О фильме «Доживём до понедельника»
Алексей Афанасьев
Кто не видит вещим окомглуби трёх тысячелетий,
тот в невежестве глубоком
день за днём живёт на свете
(И. В. Гёте)
Это не вранье, не небылица:
Видели другие, видел я,
Как в ручную глупую синицу
Превратить пытались журавля...
Чтоб ему не видеть синей дали
И не отрываться от земли,
Грубо журавля окольцевали
И в журнал отметку занесли!
Спрятали в шкафу, связали крылья
Белой птице счастья моего,
Чтоб она дышала теплой пылью
И не замышляла ничего...
Но недаром птица в небе крепла!
Дураки остались в дураках...
Сломанная клетка...
Кучка пепла...
А журавлик -
снова в облаках!
(Г. Полонский)
Он - учитель истории, многие годы проработавший в школе, умница, интеллигент, разносторонне образованный и преданный делу человек. И в то же время печальный знанием жизни - не только своей личной жизни, но жизни многих поколений - как историк, одинокий в своей печали среди окружающей суеты. Она - молодая учительница английского, только пришедшая в школу, его бывшая ученица, влюблённая в него. Они - их пятнадцатилетние ученики, только подступающие к порогу взрослой жизни. И другие они - "словесница" и остальные учителя. Все сошлись в одном месте и времени - трёх днях школьной жизни, чтобы показать нам сплетение сомнений, чаяний и надежд эпохи.
В аннотациях пишут: "Один из лучших советских фильмов о школе, о сложных взаимоотношениях учеников и педагогов, о том, как важно встретить в жизни настоящего Учителя". Другие добавляют: культовый фильм конца 60-х.
Художественный фильм "Доживём до понедельника" был снят на "Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького". Однако вызвал в своё время не детский резонанс.
С одной стороны, у фильма прекрасная судьба - популярность у зрителей, призы кинофестивалей, премии авторам и актёрам.
С другой - как рассказывают, готовый фильм полгода не решались выпускать, долго и трудно согласуя в инстанциях, а на одном из просмотров какой-то крупный чиновник сказал: "Вот вам среда и почва чешских событий". Это был 1968 год. Картину якобы спасло то, что он был показан на даче кого-то из высших руководителей государства и понравился кому-то из их детей.
Далее фильм участвовал в VI Московском Международном кинофестивале, получив "Золотой приз", тем самым окончательно состоявшись и завоевав признание - и зрительское, и официальное. По опросу журнала "Советский экран" картина была признана фильмом года. А в 1970 г., по инициативе Всесоюзного съезда учителей, создатели были награждены Государственной премией СССР.
Сейчас сложно судить о реальной подоплёке тех или иных событий - ныне только ленивый не записался в диссиденты и не объявил себя борцом с советской властью, "тоталитаризмом", "системой", теперь все - воины света, изнемогавшие в тяжкой борьбе с силами тьмы. Остаётся только удивляться - чего же картины иных борцов не сходили с экранов кинотеатров и телевизоров, а сами они отнюдь не пилили лес в солнечном Коми или других столь же обильных климатом местностях, а вовсе даже наоборот, вели жизнь вполне успешных и добропорядочных буржуа? И сами они смогли состояться именно здесь - на пересечении всех противоречий своей эпохи.
Однако, если вчитаться в рассказы о создании тех или иных картин, оказывается, что дело было несколько иначе, "борьба сил света и тьмы" оказывается отнюдь не каким-то осознанным идейным противостоянием сущностных принципов бытия или политических лагерей, а заурядными закулисными интригами, карманными кукишами, подножками завидующих и конкурирующих за тёплые места, бюрократическими перестраховками, глупостью и догматизмом, а в общем - пошлостью мещанской духоты, для которой идеология плакатных лозунгов была не более чем обёрткой, скрывавшей вполне известные и отнюдь не новые явления и отношения, воспроизводящиеся в той или иной конкретной форме в любом ныне существующем обществе. Которые в конечном итоге и сожрали общество, называвшееся советским.
