К ПОРТРЕТУ СОВРЕМЕННИКА

Среди выдающихся современников старшего поколения, удачно совмещавших ипостаси ученых и писателей, особое место, несомненно, принадлежит Ивану Антоновичу Ефремову. Трудно сказать, где он оставил более яркий след - в науке или литературе? В науке он основал новое направление - тафономию - ныне общепризнанное учение о закономерностях формирования геологической летописи. В литературу И.А. Ефремов вошел как один из основателей и лидеров современной научной фантастики. Как профессионал - палеонтолог позвоночных - он входит в плеяду крупнейших палеонтологов мира. Его работы по многоплановости, научному значению и практической направленности служат фундаментом палеонтологических и геологических знаний и являются настольными книгами специалистов. С его именем связан более чем 30-летний этап в развитии палеонтологии позвоночных. Совре­менными представлениями о фауне древнейших наземных позвоночных России, ее значении для установления геологического возраста отложений и межконтинентальной корреляции древнейших материковых толщ наука во многом обязана И.А. Ефремову.

С его именем связаны и первые отечественные экспедиционные исследования по ископаемым позвоночным в Монголии, которые проложили дорогу дальнейшему планомерному изучению мезозойских и кайнозойских отложений Центральной Азии.

Оценивая научное наследие И.А. Ефремова, мы поражаемся не столько объему проделанной работы, сколько глубине его проникновения в различные аспекты науки. И здесь мы отчетливо сознаем, что богатые идеи и объяснение фактов в его работах надолго останутся отправными пунктами для последующих научных исследований.

Литературное наследие И.А. Ефремова - это тема специальных исследований. О его творчестве написано много статей, обзоров, рецензий, диссертаций; созданы фильмы "Туманность Андромеды" и "Откровение Ивана Ефремова". В честь его учреждена литературная премия по фантастике; антология всемирной научной фантастики открывается его романом "Туманность Андромеды"; созданы клубы научной фантастики имени Ефремова в России и Болгарии; в отечественной фантастике существует направление "Школа Ефремова"; освоен литературно-краеведческий туристический маршрут "Тропою Ефремова"; один из гольцов Олекмо-Чарского нагорья был назван Подлунным по рассказу писателя "Голец Подлунный". Его именем названы несколько вымерших древнейших животных, новый минерал (ефремовит), одна из малых планет Солнечной системы (Ефремиана).

С 1977 г. творчеству И.А. Ефремова посвящаются литературно-художественные вечера, читательские конференции, проводятся ежегодные ефремовские чтения, в России и за рубежом проходят специальные симпозиумы и конференции по тафономии, публикуются методические руководства, выпуски и сборники. С января 1977 г. существует и успешно работает Комиссия по литературному и научному наследию И.А. Ефремова.

В 1994 г. отмечается 50-летие с начала литературной деятельности И.А. Ефре­мова. Его произведения издавались в России и за рубежом более 400 раз. Общий тираж произведений только в нашей стране (включая бывшие союзные республики) перевалил за 20 млн экземпляров. Творчество Ефремова особенно популярно среди молодежи. Именно поэтому оно приобретает неоценимое воспитательное зна­чение.

Жизнь И.А. Ефремова с середины 20-х годов и до конца была связана с наукой.

Следует отметить, что сам Иван Антонович, говоря о своем литературном творчестве, всегда подчеркивал примат ученого и не раз повторял: "Я ученый и тем интересен". Лейтмотив его творчества - логика науки и фактов. В этой связи "два полюса" творчества ученого и писателя составляют единое целое. При этом для Ефремова-писателя особенно характерна широкая экстраполяция науки в литературу. Это экстраполяция высшего порядка, которую проводит ученый, идущий в ногу с достижениями науки. Отсюда возникает тесный сплав науки и фантастики. Он, в свою очередь, рождает новые идеи и наталкивает на поиски решений уже чисто научных или технических проблем. В этом воздействии на науку и практику одна из важнейших черт творчества И.А. Ефремова.

В своем творчестве Ефремов прежде всего ученый-естественник, эволюционист, твердо стоявший на позициях диалектического материализма. Представления Ефре­мова о диалектике природы естественно вытекали из его понимания близких наук: палеонтологии, геологии, биологии, истории природы вообще, и совмещения их с эволюционной теорией Дарвина. Поэтому и история человечества особенно отчетливо рисовалась ему как продолжение развития природы, но уже обогащенного чело­веческим сознанием. Этим базисом определяется и мировоззрение ученого и писателя, его философские представления о природе и обществе. Отсюда же его вера в человека и социальный оптимизм как вывод из философии, опирающейся на диалектику как метод познания. Возможно, поэтому в своем понимании и видении исторического процесса он опередил многих современников. Нетрудно заметить, что по своему мировоззрению Ефремов как ученый близок В.И. Вернадскому. Термин "ноосфера", закрепившийся за В.И. Вернадским, включает у Ефремова предшест­вующую эволюцию и трансформируется в гуманную и величественную идею Великого Кольца миров, соединяющего цитадели человеческого разума.

В 1987 г. издательство "Наука" опубликовало очерк жизненного пути и обзор науч­ных исследований И.А. Ефремова¹. Книга вышла небольшим тиражом, подготавли­валась в конце 70-х - первой половине 80-х годов, и естественно, что некоторые моменты биографии не избежали обычной в те годы ретуши, лакировки и не получили должного освещения. Поэтому имеется необходимость внести уточнения, допол­нить представления о личности ученого, судьбе его научного и литературного нас­ледия.

Иван Антонович Ефремов родился 22 апреля 1907 г. в деревне Вырица под С.-Петербургом в семье купца. Отец его Антон (Антип) Харитонович был выходцем из заволжских крестьян-староверов. Во избежание возможных разночтений здесь необходимы некоторые разъяснения и отступления от хронологии изложения. Согласно выписке из метрической книги за 1908 г. Суйдинской Воскресенской церкви Царскосельского уезда, 9 апреля родился мальчик Иоанн. Крещен 18 мая. Мать - дочь крестьянина с. Тосна Царскосельского уезда девица Варвара Александровна Ананьева, православного вероисповедания. Указаны лица, совершавшие обряд крещения. Отец мальчика (в то время Антип Харитонович) в этой метрике еще не значится, поскольку брак был оформлен позднее, что вытекает далее из той же выписки: "Определением Санкт-Петербургского окружного суда от 18 декабря 1910 г. значится в сей статье Иоанн, признан законным сыном титулярного советника Антона Харитоновича Ефремова и жены его Варвары Александровны². Отсюда же вытекает, что отец, значившийся в более ранних документах как Антип, сменил свое имя на Антон в период до декабря 1910 г. Возможно, у Ивана Антоновича не было справки о рождении (революция, гражданская война, переезды) и при поступлении на работу возраст его устанавливала медицинская комиссия. Она "состарила" его на один год. В феврале 1967 г. Иван Антонович по предложению Союза писателей в связи с награждением вторым орденом Трудового Красного Знамени составил лапидарную, почти анкетную, автобиографию. В примечаниях к ней он писал: "Следует иметь в виду, что в те годы (с середины 20-х годов - П.Ч.), при отсутствии паспортного режима, многие, и я в том числе (разрядка моя. - П. Ч.), несколько при­бавляли себе года, если позволяло физическое развитие". Так, с указанной вначале датой, вошедшей в литературу и справочные издания, Иван Антонович прожил всю жизнь. Поэтому не имеет смысла вдаваться в юридические тонкости и менять закрепившуюся, канонизированную дату, хотя она и имеет характер "артефакта".

В семье деда - Харитона Ефремова - было десять сыновей, на редкость рослых и могучих. Со слов отца Ивана Антоновича, дед Харитон приводил сыновей к особой присяге. По мере их возмужания он вводил каждого в горницу и перед иконой брал клятву никогда не участвовать в кулачных боях и драках. Сам Иван Антонович, унаследовавший от Ефремовых недюжинную силу и богатырскую стать, не раз упоминал, что отец ходил на медведя с рогатиной; он же уступал отцу в силе и лишь с трудом разгибал подковы.

Антон Харитонович после солдатской службы в лейб-гвардии Семеновском полку не вернулся в родное Заволжье. В Вырице он построил одноэтажный дом-пятистенку и всю свою энергию и богатырскую силищу вложил в нелегкую задачу - "выбиться в люди".

Из раннего детства Иван Антонович запомнил недалекие поездки к бабушке и про­живание в ее доме, наполненном запахами клея, кожи и пирогов. Мать рано вышла за­муж. Восемнадцати лет она родила Ивана, сестра Надежда родилась годом раньше, младший брат Василий появился через год после Ивана. Варвара Александровна была красива, и Иван Антонович, особенно в юности, походил на нее резко очерченными, тонкими чертами лица, разлетом бровей и твердым взглядом серых внимательных глаз.

