Хронотоп в романе И. А. Ефремова «Лезвие бритвы»


О. А. Ерёмина

Роман Ивана Антоновича Ефремова «Лезвие бритвы» чрезвычайно объёмен и многопланов. Увы, в советское время литературоведы не жаловали произведения Ефремова. Исключения составляют Евгений Павлович Брандис, который вместе с Владимиром Ивановичем Дмитревским написал книгу «Через горы времени» (она вышла до издания романа «Лезвие бритвы») и Анатолий Фёдорович Бритиков, автор монографии «Русский советский научно-фантастический роман» (1970), в котором исследовались образцы фантастики. «Лезвие бритвы» в целом к фантастике не принадлежит, хотя содержит в себе фантастические допущения (видения охотника, необычные свойства серого камня). Назвать это произведение в полной мере реалистическим романом тоже нельзя, потому как действие советской части романа хотя и происходит в реальных городах – Москве, Ленинграде, но носит отпечаток как бы нереалистичности – или высшего реализма, его квинтэссенции, так как героями выбраны люди необыкновенные, лучшие представители своего времени.

В девяностые годы филологи кинулись изучать литературу эмиграции и русского зарубежья, и всё, что касалось советского времени, было забыто. Ныне, при сокращении преподавателей литературы в университетах и литературоведов в целом, при общем упадке финансирования культуры, трудно надеяться на философское освоение наследия советской литературы официальными кафедрами.

«Лезвие бритвы» сам Ефремов определял как экспериментальный роман. Роман, в котором много нового. Современный нам читатель, привыкший к клиповому мышлению и калейдоскопу событий, называет как главную особенность романа лекционные куски и порой вообще не читает их. А современники создания романа именно в этих лекционных частях видели суть произведения, его главное содержание.

Я предлагаю посмотреть на роман через призму хронотопа – термина, обоснованного для литературы Михаилом Михайловичем Бахтиным в работе «Формы времени и хронотопа в романе. Очерки исторической поэтики»1. Данная статья не претендует на исчерпывающее освещение проблемы. Это только первый шаг, первая попытка наметить путь исследования экспериментального романа Ефремова.

Бахтин понимает хронотоп как формально-содержательную категорию литературы: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе — «времяпространство»)». Бахтин говорит о слиянии пространственных и временных примет в целом, о жанровой особенности произведений, которая определяется именно хронотопом, о влиянии хронотопа на образ героя. Бахтин выделяет несколько ведущих хронотопов в литературе в целом: хронотопы встречи, дороги, гостиной-салона, провинциального городка, хронотоп порога – кризиса, перелома, важного изменения в жизни.

Как проявляются эти хронотопы в романе «Лезвие бритвы»? Каковы их особенности?

Пролог романа – события на выставке самоцветов А. К. Денисова-Уральского – это хронотоп встречи. Встреча геологов Ивернева и Анерта, разговор о «серых камнях», образ мальчика Вани – самого Ефремова (автор с первых абзацев выступает как действующее лицо) – и точная временная привязка: 5 марта 1916 года, которая создаёт ощущение подлинности, чуть ли не документальности рассказанного.

Образ «серых камней» станет сюжетным стержнем, которые сначала незримо, а потом явно соединит все три части романа: русскую, итальянскую, индийскую. Однако после пролога «серые камни» надолго исчезают из поля зрения читателя, чтобы возникнуть после самым неожиданным образом в итальянской части и ленинградском сюжете.

Второй хронотоп, который включает первую часть «Корни гнева», – это хронотоп порога. Порог здесь появляется как полная смена жизни и деятельности главного героя романа – Ивана Гирина. Главный врач госпиталя, человек опытный и знающий жизнь, внезапно оказывается в странном положении: его демобилизовывают, снимают с заведования госпиталем и вызывают в Москву для научной работы. Прибыв в Москву, Гирин не может узнать, кто и зачем его вызвал. Не сразу герой понимает, что стал пешкой в чьей-то игре, затем ищет себе работу.

Вырванный из прежней устойчивой жизни, оказавшись на новом месте, Гирин обращается к корням – к обязательству, данному другу, и к воспоминаниям о юности.

