ПЕРЕПИСКА С УЧЁНЫМИ, №№ 1-50
1
В.И. ВЕРНАДСКОМУ
Ленинград. 19 ноября 1930 г.
Глубокоуважаемый Владимир Иванович.
Приношу тысячу извинений за смелость, с которой обращаюсь к Вам. У меня есть некоторые новые взгляды на эволюцию наземных позвоночных в связи с равновесием СО2 в атмосфере в разные геологические эпохи и ионизацией вод в присутствии различных элементов, напр[имер] V, Си, К и др. В настоящее время в СССР Вы единственный человек, от одобрения которого зависит судьба моих гипотез. Если разрешите, я вскоре пошлю Вам мою небольшую работу, переписанную на пишмашинке для В[ашего] мнения. Ваше разрешение не откажите сообщить по адресу. Здесь, Тучкова наб. 2. Палеозоологический институт АН СССР. И.А. Ефремову1.
Примите еще раз мои извинения.
С искренним ува[жением]
И. Ефремов
АРАН. Ф. 518. Оп. 3. Д. 579. Л. 1. Автограф.
2
А.Н. РЯБИНЙНУ1
Москва. 16 января 1936 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Переписчица сообщила мне, что сможет взять работу, но сделает ее не к 20-му, как я полагал, а к 23-му, после чего передаст Вам. Я посылаю рукопись в Ленинград, ибо переписка в Москве невозможна по качеству или уж чересчур медленна.
Некоторые рисунки я дошлю Вам после (в список рисунков с объяснениями они войдут), только получу отпечатки из фотолаборатории. Машинистка перепишет в трех экземплярах, из которых два - пойдут Вам, а третий мне. Я его исправлю и перешлю Вам в обмен на неисправленный. Если вся эта комбинация Вас устраивает, не откажите черкнуть несколько строк о Вашем согласии или нужных изменениях.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 1. Автограф.
3
А.Н. РЯБИНЙНУ
Москва. 22 сентября 1936 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Мне весьма прискорбно, что я оказался одним из трех самых нерадивых. Отнюдь не в целях оправдания себя, ибо в данном случае нет извинения, все же прошу выслушать мои мотивы запоздания.
1. Меня сделали уч[еным] секретарем ин[ститу]та, который, как Вам известно, находится сейчас в очень тяжелом положении. Пришлось бросить временно все дела и всеми силами вывозить институт. К первому октября все решится, так или иначе.
2. Отсутствие в Москве приличных машинисток, что гибельно при моем скверном почерке. Так, написанное по амфибиям мне переписала настолько мерзко, что я, употребив несколько дней на правку, решил перепечатывать снова. А.В.Мартынов обещал на днях достать где-то хорошую машинистку.
Итак, за исключением организации переписки, мне остаются написание териодонтов (литературу по ним я уже свел). После 28-го я берусь за них безотрывно и думаю, что смогу послать Вам все условленное почти одновременно или немного позже, чем Д.В.Обручев.
Осмелюсь заявить, что, по-видимому, я все же более благонадежен, чем Алексей Алексеевич, который клянется, что вообще [далее не разобрано одно слово. - Ред.] сейчас писать для Циттеля не будет. Прошу как-нибудь передвинуть меня на Вашей черной доске.
За задержку с ответом на Ваше письмо приношу извинения - тому были некоторые домашние затруднения, каковыми делами был занят, + секретарство все последние три недели.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д; 156. Л. 3. Автограф.
4
Москва. 28 октября 1936 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Телеграмму Вашу получил, однако лежу, болен и не могу осуществить немедленную перепечатку работы. Сразу по выздоровлении высылаю Вам амфибий, на чем и думаю ограничиться ввиду плохого самочувствия и загрузки административными делами.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 5. Автограф.
5
А.Н. РЯБИНИНУ
Москва. 8 декабря 1936 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Я очень благодарен Вам за любезное предложение содействия в переписке, но думаю, что остающиеся мне небольшие вставки я успею вскорости переписать и в Москве. Дело в том, что я получил целую кипу новых работ от Ромера, Куна и других, почему хочу внести самые последние данные в литературу и систематику [далее не разобрано одно слово. - Ред.].
