ЛИЧНОСТЬ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
(Отрывки из писем Е.П.Брандиса к С.Б.Семёновой)
Капитан сверхдальнего плавания. - Екатеринбург, издатель Возякова Т.И., 2001.
Дорогая Светлана Борисовна!
...Безусловно, он был очень крупной личностью, сознавал это и знал себе цену... Гирин в значительной мере alter ego автора. И если в жизни он не всегда и не во всем мог быть таким, как Гирин, то воплотил в нем свой человеческий идеал. Как и в Дар Ветре. Если Серафима в чем-то напоминает Таисию Иосифовну, то это тоже идеализированный портрет. Жизнь дает материал для романа, но не отражается в нем зеркально, особенно, в таком как "Лезвие бритвы". У человека редкостного таланта не могло не быть недругов и завистников, как в литературе, так в науке. Он справедливо считал, что достоин выдвижения в члены-корреспонденты Академии наук, и то, что его постарались не выдвинуть, а "задвинуть", во многом объясняет его уход из Палеонтологического института, а не только болезнь. Но тут есть своя диалектика: стал бы он член-корреспондентом, а потом академиком, мы бы потеряли большого писателя; он физически не успел бы создать свои лучшие книги. Конечно, он производил сильнейшее впечатление, но я бы не сказал, что он легко настраивался на вашу волну. Он был прост и широк в обращении, не подавлял своими огромными знаниями, но, даже развивая предложенную тему, скорее настраивал на свою волну. Когда он говорил, то всегда ощущалась работа мысли, которая тут же облекалась в слова - самые нужные и самые точные. Говорил он также как и писал - тот же стиль изложения и всегда о чем бы ни шла речь, продуманные, незаемные мысли. Когда он хотел подкрепить суждения, то мог цитировать из книг, прочитанных давным-давно. Феномен его фотографической памяти очень хорошо описал Новожилов в "Студенческом меридиане". Беседуя с ним, вернее выслушивая его монологи, я чувствовал кожей и понимал умом, как он творит, ибо его суждения по любому вопросу сами по себе были процессом творчества, именно процессом, который совершался в вашем присутствии и, по-видимому, мало чем отличался от его литературного труда. С вами он произносил свои мысли вслух, наедине с собой переносил их на бумагу в той последовательности, какая была нужна ему, а не собеседнику.
Его деликатность (одна из сторон душевной щедрости) в том и заключалась, что он с одинаковой заинтересованностью рассуждал о том, что хотелось собеседнику. Каждая из встреч была иным вариантом - по рисунку беседы - той, которую я дословно записал (жалею, что сделал это только однажды на правах интервьюера) и почти 20 лет спустя опубликовал в "Вопросах литературы". Возникали сотни тем и проблем, иногда очень специальных, и всякий раз он выступал во всеоружии эрудиции, словно знал заранее, о чем его просят. Но это были великолепные импровизации на фундаменте прочных и удивительно разносторонних знаний. Поэтому, я думаю, он один из тех авторов, что пишут сравнительно легко и быстро, обходятся без нескольких вариантов и тонны черновиков, важнее ему было, что сказать, а не как сказать. Его не смущала некоторая тяжеловесность и наукообразность изложения. Ведь он отлично сознавал, что содержание всегда будет свое, ефремовское, само по себе захватывающее, оригинальное, неповторимое, и нечего ему было бояться такого стиля, который мог бы убить другого автора, не будь он Ефремовым. И потому не нуждался в словесных украшательствах. Любой эпитет у него на месте и не может быть заменен другим, ибо оттенок цвета, звука, какое-либо качество выражены всегда с предельной точностью. Он в своем литературном стиле, как и в устной речи, оставался тем же Ефремовым; я бы сказал, что в своих романах он больше оставался самим собой, чем в первых рассказах, которые позволял редактировать, когда был не совсем уверен в своем литераторстве. Он органически не терпел пустословия. Любое его слово было весомым, каждая фраза была мыслью, влитой в самые нужные слова. Ты чувствовал работу его интеллекта. И это впечатление еще усиливалось оттого, что он говорил медленно, спокойно, уравновешенно – так, словно диктовал стенографистке. И любой его монолог на любую тему, был уже готовой статьей. Потому я так ценю его интервью, много поясняющее в нем самом и в его творчестве. Вы не правы, говоря, что ему везло потому, что в единицу времени он успевал сделать наибольшее число проб и ошибок. В таком разе он был бы суетлив. А он был уравновешен, вдумчив. Умел соединять интуицию с точным расчетом, глубокой целенаправленностью, тщательным взвешиванием всех за и против, возможным взаимодействием многих факторов. Оттого и так везло ему сказочно как геологу и как палеонтологу, что он, не щадя физической энергии, умел выбирать "главное направление удара", делая, как мне кажется, минимальное количество проб и ошибок. Это в чем-то походит на методику изобретательства. Я был ошеломлен, когда Альтов (Альтшуллер) парадоксально заявил, что Эдисон был плохим изобретателем, так как, имея много сотрудников, позволял себе работать методом проб и ошибок.... Думаю, что у Ефремова была своя методика палеонтологических и геологических поисков, быть может, не до конца осознанная именно как методика, но приведшая его к открытию "Тафономии". Иначе он не был бы таким крупным ученым. Его научный метод подхода к природе, к историческому или воображаемому материалу чувствуется и в литературных произведениях. Он и здесь остается ученым. Его социальная фантастика - это еще несовершившаяся, но как бы уже записанная история будущего - настолько диалектична его мысль. И все же при всей своей необычности он был человеком и, вероятно, не был свободен от каких-нибудь недостатков и человеческих слабостей. В противном случае он был бы памятником самому себе. Ефремов был гармонической личностью, во многом реальным прототипом Гирина, эталоном (с моей точки зрения) мужской красоты и духовной разносторонности человека будущего, либо, если брать примеры из прошлого, повторением титанической личности эпохи Возрождения. В Вашем психологическом наброске он парит над землей и окружен нимбом. А он был земным человеком, хотя и создал Дар Ветра.