Историю с Анной можно назвать вставной новеллой – она не касается основного сюжета произведения, но помогает понять характер и особенности мировоззрения главного героя. Обретённая в итоге статуя станет ключом к новой, важнейшей для Гирина встрече.

В этой вставной новелле – хронотоп дороги: в пути, на переправе (тема порога, кризиса, изменения), Гирин встречает крестьянку Нюшку с прекрасным голосом – Анну, которая станет женой и натурщицей друга.

Сочетание пролога (1916 год) и вызова в Москву (1961 год) сразу создаёт временной интервал, который дополняется событиями 1933 года. Возникает трезвучие, в котором вновь звучит хронотоп встречи – но не с живым человеком, а со статуей Анны, и через эту встречу сразу оживают и образ Анны, и образ погибшего друга – скульптора Пронина, звучит лейтмотив романа – тема очищения от невольного греха (Анна – бег по росе, Тата – раскаяние и уход, Тилоттама – страдания и тантра).

На первых же страницах – ещё одна временная зарубка-камертон: Великая Отечественная война. Анна погибла в 1941 году при обороне Москвы, Пронин погиб в сорок пятом. Сам Гирин служил военным врачом.

Николай Смирнов назвал Ефремова хронофилософом. В «Лезвии бритвы» время сразу предстаёт перед нами не линейным, а объёмным, герой свободно путешествует во времени – своём личном, общекультурном (культурологическом – «Молот ведьм», сцена в библиотеке) и даже антропологически-мировом (опыты с охотником Селезнёвым).

Таким образом, время героя властно вторгается в жизнь читателя – ведь его жизнь тоже связана с событиями эпохи, и это позволяет во многом синхронизировать миры автора, главного героя и читателя, включает последнего в контекст происходящего.

Анализируя литературу XIX века, М. М. Бахтин называет важной её составляющей хронотоп гостиной-салона – точки притяжения, места, куда приходят, где встречаются не в пути, а одномоментно самые разные люди, где происходят разговоры, в диалогах рождается новая мысль или выкристаллизовывается общественное мнение.

В «Лезвии бритвы» этот хронотоп тоже появляется – но в трансформированном виде: иное время задаёт новый камертон. Гостиная-салон предстаёт перед нами в виде лаборатории Гирина, куда приходят разные люди: друзья в поисках врача, испытуемые (Селезнёв), где обсуждают текущие вопросы лаборанты. Второй образ гостиной-салона – это квартира геолога Андреева. Туда приходят – Гирин в поисках дружеской поддержки, Ивернев за помощью, гости – чтобы вместе посмотреть выступление гимнасток, там вспоминают экспедиционные приключения, обсуждают насущные проблемы научного сообщества и высказывают свои мнения о красоте. Nретий образ – это дом Евгении Сергеевны, матери Мстислава Ивернева. Во время празднования помолвки сына она говорит Тате так: «У нас принято, <…> когда собираемся, рассказывать новости науки. Ведь вся среда кругом учёная, хоть и разных наук…»

Акцент смещён на науку – и это совершенно соответствует стремлению советской молодёжи того времени к научному творчеству. Архитектурным символом той эпохи стало здание МГУ на Ленинских горах. Как образы из книг Тургенева в своё время формировали образы людей, так образы, показанные Ефремовым, стали образцами для подражания, усилили тенденцию к познанию мира через науку.

Три «инкарнации» гостиной-салона – научная лаборатория и личные квартиры учёных, в гости к которым приходят друзья, – приобретают «полноту своего значения как место пересечения пространственных и временных рядов романа».

Вернёмся к хронотопу дороги.

Бахтин пишет: «Встречи в романе обычно происходят на «дороге». «Дорога» — преимущественное место случайных встреч. На дороге («большой дороге») пересекаются в одной временной и пространственной точке пространственные и временные пути многоразличнейших людей — представителей всех сословий, состояний, вероисповеданий, национальностей, возрастов. Здесь могут случайно встретиться те, кто нормально разъединён социальной иерархией и пространственной далью, здесь могут возникнуть любые контрасты, столкнуться и переплестись различные судьбы. Здесь своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней, осложняясь и конкретизуясь социальными дистанциями, которые здесь преодолеваются. Это точка завязывания и место совершения событий».