Очень благодарен за доброе пожелание. Я уже почти совсем выздоровел, так лишь небольшая слабость. Я считаю, что даже при моей малой работоспособности остающаяся работа (с перепиской) займет не более 10 дней. Чувствую себя очень виноватым перед Вами, но, к сожалению, я не мог предвидеть столь гибельных для нас московских обстоятельств.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 6. Автограф.
6
А.Н. РЯБИНИНУ
Москва. 9 января 1937 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Мне удалось уйти в кратковременный отпуск и я прочно взялся за Циттеля. Кончу к 15-му, если не удастся выехать в Ленинград 16-го, то я пошлю рукопись одному из бывших наших работников - В.В. Пряхиной - для [машинной] перепечатки, а она передаст Вам. Поскольку рукопись будет у Вас в руках и Вы можете показать ее издательству - это уже хорошо, я же, приехав в Ленинград в конце января, выправлю в один вечер все ошибки, могущие быть при перепечатке.
Вы не можете смотреть в глаза издательству, а я боюсь, что не смогу Вам смотреть. Поверьте, что меня эта история с Циттелем чрезвычайно огорчает, ибо первый раз в жизни я оказался в подобном положении.
Я полагал, что для рисунков достаточно указать их №№ в английском и немецком издании таким образом (рис. 278 англ. изд., с. 193), но меня смутил Д.В.Обручев, сказав, что лучше дать рисунки сфотографировать и представить их отдельным приложением. Это мне кажется нецелесообразным, ибо 99% рисунков Zittel's являются наиболее нужными и для нашего издания добавить стоит лишь основные наши формы Wetlugasaurus, Benthosuchus (Bentosaurus) Platyops и еще, конечно, девонских Ichthyostegidae. Все эти рисунки Wetlugasaurus, которые передаст [вероятно, имеется в виду В.В. Пряхина. - Ред.] Вам по приезде в Ленинград, так как [далее не разобраны два слова. - Ред.] купить Ежегодник и вырезать рисунок из Вашей статьи1, дав подправить кое-что (технически только разумеется) Быстрову.
Итак, должно быть, скоро искуплю свой великий грех и отправлю Вам сию рукопись.
К сожалению, мне не удастся переработать ее так полно, как это мне вначале хотелось, но в этом никто, кроме меня, не виноват, держать же дольше уже невозможно.
Большое спасибо за новогодние пожелания. Лучшим пожеланием было бы извинение Вами тех огорчений и хлопот, которые я (невольно хотя бы) причинил Вам.
Полагаю, что со всеми перепечатками и пересылками рукопись будет у Вас не позднее 20-го, каковый срок можно сообщить издательству.
С искренним уважением и пожеланием в новом году не иметь дел с авторами подобной аккуратности.
И. Ефремов
Сейчас снова подняли вопрос о скорейшем печатании Вашей рукописи. В первую очередь Moschops. Затем динозавры - так чтобы напечатать к конгрессу2. Думаю, что выйдет.
И. Е.
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 8, 8 .об. Автограф.
7
А.Н. РЯБИНИНУ
Москва. 19 января 1937 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Передаю на Ваше усмотрение как быть с Циттелем. Выяснились следующие обстоятельства:
а) машинистка не успеет переписать к 23-му, так как выезжает к нам в Москву. Может переписывать в Москве. Ценно тем, что прекрасно разбирает мой почерк, так как много переписывала мое. Для других машинисток он (почерк) весьма труден. Перепишет весьма скоро;
в) у меня еще не готова совсем литература (осталась еще вставка старой русской), а также не составлены объяснения к рисункам, так как жду завтра-послезавтра получения снимков из ЛАФОКИ, которые сразу буду включать под одной нумерацией;
с) Орлов Ю.А. сообщил, что видел в Ленинграде только что вышедшую книгу Save-Soderbergh'а1 - капитальный труд по черепу стегоцефалов. Он писал мне, вышлет мне скоро, т[аким] о[бразом] со дня на день я могу ее получить или даже в крайнем случае написать Быстрову (у которого она уже есть), чтобы он на 2-3 дня прислал ее мне в Москву. Было бы очень важно включить столь капитальный труд (вернее учесть его в Zittel). Я его не видел, может быть, там ничего особенного нет, но если есть, будет обидно, что Zittel, вышедший в 1937 г., не учитывает итоги конечной работы 1936 г.