И фильм это состояние пошлой духоты отразил. Мягко, без разрывания тельняшек на груди и яростного бичевания, без вынесения окончательных и не подлежащих обжалованию приговоров. Хотя и не без некоторой доли карикатурности, почти неразличимой. Великолепно изображена суета в учительской, рельефно выделены персонажи, даже эпизодические, создающие и подчёркивающие фон происходящего: глупый и самодовольный пошляк физкультурник; примечателен эпизод с учительницей начальных классов, делающей грубейшие речевые ошибки, неловкие для грамотного человека и совершенно недопустимые для учителя. Но, конечно, самый яркий отрицательный образ воплотился в одном из главных персонажей, олицетворяющем собой зажатого, догматичного, некритичного и авторитарного человека - "словеснице" Светлане Михайловне. Авторы фильма "попали в яблочко" - мне приходилось слышать от учившихся в 60-е годы, что она "ну точно наша учительница", от манеры поведения до причёски. Впрочем, такие, наверное, были и до, и после - в этом образе воплотился учитель таким, каким он быть не должен, надзиратель, а не учитель, пробуждающий в памяти словечко "старорежимный". Человек, не помогающий ученикам и не со-трудничающий с ними, а противостоящий им, возвышающийся над ними и тщательно подчёркивающий границу и знаки своего возвышения. Ограниченный совершенно человек. Впрочем, человек несчастный, страдающий, не умеющий жить полнокровно, погрязший в своём обывательстве и защищающийся от мира своей жёсткостью и нетерпимостью.
Полной противоположностью таким надзирателям выступает учитель-историк Илья Семенович Мельников. Наверное многим в свои школьные годы хотелось бы учиться именно у такого учителя - знающего свой предмет, любящего своих учеников, принципиального в отношениях с ними, но и готового вступиться за них, порой совершающего ошибки, но готового их признавать и исправлять, который не только учит, но и сам учится. Он не позволяет панибратства, однако дистанция между ним и ребятами - это дистанция взаимного уважения, а не отчуждения и подспудной вражды, высоты знания и опыта, а не высокомерия.
И ещё один тип учителя - Наталья Сергеевна, сама почти что вчерашняя школьница, только пришедшая в школу после института. С одной стороны - у неё ещё нет опыта и неизбежны ошибки, а с другой - она человек уже другого поколения, гораздо более близкий старшеклассникам по возрасту и психологии, чем старшие коллеги, ещё не отделённая от ребят барьером условностей и не окостеневшая в скорлупе своего образа, ещё полная сил и надежд молодости.
Один из самых важных моментов картины - конфликт "старого режима" в лице Светланы Михайловны и мира молодых - учеников-девятиклассников. Сочинение на тему "Моё представление о счастье" неожиданно оказалось экзаменом - и для учеников, и для учителей. Живая откровенность юности не вписалась в "рамочки" и привела к цепочке последствий, заставив раскрыться всех участников .
Особенно интересно, что эти события разделили не только взрослых, но самих ребят: кто-то написал честно и искренне, а кто-то выбрал тему поспокойнее и написал "как надо". Персонажи учеников обозначены тоже весьма характерно: вроде бы ничем не выделяющийся романтик и поэт Генка Шестопал; первая красавица класса Рита Черкасова; тихая, но неожиданно смелая Надя Огарышева; модный и - как сейчас бы сказали - "продвинутый" Костя Батищев, "красивый парень в таких джинсах, какие в конце 60-x могли достать и натянуть на себя немногие", - так описал его сценарист Георгий Полонский, переработавший впоследствии сценарий в одноимённую фильму повесть. Небольшая, но очень многозначительная характеристика.
Последний персонаж по-своему интересен - хотя это никак и не указано явно, но в нём угадывается представитель тогдашней если не "золотой молодёжи", то слоя выше среднего. Деловитый, острый на язык, внешне словно попавший из фильмов 80-х - настолько его облик выглядит непривычно среди одетых в обычную невзрачную форму одноклассников. Невольно напрашивается желание мысленно развить образ во времени: легко представить такого Батищева с дипломатом вышагивающего к подъезду какого-нибудь министерства, делающего карьеру и выстраивающего сеть связей с подобными ему "нужными людьми". Этакий совковый яппи. В фильме 1968 года водораздел между романтиками и циниками-прагматиками только осторожно намечен. Сегодня одни отрезаны от других непреодолимым горным хребтом выше Гималаев. Не угадывается ли в героях нынешних телеэкранов и густо пожелтевшей прессы - лощёных наездниках членовозов - тот выросший и "приподнявшийся" Батищев?