Его надо рассматривать (и это соответствует истине) прежде всего как материалиста-диалектика, вбиравшего в себя знания из всех областей знаний — из всех сфер общественной мысли, науки, искусства, литературы, культуры и подчинявшего все диалектико-материалистическому методу. Если хотите, он был большим марксистом чем наши ортодоксы-цитатники, потому что творчески переосмысливал всю историю — от возникновения жизни до истории еще не совершившейся, и это делает его фигуру такой мощной, такой многозначной, потому что для него не существовало частей, отдельных от целостного восприятия, ибо он болел за все человечество, и видел его как землянин, способный понять роль и место рода человеческого в необъятой Вселенной, как вершину биологической эволюции, как разума, обязанного сохранить свой очаг на вечные времена. И как материалист-диалекикк, он не отвергал религий, только потому, что они порабощают сознание, не сбрасывал в прошлое индуизм только потому, что он созерцателен и т.д., и т.д., но переваривал в котле своей мысли все, что внесло свою лепту в духовную жизнь человечества. И так новое явление он видел в развитии и умел сопоставлять настоящее с прошлым, интуиция соединялась с прогнозами, прогнозами научно обоснованными. Из настоящего он улавливал нити в будущее, и дурные и хорошие, меньше всего исходя из прописных истин...
Всего Вам доброго и лучшего.
Е.Брандис
1.V.81
Дорогая Светлана!
Отвечаю немедленно. Вы словно читаете мысли и написали именно о том, о чем я сейчас думаю, но не могу осознать в силу своего полного невежества в йоге и других областях иррационального мышления...
...Ваше письмо косвенно поясняет интересовавшее меня отношение Ефремова к Рериху... отношение к Агни-Йоге. ...Зная Ефремова, могу сказать с уверенностью, что он, если и разделял какие-то идеи Агни-Йоги, старался объединить их с материалистической диалектикой. Жалею, что в свое время не успел поговорить об этом с самим Иваном Антоновичем. Я понял как глубоко волнуют его эти проблемы, когда он в течение двух или трех часов излагал мне "Утро магов" Бержье и Повеля... Вам же я чрезвычайно признателен за "Избранное" Н.Рериха. Только сейчас, к стыду своему, понял глубокое значение этого подарка и под новым углом зрения прочитал "Сердце Азии" и "Меч Гессер-хана" (последний прямо перекликается с "Белым Рогом". Уйгурская легенда - бродячий сюжет и йог на вершине. Рога - как бы воплощение народного сказания, чего не подозревал прежде).
Рерих, в отличие от Ефремова, воспринимал Шамбалу и Агни-Йогу в том виде, как они сложились, будучи страстным адептом учения. Важно неизбежное сопоставление. Он не мог не увлекаться Рерихом — не только как художником, но и мыслителем. Однако это разные типы мышления и это необходимо отметить...
Дружески Ваш Е. Брандис
27. VII. 81
Дорогая Светлана!
...Внимательно перечитал выдержки из Агни-Йоги. Многое совпадает со взглядами И.А., не потому, что он это должен был знать, а потому, что в основе - здравая логика и здоровая этика, до которой додумались многие педагоги. Мысли о воспитании и обучении почти не расходятся с формулировками в "Туманности" и "Лезвии бритвы". Еще раз спасибо, что не поленились выписать.
Дружески Ваш Е. Брандис
28.VIII.81
Дорогая Светланочка!
...Наш Ефремов тоже был автодидактом, т.е. сам себя образовывал, но умел подчинять себе время - никогда не разбрасывался, при том, что из наших современников не могу назвать более разностороннего человека. И он пахал вширь и вглубь. Однако шел по одной борозде. Правда, она у него была, если так можно сказать, многослойной, потому что любое явление он познавал в комплексе образующих и в диалектическом единстве с другими взаимодействующими.
Любопытно, что он не мог и не хотел учиться как все. Школу 2-й ступени кончил экстерном за 2 года (1921-23 гг.), университетский курс тоже сдавал как экстерн ("вольнослушатель"), а когда убедился, что знает больше, чем получит на биологическом отделении, ушел с 3-го курса и защитил кандидатскую диссертацию, имея 35 печатных работ и не имея диплома о высшем образовании. Параллельно, перековавшись в геолога, получил диплом в Горном институте, будучи уже кандидатом наук (я ошибся: кандидатскую ему присвоили без защиты - по совокупности публикаций), но диплом горного инженера он получил скорей для проформы.
...Вместе с тем, историю он знал, как историк, этнографию - как этнограф, психологию - как психолог и т.д. Вместе с тем этот истинно русский богатырь при всей его внешней скромности, не только знал себе цену, но и ценил себя высоко...
...Кроме необъятной памяти и уникальных способностей Ефремова, встает проблема овладения временем. Проблема тем более захватывающая, что в течение четверти века он по полгода бывал в экспедициях. Проблема подчинения времени - одновременно философская, психологическая и этическая...
17.II.82