Иван Ефремов
ПОЗНАВАТЬ ДИАЛЕКТИКУ ЖИЗНИ
Техника - молодёжи, 1982. No 3.
Публикуя выдержки из двух писем Ефремова, мы умышленно не указываем адресата. Ведь в этих письмах, несмотря на их, казалось бы, частный характер, рассматриваются проблемы, волнующие очень многих людей, которые делают первые шаги в самостоятельной жизни.
Редакция журнала "Техника – молодёжи".
ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕИЗБЕЖНЫЙ ПУТЬ
Отвечаю Вам с большим запозданием, потому что был в командировке, а не потому, что Ваше письмо оказалось для меня неинтересным. Наоборот, оно мне очень понравилось, и во многом из того, что волнует сейчас Вас, я узнал давно прошедшие дни и самого себя. Сказать “понравилось” — это неточно, нет. Ваше письмо сильно тронуло меня. Ведь почти совершенно так же, с поправкой лишь на разность эпохи (наше “возрастное расстояние” в тридцать с лишним лет — это ведь срок жизни одного людского поколения), и я мечтал о дальних странах, беспокоился о будущем человечества и страдал от первых столкновений с истинной неприглядностью жизни.
Помню, как в холодном и голодном Петрограде 1921 года я забирался в громадную пальмовую оранжерею Ботанического сада и там, сидя на чугунной скамейке, вдыхая влажный и тёплый воздух, грезил о тропиках...
Помню, как в промежутках между тяжелыми работами на всяческих погрузках и выгрузках пробовал писать свой первый роман (кстати, как и Вы — об Атлантиде) и как, очень быстро увидев свою беспомощность, прекратил занятия литературой на добрых восемнадцать лет...
Помню... да, впрочем, можно очень многое рассказать в том же роде. Это называется романтикой и говорит о том, что у человека существует свой особый угол зрения на жизнь. Он относится к ней серьезнее, чем другой, и, с другой стороны, более неустрашимо, так как понимает, что истинная ценность явлений жизни для человека зависит прежде всего от глубины и силы переживания, впечатления, которое она дает. Это обусловливает и очень легкую, в сравнении с другими, ранимость, чувствительность, а с другой стороны — более легкий и радостный путь по жизни. Последнее в том случае, если есть врожденный дар, — достаточный запас силы и выносливости, ибо романтик прежде всего самому себе доставляет бесконечное количество жизненных затруднений. Заглядывание на “другую сторону” жизни даром не дается.
Когда-нибудь я напишу о своих первых плаваниях на Тихом океане. О том, как восемнадцатилетний матрос, попавший в одну компанию со всякой шпаной, сумел отстоять свое достоинство благодаря врожденной силе и боксерскому умению; как он за краткое время стоянок в Японии увидел нечто гораздо более интересное, чем портовые кабаки, и впервые смог понять если не куда ему надо идти в жизни, то какой стороны ее держаться (я имею в виду сторону эмоционально-психологическую).
Мне кажется, что у Вас есть литературное призвание, но горе Вам, если Вы слишком рано пустите его в ход, не сумев еще, как Вы совершенно правильно выражаетесь, создать самого себя. Как это понимать? Мне кажется, что так — приобрести свои взгляды на любое явление жизни и свое отношение, основанное или на личном опыте, или, что также очень важно, на глубоком продумывании и прочувствовании опыта мировой культуры. Приобрести мудрость, которая не есть только знание, а “чувство — знание”, которая дается больше страданием, чем радостью, часами тоскливого раздумья, а не мгновеньями победной борьбы.
Вы — молодец, когда говорите о товарищах, как о хороших людях, несмотря на то, что они Вас не понимают. Они и в самом деле превосходные люди, но без той струнки в душе, которая звучит, отзываясь на обычно незаметные стороны жизни. Раз Вы так говорите, значит, у Вас нет зазнайства, нет представления о своей какой-то исключительности...
Ваши тревоги за человечество мне также понятны, и в них Вы совершенно правы. Если смотреть на вопрос без официального благодушия, то надо прямо сказать, что человечество подходит к своему кризису. Дело не столько даже в атомных опасностях, сколько в том, что дальше так жить нельзя. Капиталистическая система изжила себя, религия — тоже, потому что гигантские массы, все растущего человечества, чтобы, жить, требуют новой экономики, нового государственного устройства, новой морали и воспитания. И если важно переустройство экономики, то не менее важно и создание нового человеческого сознания, чтобы ею, этой новой экономикой, можно было бы управлять. Вот мы и пришли к выводу — если человечество не поймет этого и не станет бесповоротно на путь создания высшего коммунистического общества, не сумеет решительно перевоспитать себя, создав новых людей, — тогда оно будет ввергнуто в такие пучины, голода и истребления, о каких мир еще не слыхивал. Я не пугаю Вас — Вы сами поняли это же самое, только выразили его по-другому, и Вам понятое Вами не страшно. Известный враг — это материал для размышления, как его бить. Но как написать об этом для всех — пусть хороших, но разных? Я сам, пожалуй, лишь к 50 годам научился простой мудрости — если у человека нет соответственной жилки в душе, чтобы откликнуться на Ваши мысли, он не поймет, как бы красиво и сильно ему об этом ни говорили... Вот почему непросто об этом написать — надо, чтобы это понимали, иначе, кроме впечатления о том, что какой-то испугавшийся интеллигент и других пугает, ничего хорошего не выйдет...