Сюжет картины построен так, что сразу сложно однозначно выделить доминирующую линию, чья тема основная: Мельникова или ребят? Если сперва внимание обращено на Мельникова, то тут же оно переключается на класс, его новую учительницу, и опять на Мельникова, и снова на ребят, эпизоды чередуются, следуют как бы параллельно, иной раз, как кажется, вне связи между собой, создавая тем самым несколько смысловых уровней.
Один, как было отмечено выше - отношения учеников и учителей, столкновение через них с окружающей "взрослой" реальностью, отношения между самими учениками.
Другой - умный, чуткий и интеллигентный человек в этой реальности.
Внешне, может быть, даже кажущийся отстранённым и холодным, он перед нами предстаёт в период кризиса и сомнений. Сперва может создаться впечатление, что это только лишь следствие личной неустроенности уже немолодого и одинокого человека, живущего со старушкой-матерью и который к тому же не может определиться в своих отношениях с молодой девушкой, годящейся ему в дочери. Но тогда бы это была просто драма маленького человека, предмет для лирики текущих по холодному осеннему городскому лику слёз дождей, сквозь которые светящиеся в ранней темноте окна кажутся такими чужими.
Однако есть люди, которые остро чувствуют переплетение нитей ткани своего личного бытия с полотном бытия мирового. Которые осознают себя не только как членов житейского кружка собственного быта, но как участников грандиозного во времени и пространстве процесса становления человечества, не мыслящие себя вне соотнесения с ним.
Есть старая притча о строительстве Шартрского собора. Некий человек спросил одного из каменщиков:
- Что ты делаешь?
Тот буркнул:
- Камни обтёсываю.
Другой ответил:
- Зарабатываю семье на пропитание.
Третий же отряхнул руки, оглядел стройку и сказал:
- Я строю Шартрский собор.
Успешность человека в жизни определяется не званиями, должностями или материальным положением, а именно вот этим пониманием своего места в общей картине, соразмерностью себя и соответствием своих дел задачам, целям и путям развития наибольшей сознаваемой общности, которые воспринимаются как свои личные.
Здесь уместно вспомнить слова А. де Сент-Экзюпери: "Жизнь духа начинается там, где сущность единства осознается выше компонентов, его составляющих".
Именно в таком духе нужно понимать высказывания о примате общественного над личным. Ведь общество - это одна из таких масштабных структур, с которой может личность соотноситься и соизмеряться. Собственно, для человека это и самая значимая структура, ибо понять человека может только человек и дела человеческие направлены на людей и соотносятся всегда с людьми.
Многие противники коммунизма воспринимают подобные утверждения как призывы к растворению личности, подавлению индивидуальности, превращению человека в муравья, всецело и слепо подчинённого муравейнику и не имеющего личных желаний и интересов. Хотя по сути это как раз идеал фашизма, а не коммунизма. Они, смотрящие через призму своей эгоцентричности и мелкого корыстолюбия, не выходящего за рамки их житейского опыта, не понимают, что личное вполне может быть масштабов, выходящих за рамки отдельно взятого домовладения с его хозяином, деревни, города или даже страны, а то и планеты. Вспомним каменщика: "Я строю собор". Для кого тот каменщик строил собор? Для себя? Для людей, которые будут в него ходить, которые будут им любоваться и ещё столетия спустя - то есть для общества? Да пускай даже для себя, или пускай даже для общества - если его личное со-направлено с личным множества других людей, кому от этого плохо? Личное при этом не аннигилируется и не растворяется, а взаимно усиливается.
Поэтому, кстати, так важно стремление в космос. Личное восприятие субъективно, оно не способно охватить всю Вселенную, однако чем шире сознание, чем большие масштабы воспринимает, тем лучше понимается значение и сущность связей в структурах меньших масштабов, включаемых в то большее, тем самым кажущееся случайным и хаотичным оказывается закономерным - чем обретает осмысленность. Имеющее же смысл имеет направления, пути следования и цель этого пути. Через это же лучше понимаются и место и связи самой личности, а тем самым личность обретает своё "я". Чем резче мы видим эти связи, тем резче и отточенней становится и наша индивидуальность. Круг замыкается.
Чувствование своей связи с тканью мира в той или иной степени присуще, наверное, каждому человеку. В низших, профанических проявлениях, оно выражается, например, в тяге к конспирологии, любви к чтиву в жанре политического детектива, самозабвенном участии во всяких масонских ложах, странных сектах, "политологических" "аналитических группах", участники которых взахлёб на виртуальных картах играют в геополитические шахматы и упиваются своей сопричастностью "великому" - конечно же, мнимой. В высших же фазах это даёт тех, кого называют Махатмами, Учителями, а наивное неразвитое сознание обожествляет - как Будду или Христа.