В доме все было прочным и массивным. В комнатах стояла дубовая резная мебель. В громадных, под потолок шкафах палисандрового дерева теснились кожаные пере­плеты книг. Отец, перенесший в дом привычный патриархальный уклад, обладал кру­тым и деспотичным нравом. Его помыслы и заботы были подчинены лесоторговле, а сыновья не привлекали особенного внимания, поскольку были слишком малы для учас­тия в делах. В шестилетнем возрасте Ваня сделался первым читателем отцовской библиотеки. Книга "20 000 лье под водой" ввела его в мир фантастики Жюля Верна и произвела прямо-таки оглушительное впечатление, как вспоминал позднее Иван Антонович.

Вскоре болезнь младшего сына вынудила семью переехать на юг, в Бердянск. В этом небольшом городке прошли детские годы Вани и начало учебы в гимназии. В Бердянске мальчик впервые увидел море. Оно навевало неясные мечты, притягивало шумной жизнью порта. Казалось, отсюда шли пути в неведомый мир дальних странствий. Другой, доступный и не менее интересный путь в неведомое открылся через мир книг. Вслед за Жюлем Верном пришли Хаггард, Рони-старший, Уэллс, Конан Доил и Джек Лондон. Наиболее яркий след оставили в душе мальчика книги Хаггарда и Уэллса, которые, как считал Иван Антонович, во многом определили его мировоззрение.

В 1917 г. в довершение разлада, возникшего в семье, родители И.А. Ефремова развелись. В 1919 г. мать с детьми переехала в Херсон, вышла замуж за командира Красной Армии и уехала с ним. Дети остались на попечении дочери отца от первого брака. Вскоре дети лишились и этой поддержки. Какое-то время они перебивались продажей вещей и вели самостоятельное полуголодное существование. Дальнейшую заботу о них взял на себя Отдел народного образования.

По соседству с домом, где жили дети Ефремовы, квартировала автомобильная рота 6-й армии. Ваня прибился к ней: рота стала его домом и семьей. Будучи воспитанником автороты, он прошел нелегкий путь до Перекопа. Однажды при бомбардировке Очакова интервентами снаряд упал рядом с очередью за хлебом. Было много убитых и раненых. Иван чуть в стороне от очереди, примостившись на пожарной лестнице, читал книгу. Взрывной волной его сбросило вниз, контузило и засыпало песком. Легкое заикание осталось на всю жизнь. Много лет спустя Иван Антонович в разговоре со своим другом-американцем профессором Олсоном не без юмора заметил, что его заикание на английском языке связано с недостаточно близким разрывом снаряда с английской канонерки. В автороте Ваня до тонкости постиг устройство автомобиля и выучился вождению. То и другое пригодилось позднее, а увлечение автомобилем длилось многие годы.

В 1921 г. воинскую часть расформировали, и воспитанник автороты был демобилизован. В Херсоне он узнал, что отец забрал детей и уехал в Петроград. Туда с твердым желанием учиться двинулся Иван Ефремов. Петроград встретил его неприветливо, и подростку, особенно вначале, пришлось туго. Для поступле­ния на рабфак требовался трудовой стаж. Вечерних школ тогда не было. Иван поступил в школу второй ступени, чтобы наверстать упущенное за время граж­данской войны. От этого периода у него остались навсегда уважение и любовь к учителям. Без их бескорыстной помощи, без помощи общественных органи­заций, ведавших воспитанием детей, было бы невозможно закончить школу за 2,5 года, осиливая за год двойную программу. Особенное влияние на столь быстрое продвижение Ивана в учебе и, несомненно, на формирование его личности оказал учитель математики Василий Александрович Давыдов. Он сумел увидеть, как писал позднее Иван Антонович, в малообразованном, подчас невос­питанном мальчике задатки, за которые стоило бороться, вселил в него уверен­ность.

Школа давала право поступления в вуз, но выбор пути отодвигался на будущее.

Вспоминая тот период, И.А. Ефремов писал: "Но как бы ни были трудны занятия, надо было еще и жить. Лето, часть весны и осени, вообще всякое свободное время проходило в погоне за заработком. Мы были воспитаны в старинных правилах. Мало-мальски подросшие дети не могли быть в тягость родителям или родственникам. Поэтому обратиться за помощью к родственникам, что сейчас так легко делают иные молодые люди, в те времена казалось просто невозможным, и я должен был обеспечивать себя сам"³.

Сначала он занимался выгрузкой дров и бревен из вагонов или лесовозных барж. Работал в одиночку и в артелях. Потом повезло - устроился в гараж подручным шофера, а затем и шофером в ночную смену. Ночная работа оставляла время для дневной учебы.

В 20-е годы дети "бывших людей", или "лишенцев", как значилось в анкетах, не­редко были лишены возможности учиться в средних и высших учебных заведениях. Иван Ефремов, несмотря на "смягчающие обстоятельства" (отец все свои предприя­тия сразу же передал государству), уже в силу своего социального происхождения при­надлежал к категории "бывших". И только помощь учителей и яркие природные даро­вания помогли Ивану выстоять. Возможно, крупным козырем и хорошей школой, определившей его отношение к жизни, было пребывание в армии в качестве "сына полка".

Навеянная в детстве постоянная тяга к морю настойчиво напоминала о себе. В 1923 г. юноша сдает экзамены на штурмана каботажного плавания при Петроградских мореходных классах. Весной следующего года он увольняется с работы и на скудные сбережения уезжает на Дальний Восток. В то время многие квалифицированные моряки работали на берегу - было мало судов. Поэтому семнадцатилетний штурман без стажа нанимается матросом на парусно-моторное судно. До поздней осени 1924 г. Иван плавал у берегов Сахалина и по Охотскому морю. В конце года он возвратился в Петроград с намерением поступить в университет и заняться наукой, точнее - палеонтологией.

О существовании увлекательной науки о вымерших животных юноша знал с детства, пройдя через "Затерянный мир" Конан Дойля и "Путешествие к центру Земли" Жюля Верна. Позднее, в гимназии и в школе их сменили книги Э. Ланкестера "Вымершие животные" и Ш. Деперэ "Превращения животного мира". В книге Ланкестера, прекрасно иллюстрированной, упоминалось о раскопках профессора В.П.Амалицкого на севере России и впервые публиковались изображения черепов и скелетов вымерших животных с Северной Двины. Вторая книга рассказывала о преобразованиях органического мира, развитии эволюционных воззрений и о значении палеонтологии в истории эволюционного учения. В книге рассматривались основные теоретические положения палеонтологии, такие, как изменчивость видов в пространстве и времени, причины вымирания и появления новых форм и многие другие вопросы.

Если книга Ланкестера излагала палеонтологию в доступной форме, то книга Деперэ в научном отношении была на порядок выше, и каждая страница вызывала массу недоуменных вопросов. Она требовала широкой биологической подготовки. В предисловии А.А. Борисяк рекомендовал эту книгу биологам, зоологам и геологам. Поскольку Иван Ефремов еще не был ни тем, ни другим, то для него оставалась рекомендация редактора (А.А. Борисяка) - ознакомиться с учебниками палеонтологии.

Иван обратился за помощью к профессору Н.Н. Яковлеву - председателю Русского палеонтологического общества - и получил разрешение пользоваться библиотекой Горного института. Однако ни толстые справочные руководства, ни даже "Курс палеонтологии" А.А. Борисяка не раскрыли юноше увлекательных страниц науки. Мало помогла и последующая встреча с Борисяком. Был ли тому виной академизм ученого или колебания самого юноши, но случилось так, что выдающийся палеонтолог и ученый не зажег в сердце Ефремова настоящего интереса к своей науке. Юноше трудно было сделать выбор между морем и наукой, и он обратился к автору морских рассказов - капитану Д.А. Лухманову. Последний долго и внимательно слушал Ефремова и порекомендовал ему идти в науку. Это и решило судьбу юноши, как позднее вспоминал Иван Антонович.

Однако конкретным событием, определившим путь в науке, стала другая встреча, которая, по-видимому, предшествовала встрече с Д.А. Лухмановым. Однажды в начале 1923 г. Иван прочитал в журнале "Природа" за 1922 г. статью П.П. Сушкина о коллекции уникальных пермских ящеров с севера России.

Академик П.П. Сушкин был крупнейшим ученым-анатомом, зоологом и палеонтологом. Он практически положил начало изучению пермских и триасовых наземных позвоночных в России в первые годы Советской власти. Его палеонтологические работы отличает новый уровень морфологических описаний - с палеобиологическим анализом, объяснением функционального значения морфологических структур скелета вымерших животных и, следовательно, их адаптации к определенному образу жизни. П.П. Сушкин показал также, что анализ Морфологических преобразований в скелете животных в эволюционном плане может служить критерием родственных отношений в различных вымерших группах. По­добный подход, по признанию специалистов, лежит в основе современных иссле­дований по филогении ископаемых позвоночных.