Поэтому мои пожелания таковы: если имеется хотя бы малейшая возможность - нужно повременить с отсылкой Вам Циттеля. Тем временем машинистка будет перепечатывать конец работы (все, что не лабиринтодонты), для которых книга Save не важна. .
Конечно, если дело абсолютно не терпит, я могу Вам выслать немедленно все в том виде, в каком есть, а рисунки и часть литературы просить позже, пользуясь Вашим любезным предложением о возможности перепечатки через Вас.
Так как я и так уже все оттягивал, буду считаться только с Вашими возможностями. Если имеется возможность оттянуть на несколько дней, скажем до 1/II, пришлю уже все полностью, включив и Save и, кроме того, тот nachtrag [дополнение (нем.) . - Ред.], к писанию которого приступаю завтра. Как мы с Вами и договаривались, я классификацию лабиринтодонтов оставляю старой (за исключением деталей) и пишу, что время для введения новой еще не приспело, так как окончательная классификация требует переработки целого ряда [далее не разобрано одно слово. - Ред.] описанных форм. Равным образом вводить в text-book неустановившиеся термины, вроде сверх отрядов и сверх семейств, неудобно. Но в конце обзора стегоцефалов в эти самые nachtrage я хочу изложить (очень кратко) намечающиеся пути новой классификации. Я считаю, что такой nachtrag будет полезен, так как сейчас, по-видимому, с легкой руки Save начнут сыпать сверх и надсемействами.
Вот изложил все обстоятельства. Жду Вашего решения.
Теперь есть некоторые вопросы по ходу работы.
1. Я даю около 15 новых рисунков дополнительно к имеющимся, а из старых выбрасываю один. Не много ли?
2. Текст мною значительно дополнен и расширен, но не через меру. Вставлено только самое необходимое. В различных [степенях] текст Woodword's мною [надеюсь] переработан. Печатных на машинке будет страниц 80 minimum. Не много?
3. Я пишу названия труднопереводимых костей прямо по-латински. Мне кажется, что писание-таких названий, как [далее не разобраны два слова. - Ред.], [в] русской транскрипции совершенно неприлично, указывает на безграмотный общий уровень и снижает научную корректность книги.
Какого мнения придерживается редактор?
4. Рисунки, имеющиеся в Zittele, я даю прямо ссылкой на стр. и № рисунка. М[ожет] б[ыть], нужно все переснять?
Нумерацию рисунков я начинаю с первого № и ссылки на них вставлять буду сверху печатного текста карандашом, чтобы потом легко было стереть и написать настоящий № по всей книге. Считаете Вы это удобным?
5. Каким образом расположить литературу и ссылки? Здесь можно сделать по трем вариантам:
а) по образцу Zittels писать внизу данной страницы и делать одну общую цифровую сноску ([для] общего характера литературы), а затем цифровые сноски по отдельным семействам. Это имеет свои плюсы и минусы в том, что литература разбросана и, кроме того [далее не разобрано одно слово. - Ред.], под страницей коверкает внешний вид издания;
b) всю литературу вынести в конец, описание класса ставить в алфавитном порядке подряд, а в тексте делать сноски (Broom, 1914) таким образом;
с) литературу вынести в конец, но разбить всю по семействам, тогда в тексте можно обойтись без сносок.
Не откажите точно указать, как сделать.
6. Я ставлю лишь важнейшую литературу, чтобы не загромождать издания. Может быть, нужно и второстепенную.
7. Нужно ли после фамилии автора (в литературе) ставить его русскую транскрипцию (Брум, 1914) или не нужно?
8. Нужно ли после названия каждого семейства ставить его автора Dvinosauridae Watson, немецкий Zittel (Broili) делает так, а английский (Woodword) этого не делает?
Прошу извинения за огромное письмо, но, как видите, здесь действительно необходимые вопросы.
Не откажите в любезности ответить на важнейшие.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 10, 11. Автограф.
8
А.Н. РЯБИНИНУ
[Ленинград] Не ранее 1 апреля 1937 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Приходил к Вам 3 раза, но, к сожалению, не застал. Руколись полистно сдаю Вам с некоторыми рисунками еще в прекрасном исполнении Быстрова.
Я не проверил только конец литературы, не успел, но это, конечно, может сделать и Ваш технический помощник. Всего с литературой и объяснением рисунков у меня 147 страниц. Оригинальный текст очень трудно отделить, думаю, что не менее 2-х листов во всяком случае (...)