Впрочем, надо сделать примечание, что человека как муравья, как часть массы, понимают не только фашисты, но многие из тех, кто называет себя коммунистами - а по сути извращающих понятие коммунизма. Таких как Мао, Пол Пот, да и у нас, к сожалению, извращённое понимание отношений личного и общественного дало идеологическую почву для сталинизма и опору демагогии государственно-партийной бюрократии последующих лет, благодаря которым самые светлые идеалы и стремления оказались выхолощены и втоптаны в грязь.
Мельников как раз такой человек, остро чувствующий связь своей складки полотна со всей материей. Думаю, не зря и не случайно Полонский сделал его историком. В центральном для картины диалоге с директором школы Мельников говорит: "История - наука, которая делает человека гражданином". Именно история даёт человеку понимание и обобщение опыта всего человечества на протяжении его существования, показывает множество пространственно-временных связей в обществе, даёт им мастшаб и протяжённость в объёме - не только как опыт современников, но и предшественников, тем самым объединяя человечество в единую непрерывную целостность. А это даёт ту саму меру, с которой может и должен сотносить себя человек, даёт вИдение собора, а не только отдельных камней.
Рефлексия прошлого опыта - необходимое условие действий в будущем, через сознание она меняет действительность - и в сфере мысли, и буквальную физическую реальность. Писатель Александр Лазаревич так написал: "История - это не просто беспристрастное описание прошлого. Она способна менять наше восприятие действительности, восприятие меняет наше поведение, а значит и наше будущее. Утверждение о том, что бытие определяет сознание правильно, но неполно - от сознания идет множество обратных связей к бытию".
Илья Семенович пытается научить своих учеников сознавать эти связи, видеть историческую картину, выходя за рамки своего ограниченного и обусловленного данностями конкретных условий жизни индивидуального опыта. Примечательна его речь о лейтенанте Шмидте на уроке во время возникшей дискуссии с ребятами. Фразы из этого диалога стали крылатыми: "То и дело слышу: Жорес не учёл, Герцен не сумел, Толстой недопонял. Словно в истории орудовала компания двоечников", "Пятнадцать строчек [в учебнике]. От большинства людей остаётся только тире между двумя датами".
Но такой человек и острее чувствует всю необустроенность жизни, напряжённость иррационального в поведении и отношениях между людьми, основанную на неведении, предрассудках, слепо воспроизодимых штампах, корысти, мелочном эгоизме, пронизывающих всё и вся, нежелании людей понимать очевидное. Причём ему морально приходится тяжелее, чем прочим - ведь он видит не только отдельные поступки и события, а систему в сцеплении многих связующих звеньев, и чем масштабнее осознание, тем тяжелее наваливается безысходность, усталость и разочарование.
Вряд ли авторы фильма именно так это формулировали и осознавали, может быть сам герой картины своё видение и ощущения выразил бы в совсем других словах, но думаю, что смысл витал в воздухе, в весенней - ещё - атмосфере шестидесятых. Ведь подъём самосознания, изменение акцентов в восприятии себя и своих отношений с окружающим был пафосом самых значительных событий тех лет в мире. Наша "оттепель" - одна из граней этой всеобщей тектонической подвижки в мышлении. Как только не называют разные аспекты этого явления - тут можно вспомнить и "детей цветов" - хиппи, и "студенческие революции", и "психоделическую революцию", и взрыв интереса к восточным интроспективным практикам, ввёдший в обиход слова "йога" и "медитация".
Интересно, что приблизительно в то же время, что создавался фильм, учёный и писатель Иван Ефремов работал над романом "Час Быка", в котором обозначил острые проблемы общества и возможные пути развития. В одном из диалогов говорится "у нас на Земле история - важнейшая отрасль знаний, наука наук". В другом месте он пишет: "Очень трудна работа историка, особенно когда ученые стали заниматься главным - историей духовных ценностей, процессом перестройки сознания и структурой ноосферы - суммы созданных человеком знаний, искусства и мечты". Такое понимание истории и главного в ней пронизывает всё произведение и оно созвучно пониманию Мельникова.