П.П. Сушкин после смерти В.П.Амалицкого был директором Северодвинской галереи ящеров, размещавшейся тогда в Геологическом музее. Он прекрасно знал северодвинскую фауну и в статье, так заинтересовавшей Ефремова, раскрыл научное значение палеонтологических раскопок В.П.Амалицкого и нарисовал образную картину жизни вымерших ящеров. "Могучая мысль ученого, - писал позднее Иван Антонович, - восстанавливала большую реку, переставшую течь 170 миллионов лет тому назад, оживляла целый мир странных животных, обитавших на ее берегах, раскрывала перед читателем необъятную перспективу времени и огромное количество нерешенных вопросов - интереснейших загадок науки... Это проникновение в глубину прошлых времен поразило меня..."⁴

Иван написал письмо Петру Петровичу и вскоре получил приглашение посетить музей. Встреча состоялась 18 марта 1923 г. Сушкин провел Ефремова по залам музея, показал гигантские скелеты диплодока и индрикотерия и особенно детально Северодвинскую галерею скелетов удивительных пермских ящеров из раскопок Амалицкого. Глубокий интерес юноши к палеонтологии был очевиден, но в музее не было вакансий. Тем не менее Сушкин подал надежду на будущее и настоятельно рекомендовал Ефремову поступить после школы в университет. Записку Сушкина Иван Антонович берег всю жизнь, она и сейчас хранится в его архиве.

В 1924 г. по рекомендации Петра Петровича Ефремов поступает на биологическое отделение физико-математического факультета Ленинградского университета сначала вольнослушателем, а затем студентом. Однако его студенчество прервалось в 1926 г., на третьем курсе. Он не получил узкой специализации, но приобрел знания основ биологии, которые оказались совершенно необходимыми впоследствии.

Летом 1925 г. Иван Антонович был в зоологической экспедиции в Талыше, где проводил сбор орнитофауны по заданию П.П. Сушкина. От этой поездки сохранилось рекомендательное письмо⁵ директору биостанции: "Предъявитель сего И.А. Еф­ремов едет в Талыш для зоологической работы. Не можете ли Вы дать ему указания насчет опорных пунктов и способа передвижения в этой замечательной стране. Помощь Ваша очень важна и, наверное, будет оценена по достоинству. Молодой человек - настоящий тип начинающего ученого.

Преданный Вам В. Комаров

1 июня 1925 г."

После выполнения задания по сбору фауны птиц Ефремов остался в Ленкорани, но уже в качестве командира катера лоцманской дистанции. Здесь осенью его нашла телеграмма Сушкина о вакансии препаратора в Геологическом музее Академии наук. Иван возвращается в Ленинград и становится препаратором у Петра Петровича.

Правда, Иван Антонович работал у Сушкина еще до зачисления в штат музея. Академик, к удивлению сотрудников, предоставил ему стол в своем кабинете. Здесь юноша читал книги и обучался азам препараторского искусства. Теперь же Ефремов получил законное место в препараторской вместе с другими сотрудниками. Общение с Сушкиным оказало на юношу благотворное влияние и восполнило серьезные пробелы в его воспитании, которые, естественно, имелись, так как долгое время он был предоставлен сам себе.

Работа у Сушкина помогла Ефремову увидеть в окаменелостях не мертвые символы на шкале геологического времени, а наполненные биологической инфор­мацией и пластичные во времени организмы. При этом информация об их строении отражала все многообразие взаимосвязей в извечной системе природы: организм-среда. Работая  у Сушкина, Ефремов пришел к началам биологического аспекта будущей тафономии.

В 1926 г. И.А. Ефремов начинает экспедиционную жизнь палеонтолога поездкой в Прикаспий на одно из первых открытых в России местонахождений остатков нижнетриасовых земноводных - лабиринтодонтов. Об этой поездке сохранился документ⁶ от 19 августа 1926 г.: "Доложено ходатайство Геологического музея о выдаче субсидии научно-техническому сотруднику музея И.А. Ефремову, отправ­ляющемуся на г[ору] Богдо для отыскивания материалов по стегоцефалам. Положено: выдать 50 рублей на путевое довольство.

За непременного секретаря академик Ферсман".

Результаты работ на Богдо И.А. Ефремов изложил в своей первой научной статье об условиях захоронения остатков лабиринтодонтов в прибрежных морских отложениях, опубликованной в "Трудах Геологического музея". Эти данные были начальным звеном в цепи наблюдений, которые через 10 лет обозначились как учение о захоронении, а в 1940 г. были объединены под общим названием тафономии.

Поездка на гору Богдо имела не только научное значение. Яркие впечатления о первой, достаточно трудной и опасной работе были записаны Иваном Антоновичем, и академик А.А. Борисяк в 1930 г. опубликовал их в очерке как воспоминания "самого юного охотника" за ископаемыми. Более того, эти впечатления, "окрашенные дыханием фантастики", позднее трансформировались у самого И.А. Ефремова в один из лучших рассказов - "Белый Рог".

В 1927 г. опять же по настоянию своего учителя Иван Антонович отправляется в самостоятельную палеонтологическую экспедицию на реки Шарженгу (приток р. Юга) и Ветлугу (приток р. Волги). Он проводит раскопки и привозит изумительную по сохранности коллекцию черепов раннетриасовых лабиринтодонтов. Удача окрылила начинающего палеонтолога и порадовала его учителя. Эти работы Ефремов про­должил и в следующем году и, помимо раскопок, провел обстоятельное геологическое изучение местонахождений. С тех пор и до настоящего времени триасовые местонахождения по Ветлуге и Юге, а также на горе Богдо приносят массу новых материалов. Они стали классическим объектом палеонтологических исследований.

Иван Антонович как охотник за ископаемыми был всегда исключительно удачлив. Причина, как он сам объяснял, была проста: он отправлялся в экспедицию с верой в успех.

В 1928 г. умер академик П.П. Сушкин, и на плечи Ивана Антоновича легла забота о продолжении дела любимого учителя. Работа и учеба у Сушкина принесли плоды, и вслед за первой статьей Ефремов публикует ряд чисто палеонтологических описательных статей по древним наземным позвоночным, преимущественно лабиринтодонтам. Первого открытого на р. Шарженге и описанного в 1929 г. лабиринтодонта-бентозуха он называет в честь своего учителя: Bentosuchus sushkini.

Научное предвидение впервые проявилось у И.А. Ефремова в 1929 г. после знакомства с основами геологии и общей историей лика Земли. В отличие от принятых тогда взглядов он высказал предположение, что океанические впадины не являются ровными и покрытыми равномерным слоем осадков, а имеют подобно континентам сложный рельф и свою геологическую историю. Положительные формы рельефа на дне впадин лишены, как он полагал, мощных толщ осадков и доступны изучению. В надежде на публикацию он послал рукопись статьи в журнал "Geologische Rundschau". Из Германии пришел ответ от самого Отто Пратье - крупнейшего геолога-тектониста немецкой школы. Он писал, что взгляды Ефремова - обычные домыслы и невежество дилетанта, а дно океанов ровное и покрыто сплошным толстым слоем осадков.. Ни копии статьи, посланной в журнал, ни ответа Пратье не сохранилось, но Иван Антонович при случае любил вспоминать эту историю. Время подтвердило его правоту. Теперь составлены подробные карты дна океанов, и можно только изу­мляться необычайной сложности и величественности форм подводного рельефа.

Надо думать, что ответ Пратье не обескуражил начинающего ученого. Сооб­ражения о сложности подводного рельфа остались. Позднее, когда морская геология окончательно оформилась, а И.А. Ефремов заканчивал свою "Тафономию", ему уже виделись контуры другой, морской тафономии во всей ее специфике и многообразии процессов. "Применение тафономии к анализу геологической летописи морских отложений, - писал он в "Предисловии" к книге, - составит следующую ступень развития этой новой отрасли палеонтологии и исторической геологии"⁷.

В полевом сезоне 1929 г. И.А. Ефремов участвовал в двух экспедициях: у северных предгорий Тянь-Шаня, где он исследовал "динозавровый горизонт" Средней Азии, и в Оренбуржье, где он изучал заброшенные шахты и отвалы Каргалинских медных рудников. С этого года он уже не препаратор, а научный сотрудник 2-го разряда Остеологического отдела Геологического музея.

Весной 1930 г. на базе Остеологического отдела и Северодвинской галереи Геоло­гического музея создается Палеозоологический (впоследствии переименованный в Палеонтологический) институт АН СССР. Иван Антонович автоматически становится сотрудником института и через 2 года переводится в научные сотрудники 1-го разряда. В том же 1930 г. он работает в Урало-Двинской экспедиции и продолжает изучение пермских и триасовых местонахождений по северу Европейской части России и в Приуралье, где расширяет район поисков остатков пермских позвоночных в медистых песчаниках. Здесь он возглавляет геологосъемочную партию и снова работает в заброшенных шахтах Каргалинских рудников в районе пос. Горный. В поселке он завел знакомства со старыми горнорабочими, помогавшими ему своим участием и советами в исследовании горных выработок.

