего мира, убивающего своих лучших детей.

Но – только знающие могут выбирать свои пути.

Трое землян погибли, пытаясь уйти от обезумевшей толпы. Хотя могли рассеять или уничтожить нападавших…

«Руководясь достойными намерениями, я смею всё…», – так Фай обозначает максиму земной этики. Фактически это парафраз известной формулы: «Возлюби Бога и делай, что хочешь».

«Вы? – с безмерным удивлением прошептала Чеди. – За что?»

Молодая социологиня с фиалковыми глазами оказалась погружена в самые непредсказуемые слои инферно, где беда приходит случайно и является привычной. Но нравственная высота девушки столь велика, что убийца вызывает в ней лишь глубочайшее горестное удивление. Самоубийство Шотшека, ощутившего непереносимые по чистоте вибрации духа, показывает Ефремова знатоком, приобщённым к высшим загадкам бытия. Только человек, понимающий ослепительную силу света, мог так описать звериные мучения прикоснувшегося к этому свету абсолютно неподготовленного существа. На Востоке сказали бы, что мгновенная карма Шотшека есть результат его покушения на святое.

В жарком споре перед высадкой Тор Лик напоминает, что действительные изменения должны исходить не извне, а изнутри. Любые жертвы будут напрасными, если внутри испорченной системы не созреют семена истины. Человек отзовётся только на то, что будет созвучно ему самому. Но вдруг человек деструктивен изначально, на чём порой так настаивают? Однако, –



Речь о легко проверяемых фактах, которые совершенно игнорируются теми, кто хотел бы представить человека невротиком, таящим бездны маниакальных импульсов. Подобное знание может стать опорой в запутанном мире своевольного индивидуализма. Но может – не значит будет… «Диалектический парадокс заключается в том, что для построения коммунистического общества необходимо развитие индивидуальности, но не индивидуализма каждого человека».

Толпу отчуждённых людей непросто преобразить в коллектив единомышленников. Разрыв между толпой и властью непросто заполнить. Для начала необходимы «опорные столбы», возвышающиеся над плоской системой безжизненных механических отношений. Для борьбы с системой надо создавать людей высокой психофизиологической тренировки, безвредных в своём могуществе.

Но могущество не означает неуязвимости...

Судьба мессии

Если человек из сауны отправится на мороз, то он рискует физическим здоровьем. Если композитор пойдёт на стройку, где жуткие звуки молотов, пил и моторов заменят ему виолончель, рояль или арфу, он рискует здоровьем психическим. Но если честный и добрый человек идёт увещевать бандитов и отморозков, то он рискует жизнью.

Вир Норин, изумляясь нечеловеческим условиям в местных больницах, ёмко обобщает причины существующего положения дел:



И, несмотря на это, он добровольно включается в карму планеты, ответив на любовь тормансианской девушки Сю-Ан-Те (прообразом её послужила Таисия Иосифовна). Хотя, как раздумывала Фай Родис, по закону внезапных поворотов это может быть по-своему логично у неодолимых преград.

Земляне стали катализаторами медленно назревавших событий и невольно пробудили защитные механизмы, свойственные всякой системе. И в этом тоже была своя предсказуемая, но неотвратимая диалектика. Врачуя планету от нравственной чумы, они были защищены от заражения своей моральной чистотой и знанием. Они знали меру, и сострадание их было действенно. Но весь смысл миссии заставил их сознательно нарушить известную истину, что «никакие условия, мольбы и договоры с бандитами невозможны». Из-за этого они остались уязвимы физически, и система лжи, предательства и невежества нанесла свой главный ответный удар…

Земляне стали вестниками Великого Кольца, разомкнувшими инфернальную опухоль Торманса энергией сверхсистемы. Любопытно и то, что именно в приобщении (причащении) к новой энергии фактически увидел писатель путь для тормансиан. И мы должны понимать: или Ефремов наивный человек, полагающий, что можно за краткий период организовать революцию в столь гипнабельном обществе с развитым карательно-репрессивным аппаратом; или же он – провидец, знающий мощь потока, идущего сверху. Всё, что известно об этом человеке, затрудняет принятие первой версии.

Фай погибла, запретив мстить за себя.

Нельзя безнаказанно пройти через инферно.