Получил из ин[ститу]та поручение узнать у Вас, как обстоят дела с обработкой черепахи и птерозавра из Каратау, переданных Вам1. Желательно, чтобы успеть сдать их в печать к конгрессу.
Не откажите написать хотя бы мне об этом.
Всего лучшего. Думаю быть опять в Лен[ингра]де около 1/IV, тогда можно будет согласовать разные вопросы по рукописи.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 16, 17. Автограф.
9
А.Н. РЯБИНИНУ
Москва. 13 октября 1937 г.
Глубокоуважаемый Анатолий Николаевич.
Не откажите в любезности сообщить, как обстоят дела с Циттелем.
Если он все еще без движения, то можно ли до него добраться и кое-что дополнить.
Весьма обидно, если в новом нашем Циттеле не будет упомянут целый ряд наших новых родов.
Таковыми являются:
Labyrinthodontia сем. Bentosuchidae
род Klintosuchus Efr.
сем. Wetlugasauridae
род Wolgosuchus Efr.
Cotylosauria, Procolophonia
род Nyctiphruretus Efr.
Pelycosauria Mesenosaurus Efr.
Deinocephalia род Taurocephalus Broom
подотряд Titanosuchia Boonstra
род Titanophoneus Efr.
подотряд Myctosuchia Efr.
Venjukovia invisa Efr.
Rhopalodon и Deuterosaurus, по-видимому, одно и то же или почти одно и то же;
Uranicosaurue Nopcsa уничтожен с позором.
Имеются еще два новых рода стегоцефалов, но так как они не закончены [далее не разобрано одно слово. - Ред.], предложить их вставить не решаюсь. Мало ли что может быть. Рукопись же об этих всех вышеперечисленных зверюгах сдана в печать1 и если выйдет ранее Циттеля, то, конечно, получится нехорошо.
Прошу сообщить Ваше мнение о возможности осуществления подобных вставок. Я буду в Ленинграде в середине ноября, тогда можно поговорить подробнее.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 732. Оп. 1. Д. 156. Л. 14. Автограф.
10
31 октября 1937 г.
Дорогой Алексей Петрович!
Высшие и низшие позвоночные приветствуют в Вашем лице своего нового двуногого собрата, зачисленного в отдел рычащих рептилий и ядовитых рыб постановлением Президиума Академии наук СССР1 в качестве неотенической [незрелой] личинки. Ждем метаморфоза
Ю. Орлов, И. Ефремов, Д. Обручев.
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 105. Л. 4. Фототелеграмма.
11
Л.С. БЕРГУ
Москва. 21 декабря 1937 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
Близится отчетный период, и я вынужден просить Вас выслать мне отчет по Вашей работе для института, так как Ваши работы числятся по моему Отделу низших позвоночных1.
Так как Ваши работы стоят и в томе ЗИНа, то в отчете нужно будет указать, какой объем работы проделан за счет ПИНа и может быть, таким образом, засчитан за ПИНом для оправдания произведенных ПИНом расходов.
Равным образом при отчете может возникнуть вопрос о дальнейшем продвижении Ваших работ в печать - по какой линии? ЗИН или ПИН? и куда эти работы будут представлены? Это я также прошу Вас разъяснить в Вашем отчете.
Не откажите в любезности также написать мне о ваших нуждах в смысле оплаты фото, рисунков, каталогизации, препаровки коллекций, перепечатки и переводов работы на 1938 г. Я в предварительной смете поставил Вам на 1938 г. 1250 руб. Кроме того, к 15 января 1938 г. требуется предварительная программа Вашей работы на весь год поквартально. Просимые сведения не откажите направить в ПИН Ивану Антоновичу Ефремову.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 1. Автограф.