Но все же Вы совершенно правы, что писателям надо писать об этом, причем много и убедительно, чтобы люди могли легче понять единственный и неизбежный путь социалистического преобразования мира. А настоящих книг об этом еще нет у нас.
Что ж, это будет делом уже Вашего поколения — лет через десять и Вы выйдете на арену того серьезного осмысливания настоящего и грядущего, которое зовется литературой.
Однако пора заканчивать. Вы затронули в своем письме так много разных вопросов, что на все никак не ответить сразу так полно, как бы это хотелось. Пишите еще, буду рад помочь чем смогу в поисках пути по жизни. Собственно говоря, порт назначения Вам, пожалуй, ясен, а прокладка курса должна происходить так, чтобы при всех обстоятельствах было время на размышления и на получение знаний.
Послужите на флоте, наберетесь жизни, потом как сложится — или пойдете в торговые моряки, или поступите в вуз на исторический факультет, и, вероятно, все равно будете писать... Хорошо, если бы это случилось после тридцати лет или около этого. Ведь это как ранняя женитьба — ни глубины чувства, ни понимания красоты — отсюда и страсти настоящей нет... Попадались ли Вам такие книги: К. Паустовский. «Романтики». Р. Кэрс. «Горизонт». Г. Уэллс. «Люди как боги». А. Грин. «Бегущая по волнам»? Это мои любимые книги, сыгравшие большую роль в жизни. Интересно, как бы Вы отозвались на них?
Москва, 1 февраля 1957 г.
***
ОЩУЩЕНИЕ БЕЗГРАНИЧНОСТИ
Прежде всего — не тратьте время, чтобы спрашивать меня, читал ли я то или другое. Говорите о книге так, как если бы. Вы были уверены, что я ее знаю. Трудно для молодого читателя назвать книгу, которую бы я не читал, если она мне понравилась, или бы. не просмотрел, если не понравилась. С иностранной литературой хуже — большие пробелы, хотя английскую знаю довольно прилично. Для меня Вы — юноша, врожденный романтик, стремящийся понять свое будущее место на Земле, так же как я для Вас — просто старший собеседник. Вряд ли Вы. чувствуете во мне профессора, доктора наук и прочее. Все эти звания для серьезного разговора не более как мишура. Что до Вашего настроения, то позвольте высказать следующее: кто-то из великих сказал, что хорошие люди испытывают от жизни преимущественно печаль. Поймите правильно — преимущественно и печаль, то есть благородный вид тоски. Вооружающий, а не разоружающий. Помните: «Мне грустно и легко. . Печаль моя светла, печаль моя полна тобою»... Именно так!
Ваш возраст — трудное время, и Вы даже сами не понимаете, насколько. Да и мало кто понимает, иначе молодежь у нас ставили бы в особые условия работы, соответствующие физиологически психологии возраста. Вы очень болезненно воспринимаете удары жизни, потому что еще очень эгоцентричны и судите только от себя... Поэтому закономерная диалектика жизни — «где сила, там ислабость, где слабость, там сила» или — «хватая одно, обязательно теряешь другое» — эти простые положения не поняты, не прочувствованы, и всякая утрата кажется окончательной, ошибка — вечным стыдом, ошибка друга или любимой — отвращающим Вас позором. Так и рубите Вы жизнь на прямоугольные куски, стараясь отделить правильное от неправильного, еще не чувствуя, что правильное сейчас, сию минуту, может через час обернуться издевательством... Я не говорю, что все это в таком точно виде есть у Вас. Речь об условиях возраста, в той или иной мере свойственных огромному большинству. Да и Вы вот в общем правильно говорите, что человек, особенно девушка (потому что мы девушку ставим на пьедестал — это неизбежная черта романтиков), быстро исчерпывается при близком знакомстве. Но не забывайте, это значит — исчерпана не только девушка, но и Вы также. Вы уже не даете и не находите нового, а повторяете объятия и поцелуи — они ведь быстро кончатся! Помните об этом, и избежите многих досадных жизненных промахов...