Получение палеонтологических остатков неизбежно связано с изучением вме­щающих пород, что требует определенных геологических знаний и навыков. Ефремов научился расшифровывать взаимосвязь окаменелостей с особенностями и типами вмещающих горных пород.

Энергия и жажда знаний переполняли неугомонную натуру ученого и искали выхода. Продолжая зимой академическую работу, он участвует летом в геоло­гических экспедициях по Уралу и малоисследованным районам Восточной Сибири и Дальнего Востока.

Период 1931-1935 гг. в биографии И.А. Ефремова особенно переполнен собы­тиями. Это время накопления палеонтологического опыта, общей систематизации геологических знаний.

22 июня 1931 г. Дальневосточный краевой исполнительный комитет Хабаровска выдал молодому ученому удостоверение⁸, в котором, в частности, указывается, что "начальник отряда Нижне-Амурской геологической экспедиции Академии наук СССР тов. Ефремов Иван Антонович командируется в Эворон-Лимурийский район во главе отряда экспедиции для производства геологических работ. Предлагается всем организациям оказывать всяческое содействие отряду экспедиции в его работе". Из Хабаровска Ефремов спускается на пароходе по Амуру до глухого таежного с. Пермского и дальше на лодке до устья р. Горин [Горюн], исследует долину этой реки, включая район оз. Эворон. В 1932 г. на месте с. Пермского начнется строительство г. Комсомольска-на-Амуре.

Еще одно командировочное удостоверение⁹ И.А. Ефремов получил 14 июля 1932 г. от Восточно-Сибирского краевого исполнительного комитета Иркутска: геолог Ефремов в качестве начальника отряда "по изысканию железнодорожной линии Лена-Бодайбо-Тында... командируется для производства изысканий от р. Олекмы и до пос. Тында. Предлагается всем советским организациям оказывать полное содействие в выполнении возложенного на начальника задания". В задачу экспедиции, как позднее отмечал Иван Антонович, входила маршрутная геологическая съемка этого наиболее краткого и удобного для прокладки железнодорожной трассы участка. Проделав 600 км по рекам Нюкже, Верхней Ларбе и ее притоку - Аммуначе, затем преодолев перевал, отряд Ефремова спустился в долину р. Геткан и достиг Тынды. Участники похода задержались на старте, и поэтому двигаться приходилось с максимальной скоростью. Последнюю треть пути Ефремов и его спутники шли по глубокому снегу и при морозах до -28 °С. В наши дни один из отрезков БАМа проложен по маршруту отряда Ефремова.

Немаловажное значение для освоения районов БАМа имела работа Верхне-Чарской геологической партии Ефремова в сезон 1934 г. и в январе 1935 г. Партия исследовала Олекмо-Чарское нагорье, занималась поисками и оценкой нефтеносных структур и месторождений других полезных ископаемых, и число спутников И.А. Ефремова входили петрограф А.А. Арсеньев, коллектор-художник О.Н. Ле-оючевская и студент Ленинградского университета Н.И. Новожилов, впоследствии известный палеонтолог, участник многих ефремовских экспедиций.

Эта экспедиция была одной из труднейших в жизни Ефремова. Непредвиденные задержки отодвинули начало работ почти до ледостава. Стужа и ледяной ветер сопровождали плавание баркаса по порогам Олекмы вниз до якутского пос. Куду-Кюель, расположенного в 120 км от ее устья. От поселка на оленях участники похода перевалили в долину р. Токко, исследовали ее и затем, достигнув бассейна р. Чары, разделились на три отряда для проведения маршрутных съемок. Нередко они велись при температуре -40 °С. Закончив работу в середине января 1935 г., отряды собрались в Могоче. Общая протяженность маршрутов составила более 2700 км, что втрое превышало задание. Экспедиция зафиксировала районы находок углей, рудопроявления меди и железа. По результатам маршрутных съемок И.А. Ефремов и А.А. Арсеньев составили геологическую карту Олекмо-Чарского нагорья и западной части Алданской плиты. Впоследствии карта была использована для составления Большого атласа мира.

В настоящем томе среди неопубликованных материалов помещен отчет И.А. Ефремова и А.А. Арсеньева о работах в Верхне-Чарской котловине в 1934-1935 гг. Этот отчет был представлен в Геологический институт Академии наук СССР как часть отчета Прибайкальской геолого-петрографической экспедиции. Много лет спустя в одном из своих писем Т.И. Ефремовой Иван Антонович писал: "...экспедиционные дневники самой большой и интересной экспедиции 1934-1935 гг. - Чарской - таинственным образом исчезли с картами в Геологическом институте Академии наук"¹⁰.

Сибирские экспедиции Ефремова, помимо практической ценности (поиски путей будущей трассы БАМа, выявления полезных ископаемых), а также их научно-теоретического значения для формулировки основ тафономии через расшифровку процессов разрушения высоких участков суши, во многом определили судьбу Ефремова-писателя. Экспедиции с обилием впечатлений, трудностей, накопленным опытом обернулись для него своеобразным "Клондайком". Созвучно эпохе и своим представлениям, Иван Антонович населил свой Клондайк обыкновенными людьми: геологами, топографами, учеными, рабочими, людьми самоотверженного труда. Первые геологические рассказы Ефремова, открывшие писателю "зеленую улицу", несомненно, автобиографичны. И в его последующем литературном творчестве мы без труда обнаружим связь с геологическим периодом жизни писателя.

Лето 1935 г. застало Ивана Антоновича в Татарии. Он возглавлял раскопки около с. Ишеево, где в 1929 г. геологи обнаружили кости крупных ископаемых животных. Работы в общей сложности велись до 1939 г., когда И.А. Ефремов провел последние заключительные раскопки. Они открыли на территории нашей страны новую, богатую и разнообразную фауну наземных позвоночных, ставшую одной из опорных в хронологии позднепермской эпохи. Позднее одно из животных этой фауны - растительноядный дейноцефал - было изучено А.Н. Рябининым и названо улемозавром. Сходство улемозавров с южноафриканскими дейноцефалами и в целом вся ишеевская фауна позволили Ефремову прийти к выводу об одновозрастности этих отложений. Помимо палеонтологических монографических описаний позвоночных, И.А. Ефремов обобщил и систематизировал полевые наблюдения над условиями захоронения скелетных остатков. Именно эти данные позднее вошли в основы тафономии.

Этим годом, по существу, заканчивается определенный период биографии Ефремова. Его можно назвать ленинградским, поскольку Палеонтологический институт начал свой переезд в Москву. Жизнь этих лет по уплотненности стала для него своего рода туго свернутой пружиной, запасенная впрок энергия которой вместила в себя незаурядный опыт первопроходца, геолога и палеонтолога, организатора и руководителя героических и уже легендарных экспедиций. Сюда же следует добавить его разнообразные палеонтологические исследования и присуждение ему ученой степени кандидата биологических наук в этом же году за совокупность работ по палеонтологии.

Биография Ефремова этого периода была бы неполной без одного важнейшего обстоятельства, неразрывно связанного с судьбой Ефремова - геолога и естест­воиспытателя. "Мне посчастливилось быть в рядах тех геологов, которые открыли пути ко многим важным месторождениям полезных ископаемых, - писал Иван Антонович. - Эта трудная работа так увлекла нас, что мы забывали все. Забыл и я о своем учении. Я то и дело "спотыкался", когда приходилось отстаивать свои взгляды, выставлять проекты новых исследований или "защищать" открытые месторождения. Наконец, мне стало ясно, что без высшего образования мне встретится слишком много досадных препятствий. Будучи уже квалифицированным геологом, я ходатайствовал о разрешении мне, в порядке исключения, окончить экстерном Ленинградский горный институт. Мне пошли навстречу, и в течение двух с половиной лет удалось, не прерывая работы, закончить его"¹¹. В 1935 г. ему было присвоено звание горного инженера. Диплом с отличием об окончании И.А. Ефремов получил позднее, что, по-видимому, было связано с его постоянными экспедициями и с переездом Палеон­тологического института в Москву. Горный институт не забыл своего выдающе­гося выпускника, и в апреле 1987 г. к 80-летию со дня его рождения в вестибюле глав­ного корпуса была установлена мемориальная доска, а студенты отметили это событие учреждением клуба любителей фантастики имени Ивана Ефремо­ва.

Итак, Верхне-Чарская экспедиция завершила геологическую сибирскую карьеру Ефремова. Была ли причиной тому его "первая любовь" - палеонтология - трудно сказать. Во всяком случае, окончание Горного института с отличием, присвоение звания горного инженера, талант исследователя и уже солидный стаж полевой работы в геологии открывали ему широкие возможности приложения опыта и знаний на безграничных просторах Сибири и Дальнего Востока. Мы знаем, что Иван Антонович был человеком умным, совестливым и видел далеко вперед. Возможно, отчасти отход его от чисто геологических исследований, связанных с полевой работой, объясняется иной причиной. По его следам геолога, как и по следам других энтузиастов-первооткрывателей, уже начинали свой тернистый путь неисчислимые колонны других землепроходцев, для каждого из которых "шаг влево или шаг вправо" мог быть последним.