12
Л.С. БЕРГУ
Москва. 28 февраля 1936 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
Роман Федорович привез мне любезно переданную Вами амфибию из Тунгусского бассейна. Эта находка для меня в высшей степени приятна, так как сейчас у меня печатается статья, где доказывается неизбежность нахождения в Тунгусском бассейне верхнепалеозойских Теtrapodа1. Амфибия эта приличной сохранности, но для точного определения необходима препаровка под сильным увеличением. Пока можно только сказать, что найденная особь весьма сходна с группой Branchiosauria из филлоспондильных стегоцефалов и, следовательно, может датировать отложения как нижнепермские и никоим образом не выше. Разумеется, может оказаться, что наша амфибия есть личинка (хотя и все бранхиозавры тоже личинки) какого-нибудь из высших лабиринтодонтов. В этом случае возраст "повысится". Однако для торжества такого заключения мало данных. Роман Федорович мне сообщил, что по рыбам Вы определяете возраст как триас. Поэтому я поспешил написать Вам свои самые предварительные соображения и сомнения, так как наибольшее количество шансов на то, что возраст, по этой амфибии, окажется нижнепермским или даже карбон-пермь на пограничной черте.
Данные о дальнейшей обработке не замедлю сообщить.
С искренним уважением
И. Ефремов
Иван Антонович Ефремов
Палеонтологический институт АН СССР
Москва-71, Б. Калужская, 75.
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 1а. Автограф.
13
Л.С. БЕРГУ
Москва. 12 сентября 1938 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
Не откажите в любезности прислать план Вашей работы и соображения (экспедиции тоже) на 1939 г.
Также сейчас требуют перспективной наметки работ на все пятилетие 1938-1942. Ваши указания будут очень важны для меня, особенно при проектировании экспедиционных работ1.
В ожидании Вашего сообщения остаюсь с искренним уважением (заведующий отделом низших позвоночных ПИНа)
И.Ефремов
Москва-71, Б. Калужская, 75.
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 2. Автограф.
14
Л.С. БЕРГУ
Москва. 10 ноября 1938 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
В настоящее время я взялся за изучение стегоцефала с Нижней Тунгуски и на днях сдал в "Доклады" предварительную статью о нем1.
Разрешите назвать этого зверя в Вашу честь. Если Вы ничего не имеете против, то он будет называться Tungusogyrinus bergi ge. et. sp. nov. Я намерен в дальнейшем подвергнуть его детальной препаровке под микроскопом и дать более детальное описание.
Как никак это первая "Теtrapoda" из Сибири.
Еще одна просьба к Вам. Когда я получил этот образец, то написал в Арктический институт Шорохову с просьбой сообщить более детальные сведения о местонахождении. Письмо вернулось обратно с многозначительной надписью, что "гр. Шорохов в Арктическом институте не работал".
Летом 1939 г. я собираюсь послать туда партию для сбора рыб Вам и стегоцефалов мне, поэтому очень важно иметь заранее возможно более точные сведения.
Если у Вас имеются данные по стратиграфии и топографии этого местонахождения, не откажите в любезности сообщить их мне. Пока в моем распоряжении только этикетка, где значится № 153/3-37 г., левый берег р. Нижней Тунгуски, в излучине 264 км (участок Амо-Тура).
Может быть, Вы сможете сказать мне, где можно получить более детальные сведения.
С искренним уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 3, 4. Автограф.
15
Л.С. БЕРГУ
Москва. 4 декабря 1939 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
Не откажите в любезности сообщить мне в ПИН Ваши планы на 1940 г. с тем, чтобы их поставить в общую тематику нашего института. В этом году особое внимание уделяется: а) концентрации тематики, b) конкретности этапов окончания работы, с) эволюционно-теоретической значимости работы.Поэтому, глубокоуважаемый Лев Семенович, большая просьба - при характеристике темы дать более подробное освещение "теоретической" значимости ее, а также по возможности сделайте так, чтобы какая-нибудь часть к концу года сдавалась в печать. Одновременно укажите необходимые средства и материалы с тем, чтобы я мог их зарезервировать по смете.
Получили ли оттиск со зверем Вашего имени? Как он Вам понравился?
С искренним уважением
Ваш И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 5. Автограф.
16
Л.С. БЕРГУ
Москва. 21 мая 1940 г.
Глубокоуважаемый Лев Семенович.
Ю.А. Орлов передал мне Вашу записку1, на которую я теперь, по выяснении всех обстоятельств, могу ответить.
Рисунки рыб из Монгольской экспедиции2 сейчас нами не могут быть оплачены, так как мы до сих пор (неслыханная вещь даже в Академии) не имеем окончательно утвержденных кредитов на внештатную зарплату (так называется этот вид расходов). Я до сих пор, например, не смог сделать себе ни одного рисунка.