То есть, в персонаже Мельникова воплотился не случайный и волюнтаристский авторский замысел этакого чудака не от мира сего, а само веяние времени, то над чем думали самые разные, возможно в быту совершенно далёкие друг от друга, мыслители. Ведь в уста героев автор вкладывает своё наболевшее, выстраданное и в этом смысле Мельников в какой-то мере альтер эго самого Полонского (который к тому же какое-то время был учителем в школе). Но кинофильм - это коллективное произведение, и образ персонажа слагается и из размышлений сценариста, и видения режиссёра, и понимания и игры роли актёром. А успех фильма у зрителя говорит о том, что авторы попали в точку, собрав, выразив в картине витавшее в возудухе.
В "Часе Быка" в одном из эпизодов учитель-историк размышляет над тем, что ему нужно объяснить ученикам: "Учитель знал - после молчания последуют вопросы, тем более пытливые, чем сильнее задела молодых людей обрисованная им историческая картина. И, ожидая их, он старался угадать, что больше всего заинтересовало учеников сегодня, что могло остаться непонятным... Пожалуй, психология людей в трудные эпохи перехода от низших общественных форм к высшим, когда вера в благородство и честность человека, в его светлое будущее разъедалась нагромождением лжи, бессмысленной жестокости и страха. Сомнения обезоруживали борцов за преобразование мира или делали людей равнодушными ко всему, ленивыми циниками. Как понять чудовищные массовые психозы в конце ЭРМ - Эры Разобщенного Мира, приводившие к уничтожению культуры и избиению лучших? Молодые люди ЭВР - Эры Встретившихся Рук - безмерно далеки от всего, что связано с истерически напряженной нервозностью и страхами прошлых времен..." А в другом месте, развивая концепцию инфернальности, пишет: "...важнейшее психологическое обстоятельство древних эпох - отсутствие выбора. Точнее, выбор, столь осложненный общественным неустройством, что всякая попытка преодоления обстоятельств вырастала в морально-психологический кризис или в серьезную физическую опасность". "Древние эпохи" и "Эра Разобщённого Мира" - это наше время. Через пару-тройку тысяч лет разница между концом шестидесятых годов XX и концом нулевых XXI века будет исчезающе незаметна.
Состояние Мельникова - это как раз кризис сомнений и бессилия, усталости от непрекращающегося противостояния с безверием и ложью, жестокостью и страхом, непониманием и слепотой. Которые начинаются не в высоких кабинетах и не на трибунах, не на страницах официозов, но обретают там законченную форму, сливаясь воедино из множества маленьких страхов и обманов, глупостей и жестокостей, корыстей и самолюбий, пошлостей и мещанской узости, возращаясь обратно обществу усиленными всей мощью государственных машин, порождая новые страхи и ложь - подобно тому, как "заводится" усилитель с замкнувшимся на вход выходом, выдавая в динамики непереносимый рёв и свист.
Коллеги частенько ужасающе ограничены и приземлены, любимый ученик оказался заурядным карьеристом, словно живым примером тщеты усилий, учебники - переписаны в угоду очередной генеральной линии, словно в насмешку над учителями, которые должны становиться соучастниками новой лжи и не моргнув глазом, как будто ничего и не произошло, рассказывать ученикам нечто иное, чем говорили только вчера - тем самым научая лицемерию и цинизму, обесценивая знание и идеалы. Личное смыкается с общественным, завершая один из круговоротов зла.
Несмотря на прошедшие десятилетия, фильм всё так же смотрится на одном дыхании, остаётся актуальным, хотя и сменились все декорации окружающей жизни. Потому что авторы ухватили то вневременное, что остаётся насущным и для последующих поколений. Конечно, вероятно настанут времена, когда он станет лишь артефактом ушедших дней и наглядным пособием по исторической психологии, не имеющим почти ничего общего с окружающей жизнью даже в том вневременном. Но, полагаю, случится это не скоро.
Однако, за декорациями 60-х, мы в контексте нынешних реалий можем увидеть нечто знакомое, близкое нам не только непреходящим духом, но кое в чём и - вроде бы сиюминутной - буквой злобы дня.
Разговор с директором отсылает зрителя и к относительно недавно для героев закончившейся сталинской эпохе, и к делам их современности: только вроде бы недавно был развенчан "культ личности", а уже подоспело снятие Хрущёва, и не успела толком засохнуть типографская краска на газетах и учебниках с одними портретами и славословиями, как уже вертятся колёса печатных станков, выдавая на гора новые, перекраивая историю в соответствии с очередным единственно верным курсом и единственно правильными трактовками.