В Москву И.А. Ефремов приехал уже сложившимся палеонтологом, опытным геологом, кандидатом наук, автором 17 палеонтологических и геологических трудов и производственных геологических отчетов. В предвоенные годы он проводит несколько экспедиций, пишет серию разноплановых палеонтологических работ. Постепенно в его научном творчестве центр тяжести смещается от описания остатков позвоночных к их практическому использованию как "руководящих ископаемых" для стратификации отложений. Тем самым ученый закладывает основы стратиграфических схем для расчленения континентальных пермских и триасовых отложений востока Европейской России. И здесь И.А. Ефремов оказывается в центре разработки важнейших практических задач: его схемы расчленения континентальных отложений по смене фаун позвоночных повсеместно применяются геологами при геологических съемках Для поисков нефти в районах Второго Баку. К 1940 г. И.А. Ефремов обобщает результаты своих полевых наблюдений над распределением в породах ископаемых остатков. Он тщательно собирает и анализирует различные литературные сведения и в результате приходит к выводам о закономерности формирования местонахождений вымерших позвоночных.

В 1936 г. И.А. Ефремов снова в экспедиции. На этот раз ученый исследует Медистые песчаники Каргалинских рудников в пос. Горном, ведет поиски наземных Позвоночных в районах Оренбургского Приуралья.

В 1937 г. в Москве должен был состояться XVII Международный геологический конгресс. Перед его открытием в столицу были перевезены Северодвинская галерея и другие экспонаты Геологического музея. Однако оказалось, что их негде разместить. По словам профессора Р.Ф. Геккера, самым решительным в этой ситуации оказался И.А. Ефремов¹². Он написал письмо И.В. Сталину, в котором подчеркивал неоценимое значение коллекций и необходимость срочного предоставления помещения для Палеонтологического музея в связи с проведением конгресса. В качестве возможного варианта предлагались конюшни бывшего Нескучного сада. Письмо подписали ведущие специалисты института. Оно сыграло свою роль - в 1936 г. под музей была отдана меньшая часть конюшен. Иван Антонович вместе с сотрудниками активно участвовал в переоборудовании помещения и подготовке экспозиций Палеонтологи­ческого музея, который был открыт к началу конгресса.

Узловым вопросом работы геологического конгресса стала пермская система. И.А. Ефремов выступил перед участниками с сообщением о наземных позвоночных верхней перми и нижнего триаса, предложил детальную стратиграфическую схему расчленения всего комплекса красноцветных отложе­ний. Позднее, по мере накопления новых палеонто­логических данных и обработки результатов геологи­ческих съемок, он уточнил схему и провел меж­континентальную корреляцию красноцветов по фаунам позвоночных. Его схема получила всемирное признание специалистов и с небольшими поправками и дополнениями существует и сейчас.

С 1937 г. Иван Антонович возглавлял в Палеон­тологическом институте Академии наук СССР Лабо­раторию низших позвоночных (рыбы, земноводные, пресмыкающиеся), оставаясь ведущим специалистом по древнейшим наземным позвоночным. В этом же году он обследует пермские местонахождения По­волжья, Татарии и Приуралья. В 1939 г., помимо раскопок в Ишеево, он руководит Каргалинской гео­логоразведочной партией, совмещая изучение мелис­тых песчаников с поисками позвоночных. Попутно осматривает старые медные рудники в Башкирии по рекам Белой и Деме, по местам установления пермской системы.

Особенно плодотворным был для Ивана Антоновича 1940 г. Он описывает пресмыкающихся-котилозавров из Белебея в Башкирии, пресмыкающихся с низовьев р. Мезени, дает предварительное описание хищных дейноцефалов из Ишеево. Детально изучает черепа растительноядных улемозавров из Ишеево, впервые описанных А.Н. Рябининым.

В этом же году И.А. Ефремов публикует (в русском и зарубежном изданиях) обобщающую статью о новой отрасли палеонтологии - тафономии. Предварительное сообщение о тафономии он сделал в начале 1940 г. на совещании, посвященном 80-летию со дня выхода в свет книги Ч. Дарвина "Происхождение видов". И.А. Ефремов отметил, что Дарвин одним из первых обратил внимание на отсутствие переходных форм и подчеркнул неполноту геологической летописи. В конце года И.А. Ефремов совместно с А.П.Быстровым заканчивает фундаментальную работу о лабиринтодонтах из нижнего триаса р. Шарженги. (После окончания войны авторы этой работы были удостоены дипломов Лондонского Линнеевского общества.)

В марте 1941 г. Иван Антонович защищает докторскую диссертацию на тему "Фауна наземных позвоночных средних зон перми СССР". Основное внимание в ней уделено новой для севера Европейской части России мезенской фауне пресмыкающихся и монографическому описанию дейноцефала-улемозавра из Ишеева.

Начало Великой Отечественной войны застало Ефремова в Москве. Он просился на фронт, но его ввели в штаб по эвакуации научных ценностей Палеонтологического института. В середине октября было получено снаряжение для Уральской экспедиции, и ученый вместе с сотрудниками на специальном самолете вылетел в Свердловск (Екатеринбург). В конце ноября И.А. Ефремов выехал в пос. Горный на экспедиционную базу. Их провожал академик А.Е. Ферсман, который осуществлял общее руководство экспедицией. Иван Антонович был научным консультантом экспедиции. До Горного ученый добирался на полуторке полтора месяца.

1942 г. принес новые испытания. Иван Антонович заболел. В те дни Р.Ф. Геккер писал директору Палеонтологического института академику А.А. Борисяку, который в то время находился в эвакуации в Боровом (Казахстан): "Свердловск, ЗОДП-1942. Очень хорошо, что Вы заговорили о вагоне (речь шла о переезде сотрудников в Алма-Ату. - П.Ч.). Иначе ехать нельзя: Иван Антонович лежит; будем надеяться, что все обойдется благополучно. Сыпной тиф, им самим определенный, врач сегодня отрицает. Диагноза не ставит. Налицо высокая, до 39,8-40 °С, неспадающая почти температура в течение нескольких дней. Лежит пластом в каморке"¹³.

Некоторое время ученый провел в Алма-Ате; у него повторился приступ тяжелой формы лихорадки, подхваченной в экспедициях по Средней Азии. Во время болезни он начал писать первые рассказы. В начале 1943 г. И.А. Ефремов переехал во Фрунзе [Бишкек], где находился костяк Палеонтологического института и действовала библиотека Биологического отделения АН СССР. Палеонтологический институт размещался в здании Киргизского пединститута. Там, "в тамбуре между дверями гимнастического зала", И.А. Ефремов закончил рукопись "Тафономии". На заседании научного семинара он сделал доклад о методике тафономических исследований.

Поздней осенью 1943 г. И.А. Ефремов вместе с институтом и Биологическим отделением АН (в составе штаба по реэвакуации) возвратился в Москву. Начались хлопоты с музеем. Ученый руководил подготовкой экспозиции, приуроченной к 220-летнему юбилею Академии наук СССР, состоявшемуся летом 1945 г. Участник юбилейной сессии, один из крупнейших палеонтологов мира, иностранный член Академии наук СССР английский профессор Д.М.С. Уотсон так отзывался об этой работе коллектива музея: "Тридцать четыре года назад, - писал он, - я прочитал описание дейтерозавра и ропалодона¹⁴ у профессора Сили. В тот год я впервые посетил Южную Африку и начал понимать дейноцефалов. Ныне впервые я имел великую привилегию воочию увидеть не только старые образцы, но также и новые великолепные материалы по титанофонеусу и улемозавру. Они - настоящие откровения, самые прекрасные и самые важные и новые остатки рептилий в мире. В самом деле, новейшие открытия этого института начинают новую эру исследований по древнейшим четвероногим, и мы можем ждать от СССР быстрого развития наших познаний в этой области. Я уверенно жду этого, так как ни в одном из музеев мира я не встречал подобной группы людей, так хорошо подготовленных, чтобы двигать вперед наши познания, и нигде не встречал такого внимания и не научился столь многому в такое короткое время"¹⁵. Столь высокая оценка отечественных палеонтологов и собранной ими коллекции мировой научной ценности во многом имела отношение к деятельности И.А. Ефремова; он уже тогда собрал воедино остатки позвоночных из старых медных рудников, раскопал и описал новых наземных позвоночных из Поволжья и Южного Приуралья. Спустя 2 года Уотсон еще раз выразил восхищение великолепными коллекциями по древнейшим позвоночным. В английской газете "Британский союзник", издававшейся в СССР на русском языке, он поместил статью, проиллюстрировал ее рисунками А.П.Быстрова, которые изображали хищных дейноцефалов, описанных Ефремовым по находкам в Ишеево. Прослеживая историю выдающихся палеонтологических открытий, Уотсон рассматривает в числе их известные и вновь открытые формы древнейших фаун Европейской России, заполняющих эволюционный пробел между пермскими фаунами Северной Америки и Южной Африки. По мнению Уотсона, в достижениях русской палеонтологии есть немалая доля советских ученых, и в частности И.А. Ефремова.