Чтобы все это ускорить, я попросил А.А. Борисяка написать от имени института в Монгольскую экспедицию, чтобы они финансировали изготовление рисунков. Эта бумажка уже послана 4 дня тому назад, так что вскоре будет ответ. О дальнейшем незамедлительно Вам сообщу.
Что касается поездки за рыбами в Бурят-Монголию, ранее отставлявшейся по соображениям пограничным и военным, то в этом году, к сожалению, .ее не удастся выполнить. Дело в том, что на все "экспедиции" моего отдела отпущено "суммы" в 2600 руб., а для того, чтобы хоть сколько-нибудь продуктивно провести эту поездку, нужно самое меньшее 5000 руб. при современных делах. Снова придется ждать, что принесет 1941 г.
С искрен[ним] уважением
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 804. Оп. 2. Д. 276. Л. 6. Автограф.
17
И.А. ЕФРЕМОВУ
Кембридж (США). Январь 14, 1944.
Уважаемый д-р Ефремов.
Когда Вы впервые спросили меня, несколько лет назад, о возможности опубликования работы Быстрова по проблемам котлассии1 в этой стране, я не был готов дать Вам позитивный ответ, частично в связи с тем, что наши журналы были насыщены публикациями, а также в связи с тем, что Россия и Германия тогда являлись номинальными союзниками2, что само по себе не давало повода для энтузиазма и не позволяло большинству редакторов взять на себя ответственность. Безусловно, с тех пор ситуация изменилась коренным образом, и я очень рад сообщить, что статья в настоящее время рассматривается в редакции. Геологическое общество3 пошло даже дальше отменив правило, что статьи по палеонтологии не должны появляться в их "Бюллетене", и статья будет опубликована в этом журнале. Мы уже получили подтверждение, и я надеюсь, что статья будет напечатана в течение ближайших месяцев. Мы заказали 250 репринтных копий, что, как я надеюсь, будет достаточно для Вас. Если Вы не против, я пошлю несколько экземпляров тем, кто очень интересуется этой проблемой здесь и в Англии и куда наша почта доставит эти публикации без всяких проблем, но из-за возможных проблем с почтой в России было бы лучше, если бы я оставил остальные экземпляры статьи у себя до тех пор, пока предоставится возможность их надежной отправки.
Поскольку английский язык д-ра Быстрова прекрасно понимался, в некоторых местах определены стилистические неточности, и, соответственно, по просьбе Геологического общества во многих местах были сделаны несущественные изменения. Однако я уверяю Вас, что мы были очень внимательны к формулировкам д-ра Быстрова, и я надеюсь, что окончательный текст будет удовлетворительным.
Из-за плохой работы почты я высылаю это письмо как Вам, так и д-ру Быстрову и надеюсь, что оно придет к Вам обоим достаточно скоро, также надеюсь, что дела у Вас идут неплохо. Что касается нас, палеонтологическая работа, конечно, просто подошла к точке полного застоя, как я предполагаю, такая же ситуация была ранее у Вас. Многие молодые палеонтологи служат в различных подразделениях армии и флота, а большинство из нас преподают различные дисциплины для курсантов армии и флота.
С наилучшими пожеланиями.
Искренне Ваш А. Ромер
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 75. Л. 1. Авториз. машинопись на англ. яз.
18
И.А. ЕФРЕМОВУ
16 января 1944 г.
Дорогой Иван Антонович!
Дописал я до Ноlорtychius свою книгу1... и такая мерзость разлилась на душе оттого, что смотрю я на рисунок Westoll'а, изображающий череп этой Сrosso, и душу терзают сомнения: Ноlорtychius ли это? Ведь ни один из этих ученых не изучал зубов. А только зубы могут позволить определить точно любую Сrosso! Описал Westoll и фрагменты Еusthenoptero... Но Еusthenopteron ли это?... Сам черт не разберет!
Простите, друг, что с эдакой мерзостью на душе, от которой т. Быстров скис, ныть хочется, я решил приняться за письмо Вам, которое я по непонятным даже мне причинам все откладывал.
Письма я Ваши все получил. Кстати, как бы не забыть: наше пребывание здесь - не тайна, а посему адрес такой: Кировская область. Военно-морская медицинская академия, кафедра нормальной анатомии. Подполковнику (Зуху).
Сейчас раскладываю Ваши письма перед собой и отвечаю по пунктам на подчеркнутые мною места.