- А ты подумал, кем я тебя заменю?
- Замени собой. Один факультет кончали.
- Как же ты меня допускаешь преподавать, калечить юные души? У меня "эластичные взгляды", я легко перестраиваюсь, "свежая газета" для меня - "последнее слово науки"... Это твои слова?
- Мои.
- "Мо-ои"... Ох брат, мне от тебя житья не было. Историк! Я завхоз, Илья... Вот достану новое оборудование - радуюсь. Выбью кондиционеры - горжусь!
<...>
- Да, Илья, уважать тебя можно, а любить - трудно.
- Ладно, не люби меня. Дай отпуск!
- Не дам! На покой захотелось? Честность свою холить? А другие пусть строят. Построим - пожалуйте, Илья Семёнович! А ведь ты руки не подашь. Скажешь, замарали руки-то, пока строили.
- Смотря чем замараешь. А то и не подам.
- Вот-вот, весь ты тут. Эх, Илья! Принципами - не пообедаешь, не поправишь здоровье, не согреешься...
- А принципы не шашлык, не витамин B12, не грелка. Некоторые чудаки ради них жертвуют обедом. Бывает плата и подороже. В сорок первом под Вязьмой мы с тобой это хорошо понимали.
История - наука, которая делает человека гражданином. Так?
- Ну так.
- Вот, учебник этого года. Этого!
- Оставь, Илья! Жизнь не стоит на месте.
- А ты никогда не размышлял о великой роли бумаги? Надо поклониться её беспредельному терпению. Можно написать на ней: "На холмах Грузии лежит ночная мгла...", а можно - кляузу на соседа. Можно переписать диссертацию, чтобы изъять одну фамилию, один факт, чтобы изменить трактовку. Если есть бумага - почему не сделать? Она всё выдержит. Но души-то у нас и у ребят не бумажные, Коля!
Вроде бы иные времена, иные обстоятельства, однако, не правда ли, как нам это хорошо знакомо - и в мгновение устаревающие учебники, и переписывание истории в угоду очередным переменам ветра с политического Олимпа и извивам "линии партии" вдоль "генерального курса", и "эластичность взглядов", и размен принципов на похлёбку?
Все мы, кто застал Союз периода развала и парада самостийностей, помним, как резко поменялись цвета флагов, а те, кто ещё вчера гневно клеймил буржуазную демократию и капитализм, вдруг резко стали горячими поклонниками либеральных ценностей, буржуазных свобод и частного предпринимательства, те кто недавно громко повторял заклинания про интернационализм и дружбу народов - стали вдруг ярыми сторонниками национальной идеи и зачастую самого махрового шовинизма и расизма, те кто заявляли о своей приверженности к коммунизму и стремлении к счастью всего человечества - стали проповедниками иступлённого, захлёбывающегося эгоизма и идеологами воровства и предательства. Зачастую даже не сменив кабинета.
Справедливости ради надо сказать, что фразу про учебник можно понимать и как сетование на то, что учебник новый, да содержание старое. Однако из перспективы прошедших лет такие нюансы становятся малозаметны и трудноразличимы, а остаётся явственным про всё терпящую бумагу и не бумажные, а живые человеческие души, которые не вписываются в казённые типографские строки.
Не смотря на обозначенные проблемы, картина отнюдь не "чернушная" и не депрессивная, а оптимистичная, по-своему жизнерадостная, исполненная надежды и веры в человека. Ведь она не только о сомнениях зрелости, но и об устремлённости к лучшему юности. В самом рождении человека заложен принципиальный, изначальный оптимизм - энтропия растворяет жизнь, каждой смертью превращая чувствующее и сознающее существо в прах косной материи, но снова и снова ушедшим приходит смена, и не прерывается жизнь рода человеческого. Всё существо которого -преодоление и восхождение из сумрака слепого хаоса к сияющим вершинам совершенства мысли и прозревшего чувства. А юность - пора, когда особенно остры ожидания радости, предчувствие лучшей будущности, душа ещё не отягощена отрицательным жизненным опытом и полна стремлением жить полной, насыщенной и подлинно красивой жизнью. Свет в глазах ребят дарит и своему учителю - по сюжету, и нам, зрителям, надежду и понимание, что не зря потрачены труды и старания, не напрасен долгий путь становления человечества, пусть тяжело, пусть через череду откатов и новых подъёмов, но вершина достижима.