В первый послевоенный год в Палеонтологическом институте вплотную встал вопрос об организации экспедиции в Монгольскую Народную Республику. Впервые мысль о проведении крупных азиатских экспедиций возникла в 1932 г. после исследования местонахождений динозавров в Средней Азии. В следующем году уже планировалось направить в район Урумчи Джунгарскую экспедицию для сбора материалов, и детального изучения динозаврового горизонта". На 1934 г. намечалась экспедиция в МНР по местам работ сотрудников Американского музея естественной истории. К идее азиатских экспедиций И.А. Ефремов вместе с академиком А.А. Борисяком и профессором Ю.А. Орловым воз­вращались в 1940 г. и в начале 1941 г. Но война спу­тала все карты.

В 1944 г. И.А. Ефремов подытожил имеющиеся к тому времени данные об остатках динозавров в Средней Азии. Он всесторонне проанализировал местонахождения динозавров в Казахстане и Киргизии по результатам экспедиции 1929 г. и высказал предположение о вторичном залегании остатков в ряде мест за счет перемыва более древних мезозой­ских осадочных толщ. При этом он оценил ре­зультаты Центральноазиатской экспедиции Амери­канского музея естественной истории, состоявшейся в начале 20-х годов XX в., и собрал сведения советских специалистов о недавних находках костей в различных пунктах МНР. Таким образом, к моменту организации экспедиции Ефремов пришел к выводу, что гобийская часть МНР представляет более полную картину исторического развития динозавровых фаун Центральной Азии и соответственно более перспективна для проведения исследований. Тем самым обзорная статья Ефремова о среднеазиатских динозавровых местонахождениях послужила своего рода трамплином не только для исследования динозавровых фаун Монголии, но и вообще фаун наземных позвоночных мезозоя-кайнозоя, поскольку отложения этого возраста наиболее последовательно и полно представлены именно в этом районе Центральной Азии.

Правительство МНР, поддерживая замыслы русских палеонтологов, предложило Академии наук СССР организовать экспедицию для поисков ископаемых животных. Начальником экспедиции был назначен И.А. Ефремов, обладавший к тому времени огромным опытом экспедиционных исследований, организаторскими навыками и непре­рекаемым авторитетом ученого и путешественника. Экспедиция проработала в МНР три полевых сезона: 1946, 1948 и 1949 гг.; 1947 г. ушел на детальную подготовку и заброску снаряжения, материалов, горючего на основную и промежуточные базы - с учетом всего того, что выяснилось в ходе рекогносцировочных работ первого года.

Гобийская одиссея с ее подготовкой, проведением, обработкой материалов была важным, ответственным и длительным этапом в жизни и научной биографии Ивана Антоновича. Тем не менее он не забывал своей "первой любви" - древнейших позвоночных, исследования по которым публиковал параллельно с монгольской, преимущественно динозавровой, тематикой.

В 1944 г. одновременно со статьей о динозаврах Средней Азии И.А. Ефремов пуб­ликует материал о стратиграфическом расчленении верхнепермских отложений Евро­пейской части России по остаткам позвоночных. Эта работа также оказывается в цен­тре внимания геологов, так как ее выводы широко применяются для геологической съемки.

В 1946 г. выходит статья И.А. Ефремова, посвященная так называемым батрахозаврам - "лягушкоящерам"¹⁶. Основой ее послужили черепные остатки интереснейшего животного из Ишеева, названного лантанозухом. Ученый показал, что по морфологическим и биологическим особенностям лантанозух вместе с известными ранее североамериканской сеймурией и котлассией с Северной Двины занимает промежуточное положение между земноводными и пресмыкающимися. Он подчеркнул, что при попытке выяснения систематической принадлежности этих трех родов к одному из классов "мы сразу же теряем под ногами почву". Совмещение в этой группе родов важнейших признаков обоих классов привело И.А. Ефремова к выводу: вся группа в целом по своему значению в эволюции древнейших четвероногих заслу­живает выделения в особый подкласс. Это систематическое подразделение принято современными исследователями. Эта статья была последней работой Ефремова о батрахозаврах, имеющей непосредственное отношение к земноводным; большинство последующих трудов посвящено его любимым зверообразным пресмыкающимся - тероморфам.

Научные интересы И.А. Ефремова развивались в нескольких направлениях и в целом охватывали тематику по древнейшим наземным позвоночным, включая исследования по динозавровым фаунам Средней Азии и МНР. Ученый опубликовал около 100 работ в советских и зарубежных изданиях, написал около 200 заметок, научно-популярных статей, отзывов, рецензий и рефератов. Ефремовские отзывы при своей доброжелательности и яркости всегда точно улавливали сильные и слабые стороны диссертаций. Получение отзыва от Ивана Антоновича было пределом мечтаний соискателя.

Послевоенный период биографии И.А. Ефремова, сам по себе уже достаточно насыщенный, был бы неполон без упоминания о начале его литературной деятельности. Стремительное вторжение Ефремова в литературу произошло в 1944 г. Интересно отметить, что в послевоенной истории Союза писателей СССР (Ефремов член СП с 1945 г.) он остается единственным, кого пригласили в СП "автоматом", без заявлений, рекомендаций и прочих атрибутов, доказывающих значительность и право кандидата.

В 1947 г. по горячим следам первого гобийского путешествия за динозаврами он публикует "Звездные корабли". Здесь с позиций науки о прошлом - палеонтологии - у И.А. Ефремова впервые зазвучала тема космоса. До 1949 г. его рассказы издавались 20 раз. Такой взрывоподобный успех и признание нечасто выпадают писателю даже при наличии большого таланта. Помимо природных дарований, очевидно, сыграло роль то обстоятельство, что к началу своего литературного творчества И.А. Ефремов был уже профессором, широко и разносторонне образованным ученым - геологом и палеонтологом.

После экспедиции в Монголию И.А. Ефремов в поле больше не выезжал. Он вновь занялся организационной и научной работой. Уже появились первые публикации монгольских материалов, шла препаровка монолитов со скелетами. В музее монтировались первые скелеты динозавров. В начале 50-х годов И.А. Ефремов подготовил ряд палеонтологических экспедиций сотрудников института. Так, в 1952 г. он настоял на проведении предварительных раскопок остатков зверообразных пресмыкающихся около г. Очёр в Пермской области. Эти работы позволили выяснить перспективность местонахождения, и последующие раскопки в 1957, 1958 и 1960 гг. дали богатейшую фауну пермских позвоночных. В 1954 г. ученик Ивана Антоновича - Б.П. Вьюшков - впервые в России провел успешные бульдозерные раскопки триасовых позвоночных в известном местонахождении Донгуз в Оренбуржье, из которого прежде был известен скелет дицинодонта, изученный И.А. Ефремовым. Особое место в работах Ивана Антоновича занимает "Руководство для поисков остатков позвоночных..."¹⁷

Оно представляло, по существу, дополнение и практическое приложение к организации направ­ленных поисков позвоночных. Впоследствии подоб­ного рода пособия, изданные по другим груп­пам ископаемых животных, приобрели важное значение для практики геологосъемочных работ.

В 1952 г. фундаментальный труд по тафономии¹⁸ был удостоен Государственной премии. Два года спустя И.А. Ефремов публикует капитальное научное исследование "Фауна наземных позвоночных..."¹⁹, материалы к которому он собирал с 1929 г. Эта своего рода энциклопедия об истории изучения медистых песчаников была с интересом встречена не только палеонтологами, но и гео­логами, географами, историками - всеми, кто пря­мо или косвенно был связан с изучением и осво­ением Западного Приуралья. Почти одновременно с этой монографией у Ефремова совместно с Б.П. Вьюшковым выходит "Каталог местонахож­дений..."²⁰, который в сокращенном виде был пе­реведен и опубликован Э.К. Олсоном в США в 1957 г.

Осенью 1953 г. И.А. Ефремов баллотировался на выборах в члены-корре­спонденты Академии наук СССР. Его кандидатуру поддержали ряд институтов и филиалов Академии, семь университетов, научные общества и известные ученые. Всего 25 блестящих отзывов-рекомендаций. Но на выборах Иван Антонович получил всего два или три голоса. Объективное и категоричное суждение Ефремова к этому неудачному "дебюту" отражено в его письме директору института Ю.А. Орлову от 31 января 1962 г.