Космология нуля

Ефремовский космос биполярен. Это сложная перепластованная спиральная структура: вселенная – антивселенная. Светлый мир Шакти, в котором мы живём; Тамас – мир энтропии, остановки всяческого движения. Но что-то происходит и там. Эти миры связаны: энергия взаимопроникает. Между Шакти и Тамасом – нуль-пространство.

Уловить текучую границу нуль-пространства, проскользить на гребне волны между Сциллой Шакти и Харибдой Тамаса – значит, постичь сердце мира и слиться с ним. Человек тоже, подобно ЗПЛ, должен находить баланс сил, и тогда вся вселенная будет ему доступна.

Истина всегда находится в середине. Проблема лишь в том, чтобы отыскать эту середину. Движение не прекращается ни на секунду, координаты нечётки. Исчезающе зыбкое «настоящее» оказывается единственной реальностью, в которой мы существуем, сдавленные омертвелой громадой прошлого и призрачной бездной будущего. Это тоже своеобразное нуль-пространство.

Показательно отличие между европейской и индийской математикой: в Европе не было нуля. Отношение к нулю как чему-то отвратительному долго преследовало европейское сознание. Арабское слово «нуль» – «сыфр» – несколько веков было ругательством. Пустота, ничто – в этом для европейца таилось нечто сатанинское. Прямолинейное бесконечное увеличение количества – вот математически выраженная европейская идея прогресса, а также накопления духовной благодати и приближения к недостижимой величине – бесконечности, Богу. Однако, так как в рамках бесконечности любая конечная величина стремится к исчезновению, то приближение к Богу всегда может оказаться фиктивным и оставляет сомнение и тревогу.

В Индии изобрели нуль. В Китае сначала не было числовой записи нуля, но существовала категория, которая вполне может быть к нему отнесена. Основу китайской философии составляет качание и вечное перемещение Инь-Ян, двух полюсов мира: пассивности и активности, на балансе которых находится путь каждого из нас в этом мире, то есть Дао.

Таким образом, изобретённое Ефремовым нуль-пространство является космологическим Дао, соединяющим полярности.

Последствия для принятия идеи нуля были для восточного сознания колоссальны. Если истина в нуле, а микрокосм есть макрокосм, то любая часть нуля является нулём же. Человек, входя в это состояние, становится равен Вселенной и гипотетически может стяжать всю её мощь. Он, находясь в покое, становится центром спирального мироздания, закручивает вокруг себя ураган сил. Это основа восточной психофизики. Если мы выбираем европейскую парадигму познания, то идём путём наращивания вокруг себя бесконечного количества протезов, разрывая структуру окружающего мира и идя «против течения, сила которого всё возрастает».

Асимметрия геликоидального сдвига

Уникальна ефремовская идея об асимметрии геликоидального сдвига и методике косых врезов в равновесные системы противоположных сил. Речь не только об исследовании, но и о воздействии. Можно понять это как обязательное исследование всякого факта в контексте системы. Косой врез означает учитывание живой иерархической связи, преодоление идеи равенства как математического тождества; также асимметрию, придаваемую временем. Ответ не должен быть симметричен вопросу, потому что тогда диалог окажется формально исчерпан, едва начавшись, и схлопнется; содержательно же – и не начнётся вовсе. Но сложная нелинейная система не замирает, она ежемгновенно меняет конфигурации элементов и сущностно верный ответ во времени будет меняться, а формально верный – приведёт к ошибке. До определённого момента можно редуцировать, создавая модели с простыми обратными связями, но подлинное решение проблемы – это всегда выход за пределы качающегося маятника. Превышение полномочий вмешательства как утеря меры при действии, основанном на формальном моделировании – суть Стрелы Аримана. Время меняет параметры, всякая проблема должна решаться не абстрактно, будучи изолирована от реальности в сознании субъекта действия, но в самой жизни. И это будет отражением высшей структуры макрокосма – системы Шакти/Тамас, которая также нелинейна.

Космология гендера

Ефремовский космос гендерно ориентирован. Связь между Шакти и Тамасом, сознанием и бессознательным – зыбкая и неустойчивая. Но обмен энергией непрерывен: стекание энергии в воронки чёрных дыр как осаживание в подсознание опыта жизненного пути, квазары как полные энергии архетипы, побуждающие к действию и структурирующие его. Тамас тут и эквивалент юнговской Тени.