Нельзя не упомянуть безмерное обаяние Вячеслава Тихонова в роли Мельникова - наверное, одной из его лучших. Хотя мы его помним в первую очередь по роли Штирлица, случившейся несколько лет спустя, однако к тому моменту он уже был актёром огромной популярности, и её ещё больше добавил "Доживём до понедельника".
Хотелось бы отметить, что это довольно уникальное явление для кинематографа вообще. Особенность его в том, что "звёздным" стал образ не этакого простоватого рубахи-парня (а таких, кстати, Тихонов тоже когда-то играл), и не героя без страха и упрёка с железными бицепсами и твердокаменными челюстями, не супермена - традиционные маскулинные образы, арсенал которых в западном кино дополняется образами холодных интеллектуалов и рафинированных денди, а интеллигента, совместившего в себе и тонкость чувств, и силу интеллекта, и храбрость воина - хотя это и не показано прямо, но по ходу действия зритель узнаёт, что Мельников воевал, причём в самую тяжёлую пору войны в труднейших местах. Это принципиально отличный и мужской образ, и человека вообще, а его популярность свидетельствовала об определённых подвижках в массовом восприятии, в его настрое на иной идеал мужественности. Он отражал отход от видения мужчины сугубо как воплощения физической силы в стремлении к доминированию, в то же время это и не был образ оранжерейного интеллигента в пенсне, существующего в весьма замкнутом мирке своих зацикленных мыслей и переживаний, по сути мелких и далёких и от действительной глубины идей, и от подлинной полноты чувств. Это и не был "нежно-чувствительный, а то и вовсе истеричный, болтливый остряк, шумный, резкий, разбросанный <...> заядлый горожанин"1.
Мы можем встретить киногероев - интеллектуалов, мы можем встретить героев обострённо и тонко переживающих эмоции, мы можем встретить героев мужественных, сильных, но сочетающих в себе эти качества подобным образом - крайне редко. Чаще случается, если умён - то чёрств или холоден, эмоционально туповат, если чувственен - то невыдержан, силён и красив - но не умён, или умён потенциально, т.е. не поднимается в своих обобщениях и видении жизни выше какой-то довольно приземлённой бытовой планки.
Из прочих запомнились молодые тогда Ольга Остроумова в роли Риты Черкасовой, Игорь Старыгин в роли Батищева.
Особо отмечу небольшую, но важную роль Нади Огарышевой в исполнении Людмилы Архаровой - впоследствии успешной актрисы музыкального театра и педагога, но почти не снимавшейся в кино. И, хотя, значение роли не столько в игре актрисы, сколько определено сюжетно, сыграла она её, пожалуй, даже ярче, чем свои роли тогдашние студенты ГИТИСа Остроумова и Старыгин (сама она была на тот момент учительницей начальных классов) - они и Юрий Чернов, тогда студент циркового училища, запомнившийся по яркой комической роли Сыромятникова, были единственными профессионалами из сыгравших школьников ребят.
Эпизод интересен тем, как автор разрешил создавшуюся ситуацию: униженная по сути Светланой Михайловной ученица - Надя Огарышева - не подчинилась покорно, не сникла и не скукожилась (как это обычно бывает), а наоборот, открыто прочитала классу неприличное, по мнению словесницы, сочинение, тем самым обратив психологическую провокацию против её инициатора и разорвав типовой шаблон матрицы отношений.
Фильм хорош и сам по себе, но особенно интересно сопоставлять его с первоначальной основой - сценарием, ставшем позднее повестью. Она как бы дополняет фильм, проясняя какие-то оставшися за кадром места. С другой стороны, кино даёт нам возможность увидеть то, что невозможно передать словесно, увидеть живые воплощения героев, при том довольно значительно отличаясь от первоосновы.
Замечу, что Г. Полонский является и автором сценария фильма "Ключ без права передачи". Это объясняет неуловимую похожесть обоих картин, в центре которых конфликт обывательщины и нонконформизма, столкновение подростков со "взрослой" действительностью и школьная жизнь.
Прочитать повесть "Доживём до понедельника", а так же познакомиться с биографией и другими произведениями Георгия Полонского можно по адресу: http://www.ruthenia.ru/polonsky/index.html
* * *
1 И. А. Ефремов, "Лезвие бритвы", глава третья "Звенья цепи".
Нооген