К середине 50-х годов у И.А. Ефремова резко обострилась тяжелая болезнь сердца. Здоровье ученого заметно пошатнулось. Единственным средством сохранения работоспособности для него стало соблюдение строгого режима. В этот период он продолжает работать над монгольской тематикой: печатает статьи об условиях захоронения динозавров и других наземных позвоночных, публикует "Дорогу Ветров" и завершает эту тему в 1963 г. статьей о перспективах палеонтологических исследований в Монголии. И.А. Ефремов пишет статью о первых находках в России древнейших пресмыкающихся - капторинид и пеликозавров, известных прежде лишь в нижней перми Северной Америки. В статье он снова возвращается к межконтинен­тальным сопоставлениям пермских фаун и красноцветов.

После экспедиции в МНР работа над монгольскими материалами продолжалась и выяснилась необходимость палеонтологических исследований во Внутренней Монго­лии. Ивану Антоновичу виделось продолжение этих исследований вдоль южных кара­ванных путей. Именно для организации новой экспедиции он в составе делегации палеонтологов посетил КНР осенью 1958 г. Через год экспедиция состоялась, но И.А. Ефремов остался в Москве.

В 1959 г. И.А. Ефремов покидает Палеонтологический институт не столько по состоянию здоровья, сколько из-за сложившейся обстановки в связи с его временной инвалидностью. Должность заведующего Лабораторией низших позвоночных, руково­дителем которой он был с 1937 г., по предложению дирекции занял другой сотрудник еще до истечения срока перевыборов. Новую должность дирекция не предложила. Уход из института Иван Антонович переживал болезненно, о чем можно судить по переписке с Ю.А. Орловым.

Формально уйдя из института, И.А. Ефремов не оставляет своей любимой науки и литературы. Он интересуется общими вопросами палеонтологии, перспективами развития науки, критически рассматривает проблему соотношений науки и научной фантастики. Фундаментальная статья об этих соотношениях, опубликованная в журнале "Природа" в 1961 г.²¹, до сих пор остается актуальной.

В этот период И.А. Ефремов пишет рецензии, статьи, отзывы на диссертации, преимущественно докторские, дает консультации, участвует в планировании экспедиций. Он всегда в курсе событий, поддерживает постоянные контакты с отечественными и зарубежными учеными. Среди последних следует упомянуть Д. Уотсона, А. Ромера и Э.К. Олсона. Последний был очень дружен с Ефремовым, и их переписка, частично опубликованная Олсоном, прекрасно дополняет образ Ефремова - человека, ученого, философа. Этот взгляд на Ефремова глазами американского ученого очень интересен для русского читателя. Олсон в своих вос­поминаниях о И.А. Ефремове писал, что последний во многих отношениях оказал большое влияние на его взгляды на мир, жизнь и интерпретацию палеонтологической летописи.

Жизнь Ивана Антоновича Ефремова - ученого и писателя - тесно переплетена с судьбами многих людей. Ивана Антоновича связывала давняя дружба, еще со времен жизни в Ленинграде, с профессором А.П.Быстровым. Здесь нет необходимости писать о нем - блестящая характеристика его дана самим Иваном Антоновичем в переписке и воспоминаниях, которые были написаны после смерти Алексея Петровича, но не были опубликованы. Иван Антонович был также очень дружен с И.И. Пузановым, крупнейшим зоологом и непримиримым антилысенковцем. Их многолетняя дружба, начавшаяся, по-видимому, в конце 40-х годов, носила преимущественно "эпистолярный" характер; личные встречи в Москве были сравнительно редки. Надо думать, что высокая оценка этими двумя учеными литературного твор­чества Ефремова была для него весьма своевременной поддержкой. Тем более что многие из институтских коллег Ефремова скептически относились к его литературным занятиям и порой шутливо, но настойчиво убеждали его в том, что он занимается ерундой. Это мнение нередко разделяли и вполне доброжелательные к Ефремову геологи и палеонтологи, знакомые с его работами. В науке, по их мнению, он сделал бы больше. Автору этих строк не раз приходилось выслушивать брюзжание старших и весьма уважаемых коллег по поводу занятий Ефремова литературой: "Кому это нужно, зачем ему самому? Занимался бы делом". Более того, Ивана Антоновича стремились "привести к общему знаменателю", а некоторые завистливые и горячие головы обвинили ученого в том, что он пишет свои повести и рассказы "в рабочее время". Уже была назначена дата обсуждения этого вопроса на заседании партбюро, но... в "Известиях" появилось постановление о присуждении И.А. Ефремову Госу­дарственной премии за работу "Тафономия и геологическая летопись".

Трудовая деятельность Ивана Антоновича, помимо Государственной премии за "Тафономию", отмечена двумя орденами Трудового Красного Знамени, одним в 1945 г. за заслуги в палеонтологии и вторым в 1968 г. за заслуги, как писала газета "Известия", в развитии советской литературы и активное участие в коммунистическом воспитании трудящихся. И еще орден "Знак Почета". Не будем судить, много это или мало. Все познается в сравнении, и Иван Антонович - человек счастливой судьбы. Мы знаем, например, как распорядились жизнью Николая Ивановича Вавилова. Не последнюю роль в этом сыграл Т.Д. Лысенко. Случайно мне довелось быть на его панихиде в Биологическом отделении Академии наук. Проходя вестибюлем мимо конференц-зала, я услышал слова соратников о том, как высоко партия и правительство отметили заслуги покойного. Меня одолело нездоровое любопытство - захотелось взглянуть на награды: на отдельных подушечках размещались восемь орденов Ленина. На миг меня поразила парадоксальная ирреальность ситуации и промелькнула мысль: "Какой же ущерб нужно нанести науке, обществу и Родине, чтобы заслужить восемь орденов Ленина?" Проводы были более чем немноголюдны: на проспекте вслед за катафалком проследовали девять больших, но ... пустых автобусов.

В последние годы жизни Иван Антонович не раз уподоблял себя торпедированному броненосцу. Орудия ведут огонь, корабль идет, но уже обречен. Мысль о "пробоине" не оставляла его, он спешил работать и знал скоротечность отпущенного срока. После "Туманности Андромеды" он успел написать три романа: "Лезвие бритвы", "Час Быка" и "Таис Афинская". Причем "Час Быка" после книжного издания в 1970 г. был "изъят из обращения" и не переиздавался до 1988 г., тогда как "Туманность" была издана около 100 раз.

И.А. Ефремов умер в Москве 5 октября 1972 г. Урна с прахом захоронена, согласно его завещанию, под Ленинградом [Санкт-Петербургом], в Комарове, на маленьком кладбище под кронами сосен и елей. Плита из темного базальта увенчана неправильным многогранником из лабрадорита. На нем надпись "Иван Ефремов" и даты.

Творческое наследие Ефремова будет привлекать внимание многие годы, ибо он принадлежит к тем выдающимся личностям, значение которых не утрачивается со временем. Он уже "канонизирован" временем и при жизни стал классиком в своей науке, палеонтологии, и в научной фантастике. Однако, как сказал когда-то Владимир Набоков, "есть еще посмертное надругание, без которого никакая святая жизнь несовершенна". Чаша сия не миновала и Ефремова, но, чтобы не быть голословными, обратимся к фактам. Через месяц после его кончины на квартире покойного был произведен обыск. Последний, согласно разъяснению компетентных органов, полученному 16 лет спустя, был вызван подозрениями о насильственной смерти писателя. Однако эта рабочая версия не подтвердилась. К тому же она не вытекала ни из содержания протокола, ни из характера обыска. Тут и на сегодняшний день остается много неясного. Дело не в том, что версия не подтвердилась, - она и не могла подтвердиться, ибо абсурдность ее была априори очевидна.

Пока колеса этой машины прокручивались, в издательстве выбросили из плана издания подписанное к печати пятитомное собрание сочинений писателя. Роман "Час Быка" не назван даже в аннотации ко второму изданию собрания сочинений Ефремова (1986).

В посмертной "биографии" ученого и писателя наиболее глухим периодом "поражения в правах" были годы с конца 1972 до 1975. Этот период, начиная с явно спровоцированного обыска, с последующим замалчиванием Ефремова породил массу всякого рода нелепых домыслов, до сих пор имеющих хождение. Формально в средствах массовой информации Ефремов перестал существовать как писатель, имя его вообще не упоминалось. Круги от камня, брошенного на имя Ефремова, расходились широко и долго. Прежде всего из журналов были сняты некрологи. Это положение распространилось и на науку. Фамилия его вычеркивалась из списка научных работ. В начале 1974 г. в тезисах докладов к XX сессии Всесоюзного палеонтологического общества, посвященной тафономии, имя И.А. Ефремова - основателя этого общепризнанного научного направления - было вымарано. Один из известных палеонтологов в своей книге о палеонтологических исследованиях в Гоби ухитрился ни разу не упомянуть имя Ефремова, хотя использовал данные из его научных работ. И это после "Дороги Ветров", четырежды издававшейся до появления этой книги! Число бывших друзей резко сократилось, из писателей отошли и те, кто постоянно пользовался гостеприимством Ефремова и подписывал свои книги: "Дорогому учителю Ивану Антоновичу..." И лишь один писатель А.П. Казанцев в эту глухую пору вступился за память Ефремова и обратился с письмом в ЦК КПСС.