В психологии ЭВР важно преодолеть анимальную, теневую сущность психики – так же, как много раньше в «Туманности Андромеды» океаны очищаются от кровожадных хищников. Океан – это не только буквально понятая экосистема. Ефремову целью был человек, и его художественные приёмы сообразны цели. Океан – символическое отображение бессознательного. Это различные проявления морфологически единого подхода.

Тень-Тамас должна быть выведена под свет сознания не только интровертно, но и экстравертно. Интровертно она почти преодолена, что следует из примечательной фразы Вир Норина: «Мы стали выше богов Индии». Ясно, что речь идёт не о мифическом сверхмогуществе, но о преодолении архетипов-богов, ведущих людей по тысячелетним сценариям мифопроекций подобно инстинктам у животного. Вырваться из-под их власти, но исключительно путём их осознанного осветления и трансформации – цель, вплотную подводящая к богочеловечеству.

Технологическое освоение Тамаса тоже неизбежно, но попытка может быть катастрофична. Недаром в хронологии ефремовского мира стоит странная многовековая пауза между проведения Тибетского опыта и полётом первого ЗПЛ. Дело не в технологиях, дело в той же максиме, что используется ещё в ЭВК относительно третьей сигнальной системы – она притормаживается искусственно, чтобы люди не сгорали от избыточной эйдетики. Ефремов писал о мудрости и умении ждать или выбирать другой путь, не ломиться прямолинейно. Получается, что проект ЗПЛ потребовал уравновесить новую сверхтехнологию соответствующим человеческим фактором – то есть активным массовым включением способностей Прямого Луча (СПЛ), что резко делать было нельзя.

В итоге всё шло по дао-ориентированному принципу: время не уходит, время приходит. Техно-гуманитарный баланс был успешно соблюдён и трансформирован в гуманитарно-технический, когда готовность предваряет способность. Но для подхода к Тамасу стало необходимо совершить следующий шаг в развитии самого человека – до-трансмутировать остатки линейного, поверхностного восприятия мироздания. В ЭВР идёт осознанное противостояние анимальной сущности, т.е. извечной власти архетипов, и безграничья ноосферы вселенной. Фактически речь идёт о последнем бастионе Матрицы.

Человек, преодолевший Матрицу, – бодхисаттва, он вне Тени. И его внимание – это уже не луч избирательного внимания, рождающий тень, но сфера света. Это квантовый мир, выведенный на макроуровень. Ефремов закладывает, подобно Платону, вехи перспективного осмысления, творя открытую и развивающуюся вселенную.

Побудем немного неоплатониками, вступим в диалог с Мастером.

Люди без внутренней Тени словно из планет становятся звёздами, источниками непрерывного света, это лучистое человечество. Сама рефлексия для таких людей-звёзд будет не векторной, аналитической, а континуальной, обнимающей. Точка зрения атомарного Я уступит место дуге или сфере зрения соборного Мы. Это Чаша и Клинок, переложенные в иную систему. Мы снова приходим к гендеру и наступающей эпохе женщины. Следует отметить, что для Торманса эту роль сыграли люди, ещё обусловленные внешним физическим пространством-временем и лишь находящиеся в процессе его преодоления. Данная тема детально рассмотрена в работе современной исследовательницы Е. Б. Егоровой.

Тамас – последняя загадка человечества Земли, всего Великого Кольца. Все, кто осваивают Тамас, – махатмы. И они покидают Великое Кольцо – чтобы осуществлять дальнейшую эволюцию в Великой Спирали. Поэтому никто из сверхцивилизаций не использует ЗПЛ до Тибетского опыта и не прилетает на Землю. Разумеется, существует некий «нулевой» зазор, и какое-то время такие контакты происходят, но без явного нарушения техно-гуманитарного баланса.

В астрологии, интерес к которой был у Ефремова не случаен, есть метафора самопознания как прохождении светлой и тёмной стороны Луны, Селены и Лилит. Луна символизирует женское начало. Тёмная сторона – Лилит – невидимая, не выведенная на свет сознания, и потому разрушительная.

Человек, пройдя до конца тёмную сторону Луны как внутри себя (Тень), так и снаружи (Тамас), завершает Кольцо и размыкает его. Само название Великое Кольцо о том, что необходимо сделать в познании круг и разомкнуть его, выйти за пределы cвета и тени, и уйти в духовный ультрафиолет лучистого человечества.

Тамас – женщина. Эпоха женщины должна реализовать себя полностью – объять женские глубины, осветлить их, сделать осознанными. Вот в чём значение освоения Тамаса.