В московских главах романа нет прямого, буквального странствия, когда герой вышел из дома и идёт по дороге. Но, по существу, Гирин в Москве находится в странствии: он, давно не бывавший в столице, проходит своеобразный квест, посещает самые разные места и учреждения. В этом смысле можно говорить о хронотопе дороги применительно ко всему роману, тогда верными будут слова Бахтина о том, что для раскрытия идеи дорога должна проходить именно по своей родной стране. Так «раскрывается и показывается социально-историческое многообразие этой родной страны».

Гирин последовательно оказывается в мастерских художников, на художественной выставке и в лекционном зале ЦДХ, в рядовой поликлинике и в больнице, в кабинете директора научного института, в квартирах пациентов (учёного, лётчика) и друзей (Андреева, Симы), на улицах города, на берегу летней Истры и в весеннем Крыму, который словно бы является продолжением Москвы – таким мгновенным кажется временной сдвиг. Крымские страницы – словно инкрустация на серебре.

Это перемещение героев и в то же время читателей связано с углублением времени действия и цикличным расширением пространства: в орбиту хронотопа включается Сибирь – и её жители – сейчас и 30 лет назад, когда там путешествовал молодой Андреев, и события русско-японской войны 1904 года, связанные с историей семьи Серафимы Металиной, и организация, стоящая за спиной шпиона Вильфрида Дерагази.

С опытами, в которых принял участие охотник Селезнёв, хронотоп расширяется пульсирующе – образы доисторического мира становятся реальными.

Из типичных хронотопов, которые описал Бахтин, в романе не появляется хронотоп провинциального городка. Этот образ подразумевает создание образа маленького человека. У Ефремова же всё крупно. Его герои – из реальности, они узнаваемы, но одновременно это лучшие люди своего времени.

Василий Головачёв в своих романах использует понятие «хроносрез». Это предмет наподобие картины, который является остановившимся мгновением времени. В него можно войти – и действовать в той реальности, которая замерла на изображении.

Мне хотелось бы в дополнение к понятию хронотопа ввести в литературоведение понятие хроносреза – факта, отсылки, упоминания, которое является как бы гиперссылкой и способно скачком увеличить пространство хронотопа. Внимание читателя цепляется за это понятие, он начинает искать дополнительную информацию – в словарях, в библиотеках, сейчас – в сети, и расширяет свой кругозор и тем самым – своё личное пространство знания.

Такими хроносрезами, на мой взгляд, в романе являются упоминания картин Николая Рериха, Зинаиды Серебряковой, стихотворений Шкапской, поэмы Цветаевой, балета «Эгле, королева ужей», Гарун-аль-Рашида, зелёного чая и многих других вещей: когда любимые герои говорят об этом, а ты первый раз слышишь эти названия, хочется приобщиться к их миру, узнать подробнее, что это такое.

Заканчивается московская часть реальным путешествием Гирина с женой в Индию на симпозиум: учёный-неудачник, который вынужден был пойти работать в лабораторию младшим научным сотрудником, получает приглашение на мероприятие мирового уровня и достойно участвует в нём, получив признание не только мирового научного сообщества, но и признание хранителей древнего знания Индии. Вначале Гирин одинок, в разводе с женой, – в конце романа женат на красивой и гармонично развитой молодой женщине. Перед нами история Золушки, транспонированная на образ мужчины.

Первичный хронотоп порога, кризиса, перелома благодаря хронотопу дороги переходит в рост, развитие, преодоление и разрешается созданием нового прочного канала служения людям.

Завершая своё исследование «Формы времени и хронотопа в романе…», Бахтин пишет: «…всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов».

Человек нового времени не случайно не соотносится с хронотопом провинциального городка. Это человек, живущий не сиюминутными маленькими заботами. Его кругозор включает в себя всю историю Земли и человечества, всё пространство Земли, все богатство эмоций человеческих, всю широту и мощь познания.

Хронотопы порога – встречи – дороги связаны с созидательным, героическим пафосом романа «Лезвие бритвы».

Октябрь 2023


1 М. М. Бахтин. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худож. лит., 1975. — С.234–407.