Конечно, за всем этим остается традиционный вопрос: "Кому это было выгодно?" Как ученый Ефремов уже не мешал никому. А как популярнейший писатель на пьедестале лидера отечественной фантастики? Темна вода во облацех, да и компетентные органы пока еще не публикуют ни имен доносчиков, ни содержания "сигналов". Может быть, именно как отголоски тех прошлых тенденций звучит иногда призыв упразднить научную фантастику. Ту, которую Ефремов называл "литературой мечты и технического прогресса" и которая, по его же определению, "должна вести науку за собой, показывая ей новые направления и освещая пути в неведомое вдохновенным взлетом фантазии"²².

С 1975 г. творчество Ефремова официально обрело "второе дыхание" и только за последние 5 лет тираж его произведений составил несколько миллионов экземпляров. Сюда же входит и "Час Быка", который с 1988 г. одновременно публиковался в нескольких издательствах. Возвращение читателям этого отторгнутого романа символично: оно подтверждает заложенную в нем идею торжества разума и справед­ливости над темными силами зла.

Ефремов и при жизни, вероятно, мог бы иметь несомненно большую официальную поддержку, если бы в своем творчестве безоглядно следовал руководящим идеям и указаниям.

И.А. Ефремов шел своей дорогой, и во всей его биографии геолога-первопроходца, ученого, исследователя и писателя прослеживается неизменная позиция человека и гражданина "без страха и упрека". Но "органы" думали иначе, и посмертная био­графия Ефремова не закончилась историей с обыском. И самому Ивану Антоновичу не суждено было узнать, что он - Иоанн по записи в церковной книге - законный сын Антона Харитоновича Ефремова и жены его Варвары Александровны, окажется по легенде КГБ резидентом английской разведки - Майклом Э. - сыном английского лесопромышленника, жившего до 1917 г. в России. Об этом мы узнали из статьи бывшего подполковника КГБ В. Королева²³. Согласно данным последнего, "дело Ефремова" содержит около 40 томов. И следует особо подчеркнуть, что после кончины Ивана Антоновича "дело" разрабатывалось еще 8 лет. Причем задолго до смерти Ефремова в поле зрения КГБ попали уже "завербованные резидентом" сын его Аллан и жена Таисия Иосифовна.

Конечно, эта тема не относится к научному наследию И.А. Ефремова. По свидетельству того же В. Королева, она достаточно бредовая (хотя разрабатывалась на полном серьезе). На эту тему имеется уже ряд публикаций, и, кажется, все ясно, однако до сих пор находятся люди, которые серьезно спрашивают: "Кем же был Иван Ефремов?"²⁴

Ефремов уже принадлежит истории. Последняя - прерогатива историков и сильна свидетельствами современников, которым мы доверяем и которые дают свое понимание фактов из "первых рук".

Деятельность "органов", как бы они ни назывались, наложила глубокий отпечаток на целую эпоху, точнее на три поколения, и не могла не сказаться на характере творческого и объеме эпистолярного наследия И.А. Ефремова. Вот почему сам Ефремов в анкете начала 60-х годов на вопрос журналиста: "Ведете ли Вы дневник?", ответил: "В наше время нельзя. После культа личности все отучены. Писал бы..."²⁵

Безусловно, это большая и невосполнимая потеря.

Человек по Ефремову - это микрокосм со своим внутренним и неповторимым мироощущением. В равной мере это относится и к самому Ефремову, Его письма раскрывают внутренний мир, в них он более открыт как человек и ученый с его чувствами, тревогами, радостями и печалями. Через них мы обретаем сопричастность и "родство душ" с человеком, ученым и писателем. Тем большую ценность приобретают документы, сохранившиеся в семье Ефремовых, равно как документы и переписка ученых с Ефремовым.

Предлагаемый читателю том открывает новые страницы многогранного наследия И.А. Ефремова и добавляет штрихи к портрету нашего современника, так как подобно выдающимся ученым-естественникам Ефремов - энциклопедист, и грани его таланта в силу разных причин не вдруг открываются взору исследователя и читателя. Когда-то академик Д.Н. Прянишников сказал о Н.И. Вавилове: "Николай Иванович - гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник". Это справедливо и в отношении к Ивану Антоновичу Ефремову; наше и последующие поколения будут ощущать непреходящее значение его личности и творчества.

Книга удачно открывается письмом молодого ученого Ивана Ефремова к В.И. Вернадскому. Ефремов говорит о своих новых взглядах на эволюцию наземных позвоночных в разные геологические эпохи в зависимости от состава атмосферы и просит разрешения прислать рукопись. Мы не знаем существа затронутых Ефре­мовым вопросов, но совершенно очевидно, что идеи, волновавшие его в юности, не были им забыты и нашли отражение в научном и литературном творчестве.

Нет необходимости пересказывать содержание тома, но, несомненно, большой интерес, помимо обсуждения научных вопросов, вызовет эмоциональная переписка Ефремова с А.П.Быстровым, И.И. Пузановым и другими адресатами.

Появлением настоящей книги мы обязаны составителю, кандидату исторических наук Н.В. Бойко, которая провела неоценимую и трудоемкую работу по поиску, подбору и подготовке материалов.

Доктор биологических наук,
член Комиссии по литературному и научному наследию И.А. Ефремова
П.К. Чудинов

ПРИМЕЧАНИЯ:

¹Чудинов П.К. Иван Антонович Ефремов (1907-1972). М.: Наука, 1987. 224с., ил.

²Центральный государственный исторический архив С.-Петербурга. (Ф. 19. Оп. 127. Д. 2183. Л.177-178.) Выписка сделана санкт-петербургским историком В.Я.Никифоровым.

³Ефремов И.А. Не опускать крылья // На суше и на море. М.: Мысль, 1982. С. 320-324.

⁴Ефремов И А Что такое тафономия? // Природа. 1954. № 3. С. 48-54.

⁵Семейный архив Т.И.Ефремовой. Автограф.

⁶Семейный архив Т.И. Ефремовой. Подлинник.

⁷Ефремов И.А. Тафономия и геологическая летопись. М : Изд во АН СССР, 1950. 177 с. (Тр. Палеонтол. ин-та; Т 24).

⁸Семейный архив Т И. Ефремовой, Подлинник.

⁹Семейный архив Т И. Ефремовой, Подлинник.

¹⁰Другая сторона медали. Из архива Ивана Ефремова // Чудеса и приключения. 1992. № 7-8. С.34.

¹¹Ефремов И.А. Не опускать крылья // На суше и на море. М.: Мысль, 1982. С. 320-324.

¹²Геккер Р.Ф. Иван Антонович Ефремов // Тафономия и вопросы палеогеографии. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984. С. 6-14.

¹³Чудинов П.К. Иван Антонович Ефремов. М.: Наука, 1987. С. 35.

¹⁴Имеются в виду два рода пресмыкающихся из медистых песчаников Приуралья, установленные рус­скими палеонтологами Фишером и Эйхвальдом в середине XIX в.

¹⁵Палеонтологический институт АН СССР. 1930-1980. М.: Наука, 1980. С. 42. (Тр. Палеонтол. ин-та; Т 184).

¹⁶Ефремов И.А. О подклассе Batrachosauria - группе форм, промежуточных между земноводными и пресмыкающимися // Изв. АН СССР. Сер. биол. 1946. № 6. С. 615-638.

¹⁷Ефремов И.А. Руководство для поисков остатков позвоночных в палеозойских континентальных толщах Сибири. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 20с.

¹⁸Ефремов И.А. Тафономия и геологическая летопись. М.: Изд-во АН СССР, 1950. 177с. (Тр. Палеонтол. ин-та, Т. 24).

¹⁹Ефремов И.А. Фауна наземных позвоночных в пермских медистых песчаниках Западного Приуралья. М.: Изд-во АН СССР, 1954. 416с. (Тр. Палеонтол. ин-та; Т. 54).

²⁰Ефремов И.А. Каталог местонахождений пермских и триасовых наземных позвоночных на территории СССР М.: Изд-во АН СССР, 1955. 185с. (Тр. Палеонтол. ин-та; Т. 46). В соавт. с Б.П. Вьюшковым.

²¹Ефремов И.А. Наука и научная фантастика // Природа. 1961. № 12. С. 41-47.

²² Ефремов И.А. Наука и научная фантастика // Природа. 1961. № 12. С. 44.

²³Королев Валентин. Как фантаста записали в английские шпионы // Столица. Иллюстрир. еженедельник. 1991. № 16(22). С. 44-46.

²⁴Кем же был Иван Ефремов? // Аргументы и факты. 1992. № 18, май.

²⁵Другая сторона медали. Из архива Ивана Ефремова // Чудеса и приключения. 1992. № 7-8. С.34.