В эзотерике не мужчина, но женщина психически оплодотворяет мужчину, являясь активным началом (особенно ясно об этом пишет Е. И. Рерих). Прямая параллель проводится к необычному на первый взгляд утверждению Ефремова об активности женского начала. Ведь активная Шакти – это ян рядом с инертным Тамасом, но это ещё и женская энергия внутри Шивы. Янская противоположность тамаса в индуизме – раджас, а вовсе не шакти. Такие вещи случайно не пишутся. Ефремову важно было подчеркнуть женственность вселенной. Единое тело Шакти/Тамаса – сознание и бессознательное женщины. Ефремовская вселенная – София Премудрая, гипотетическая четвёртая ипостась в трудах последователей исихазма – имяславцев Серебряного века. Свидетельств того, что Ефремов интересовался православной философией, нет, но знаменитую книгу Роберта Грейвса «Белая Богиня» он изучал. Все позднейшие представления о роли женщины в мироздании – лишь развитие идеи Великой Богини матрицентрических цивилизаций.

Нуль-пространство здесь – ось мира, аналог мужчины, вокруг которого женщина-вселенная ведёт свой тантрический танец. ЗПЛ – ещё и обживание вселенной самой себя, включение энергии анимуса. ЗПЛ и СПЛ актуализируют анимус Софии – Матери Мира. Осветляют его, что является моментом вселенской индивидуации, необходимой перед освоением и осветлением Тамаса. Следует отметить: эра Водолея заканчивается во время действия «Часа Быка», сменяясь иньской эрой Козерога и это может означать как раз вышеописанный процесс. Вероятно, к концу её должен произойти квантовый переход за пределы биологии. К состоянию космотворчества, зашифрованному в посланиях из центра Галактики – ведь недаром Ефремов описывает «пульсирующие шаровидные тысячегранники» и «психические воплощения мыслящих существ, пожелавших остаться не распознанными даже для приемников Великого Кольца».

Неполнота определений такого рода и их взаимоперетекание неизбежно и поэтично, так бывает всегда, когда слово пытается схватить и определить, сфотографировать положение вещей и процессов. «Мысль изречённая есть ложь». Это функция второй сигнальной системы, и наша беда и слава. В этом корпускулярно-волновой дуализм – именно дуализм – сказанного слова. Противоположности конвертируется одна в другую столь же быстро, как подъём и опускание волны, которые лишь стороны одного процесса движения масс воды. Но слово как выражение мысли о великом и торжественном – даёт энергию радости и познания, следовательно, необходимо! Таков был сам мыслитель, это завещал он и своим читателям.

В романе пишется о необходимости развития третьей сигнальной системы, экстрасенсорики, а в рамках вербальной коммуникации – о ненужности сверхтщательных определений. Во времени они превращаются в свою противоположность. Поэтому диалектика предельно конкретна, в этом её сложность, зависимость от использующего её силу человека, и... вечное неувядание.

История будущего и Калачакра

Иван Антонович знал, что 1972 год станет нижним пиком периода упадка психических и физических сил для обитателей Земли. Это следовало из хранящейся в его архиве диаграммы, основанной на данных Н. К. Рериха. Также согласно ей, в 1942 г. происходила последняя битва, ознаменовавшая конец Кали-Юги. В 1944 г. началась Агни-Юга, которая должна продлится 2160 лет. Становится понятно, что время действия романа не просто так приходится аккурат на время завершения Агни-Юги (и практически одновременно – эры Водолея). Но не будем забегать вперёд. Тем более, что название юги и сроки явно неканоничны.

В архиве Ефремова хранятся два листка: «Расчёт тибетских лет для «Часа Быка»» и «Хронология (общая с «Туманностью…»)». В своём стремлении проникнуть за горы времени писатель концентрировался на ближайших пятидесяти годах и одновременно смотрел далеко вперёд.

По расчётам писателя, Эра Разобщённого (в черновике – Расщеплённого) Мира, которую сейчас проживает Земля, а вместе с ней «Век смятения и голода», должны закончиться в чёрном цикле XVII-го круга, между 2035 и 2046 гг.

Как же видит Ефремов будущее Земли?

С 2047 г. начинается Эра Мирового Воссоединения: Век Союза Стран, Век Разных Языков, Век Борьбы за Энергию, Век Общего Языка. Века не подразумевают столетий, это условное название.