Извините за наставительные обороты — так мне легче писать. Но я вовсе не думаю предписывать Вам что-либо — Вы абсолютно правы (и этим очень мне нравитесь), когда пишете, что должны идти своим собственным путем. Именно так, а мои рассуждения пусть будут для Вас «альмиканторатом» (круг равных высот), помогающим штурману быстро определиться по звездам, встреченным на своем собственном пути.
Мы часто склонны осуждать людей за ошибки, происходящие от столкновения с жизнью их личных особенностей. Например, тонко чувствующий и сильный юноша, здоровый, с горячей кровью, всегда будет покорен голосу пола, и эта сторона возьмет от него много сил, времени, чувств. Но как иначе! Зато, если эта сильная физиология повернется на творчество, на любое дело — тут недостаток станет чем-то весьма положительным. И девушка — если она настоящий, сильно чувствующий человек, и тоже с горячей кровью, — как легко ей попасть в беду, если она к тому же красива. А все ее осудят, назовут гнусным словом — только за то, что она смело пошла навстречу зову жизни, усиленному ее личными особенностями. И эта же черта — то есть покоряющая страстная власть у холодной расчетливой эгоистки — заставит Вас пластаться у ее ног, моля о том, что не может Вам дать самая лучшая, но не обладающая силой страсти женщина. Поэтому Вы не правы, говоря, что человек только продукт среды. Это верно, и очень даже, но с поправкой на врожденные способности, от которых не уйти никоим образом. Они не важны на низком уровне развития, но чем развитее делается человек, чем большего хочет он добиться — все равно — в добыче угля, в спорте, в любви, в науке или литературе, тем большее значение приобретают врожденные особенности и дарования. Правильно понять их — это большое дело для своей жизни! И надо отбросить неверный лозунг, долгое время оправдывавший многих бездельников учебы, — «нет плохих учеников, есть плохие учителя»! Нет, есть и будут плохие ученики, но это вовсе не значит, что плохой ученик не окажется чемпионом по плаванию или открывателем недоступных вершин гор... В этом он будет отличным учеником, надо найти в нем эту струнку.
Но — великие боги! — как не приспособлены для этого наши школы и наши учителя! Мы много говорим о Павлове, но ни одному «гиганту» из Академии педагогических наук не пришло в голову воспользоваться на деле всем тем, что дает современная наука. А все от невежества!
В прирожденных особенностях — объяснение разности людей, и эта разность усиливается средой обитания, которую сам человек тоже изменяет, реагируя на нее не одинаково, а соответственно врожденным особенностям. Разумеется, что немалое значение имеет случай и то, что мы зовем судьбой, а что на самом деле является на 75% социальной обстановкой, то есть тем социальным уровнем, в котором воспитывается человек, В этом главная трудность создания хорошего общественного устройства во всех сложнейших разветвлениях высшей и сложнейшей формы общества — социалистического.
Важнейшее достоинство Вашего возраста — это ощущение безграничности жизни, огромного времени и возможностей, отпущенных Вам. Поэтому юность может безрассудно тратить силы и время на собирание крох красивых ощущений, предаваться сильнейшим переживаниям по поводу того, что неромантическим людям покажется форменным пустяком. Но. так и нужно — как же иначе, как собрать свой венок, как вырвать красоту из тягучей и не всегда удачной жизни, как получить к пожилому возрасту драгоценный опыт правильного выбора людей, поступков и вещей! Опыт, впоследствии заменяющий столько сил, что и без юной энергии можно жить по-молодому, — ведь в этом и есть секрет нестареющих душ...
И все же мой возраст, например, стремится уже к другим оттенкам поэзии, чем Ваш. Милее становятся строки:
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Или нежная тоска об утраченном:
Общая матерь Земля, будь легка над моей Айсигеной,
Но пока хватит... Думаю, что прощаться со мной еще рано, пишите о себе и о книгах, и не надо, чтобы было за что-то стыдно. Ведь переписка — свободная вещь. Можно совсем не ответить, можно — тремя строчками. А если я написал Вам целый рассказ по объему, значит, я тоже что-то нахожу в Ваших письмах, хотя бы ту живую и хорошую душу, для которой жизнь подчас сама отворяет двери. У меня самого были такие интересные случаи и совпадения, что просто невероятно...
Не сетуйте, если я не смогу Вам подчас ответить сразу. Знайте тогда, что я нахожусь в цейтноте, как это бывает у шахматистов и очень часто — у ученых. Ведь я не свободный писатель, а ученый. Но с опозданием я все же смогу Вам всегда отвечать... Мне кажется — писать Вы будете, но об этом еще рано даже думать. Читайте, читайте и читайте. Научитесь английскому языку, чтобы читать зарубежную литературу, а главным образом— научную популяризацию, которая там пока несравненно лучше, чем у нас.
Старая Руза, 17.03.57 г.