В Эре Общего Труда (начало в 2287 г.) чередуются Века Упрощения Вещей, Переустройства, Первого Достатка, Звёздного Космоса.

Эра Великого Кольца (начало в 2826 г.) состоит из Веков (Подобия? – неразб.) Разума, Великого Взлёта, Беспредельности и Тибетского Опыта, начавшегося в 408 г. ЭВК (3234 г.) и продлившегося полтысячелетия.

Эра Встретившихся Рук (с 3700 г.): Век Раскрытия Пространства, Век Прямого Луча, Век Свободных Встреч. События «Часа Быка» на Тормансе, согласно этим записям, произошли в 4030 г., пролога и эпилога – приблизительно в 4160 г.

Немало этих дат упомянуто в тексте романа, будучи закодировано в иное летосчисление – календарь Калачакры («Колесо Времени»). Время делится на 60-летние круги, каждый из которых состоит из 12-летних циклов, олицетворяющих стихию, обозначаемую определённым цветом. Каждому году 12-летнего цикла соответствует своё животное. Знатоком Калачакры был Юрий Николаевич Рерих, с которым у Ефремова было минимум три встречи.

А. И. Константинов составил таблицу, точность которой подтвердилась позже записями самого Ивана Антоновича:

XVI круг, белый (железный) цикл 1963–1974 гг.
XVI круг, чёрный (водяной) цикл 1975–1986 гг.
XVII круг, синий (дерев.) цикл 1987–1998 гг.
XVII круг, красный (огневой) цикл 1999–2010 гг.
XVII круг окончится в 2046 г.

Из беседы звездолётчиц с Фай Родис о земной истории мы узнаём, что:

– Мистицизм распространился на Земле в синем цикле семнадцатого круга (1987 г.).
– Великое сражение Запада и Востока, или битва Мары, было в год красной или огненной курицы семнадцатого круга и продолжалось до года красного тигра (2005–2010 гг.).
– ЭРМ кончилась в чёрном цикле семнадцатого круга (2035–2046 гг.)
– События на Тормансе происходят в год синей лошади пятьдесят первого круга (4030 г.)

Даты перехода к ЭМВ могут показаться произвольными, но неожиданно находят необычное подтверждение. В последнее десятилетие появилась теория сингулярной точки эволюции, разрабатываемая прежде всего физиком-эволюционистом А. Д. Пановым и антропологом А. П. Назаретяном. Эмпирически обнаружена закономерность последовательного сжатия витков эволюционной спирали, приводящая миллиардолетний конус развития к точке омега как раз к середине ХХI века.

Отдельная строфа – «Битва Мары». Мара – демон иллюзий и сновиденией, искушавший Будду перед его просветлением путём создания всякого рода миражей. Говоря иначе: виртуальных образов. Но ведь именно начало нашего века совпало с расцветом цифровой эпохи, виртуальных миров, переходящих в элементы дополненной реальности. Что это, как не искушение подменить свою истинную природу, поддаться гипнозу навязываемых иллюзорных пространств? Восток и Запад здесь предстают не столько географическими регионами, сколько способами взаимодействия с миром, вложенными в человека – путём наращивания внешних манипуляторов, протезов-гаджетов, либо идя узкой тропой психофизического самосовершенствования, полноты раскрытия духовного, чувственного и интеллектуального потенциала. И выбор этот сродни судьбоносному призыву древних эллинов познать самого себя, только зависит от него не персональная судьба, а судьба всей земной цивилизации.

Судьба же Ивана Антоновича – быть безусловным классиком, то есть – актуальным во всякую эпоху, раскрываться от новых прочтений и приложений к конкретным реалиям. «Час Быка» – квинтэссенция ефремовской судьбы, выводящая её за рамки частной жизни и пространственно-временных ограничений. Ефремов сын своей эпохи и всегда будет стоять за ХХ век и Советский Союз, представлять их на выставке достижений веков и цивилизаций. Но всегда будет и преодолевать их, выходя за пределы подобно титанам Возрождения, Пушкину или Ломоносову.

---

¹ И. А. Ефремов. Час Быка. – М.: Престиж Бук, 2020. – С. 524–574.
² По свидетельству Ольги Ерёминой, соответствующие записи И. А. Ефремова, которые ей показывала Т. И. Ефремова, датированы 1952 годом (прим. редактора сайта).