1. "Неожиданно прибыла посылка от Вас с великолепным подарком и очень тронувшим меня стихотворением"2... Эту Вашу фразу я читал и перечитывал по несколько раз (и не один день). Она коротка, но говорит о том, что я добился того, чего так хотел, - доставить Вам удовольствие. А знаете? - доставлять удовольствие другим ведь это очень большое удовольствие! Читая Ваше письмо, я все старался представить, как Вы распаковывали посылку, разворачивали газету, как были удивлены, как обнаружили что-то в перчатке и т.д. А Е.Д. стояла за вашей спиной и смотрела через плечо... и тоже сначала ничего не понимала. Ведь так это было?
2. Я, конечно, рад Вашим литературным успехам. Но меня интересуют некоторые детали. "Семь румбов"3 идут под Вашей полной фамилией? Или Вы изобрели для себя какой-нибудь псевдоним? Хотя я не знаю содержания Ваших "Румбов", но меня, конечно, больше интересует "Могила Шамана"4. Если говорить откровенно, то мне очень хотелось бы, чтобы тип Г.-В. и Федька К. нашли в ней достойное и достаточно детальное отображение. Очень жаль, если эти типы погибнут для хроникальной литературы. К сожалению, я их недостаточно хорошо знаю, а то бы я их "запечатлел"! бы хотя бы в рукописи... для будущих времен. Рассчитываю на один авторский экземпляр "Румбов".
3. Относительно свидания здесь или в М[оскве] скажу следующее: я думаю, что это надо будет отложить. Мне кажется, что Вам пока не следует после болезни5 заниматься разъездами. Надо поберечь себя. Что же касается меня, то мне будет трудно отсюда приехать в М[оскву]. Причина простая: мы живем на то, что получаю я, и, если я уеду на некоторое время, то мой "иждивенок"6 будет голодать, а он голодал уже достаточно... Это Вы понимаете. Кроме того, сейчас усиленно поговаривают, что скоро некоторым (и мне в том числе) придется ехать на старую базу, чтобы готовить все для приема реэвакуирующейся кафедры. Когда это будет, конечно, неизвестно, но это может быть весьма неожиданно. Я не верю в скорость сего события, но все может быть в нашем мире, полном неожиданностей. Такие-то вот дела.
4. Вы теперь в М[оскве]... Скоро, вероятно, поправитесь. Не думаете ли Вы запустить руку в материалы, собранные Г.-В.? Это не для грабительских целей, а для пользы науки7. Эти материалы надо Вам посмотреть и, самое лучшее, взять на обработку к себе. Если есть там Dvino, я прошу его оставить за мной... Думаю, что Вы не откажете мне. То же я хочу сказать и о Раreiasaurus. Эта моя работа не доделана, но, ей-ей, хорошо начата... и то, что сделано, ей-богу, сделано хорошо. Это все у меня здесь и сохранилось - все черновики, наброски и оконченные рисунки. Сохраню, если жив буду!
5. Емельянов... Что он собою представляет? Он просто влюблен в меня на основании моих писем. Я, конечно, не хочу вести с ним совместную работу. Ведь мне его Оnycho нужен только для более обширных задач, а не сам по себе. А.А.Е. просит сосчитать у Оnycho количество позвонков... А на-черт это нужно? - Сосчитать количество икринок у самки... Видите ли, по его мнению, их должно быть 16, а по-моему, если их будет 5 или 20, польза для науки не уменьшится и не увеличится. Скажите, почему А.А.Е. всегда называет этого несчастного Оnycho "мой тритон". Это, скорее, тритон Фишера. Прав на него у А.А.Е. очень мало. Ведь Вы даже Веntho никогда не называли своим. А он, по существу, был Ваш... Я давно ничего не писал А.А.Е. Надо написать и послать ему сердце (рисунок) Оnycho. Пусть радуется. Но, ей-ей, рисовать некогда. Но надо...
6. Книгу свою пишу. Вы недовольны 10-ю годами срока. Но И[ван] А[нтонович], ведь, ей-ей, выясняется, что очень много надо доработать! Кстати, когда поправитесь, то напомните Д.В.О., что в свое время он мне предлагал взять на себя описание всего материала по Сrosso... Я теперь вполне подготовился к этому, и, если он не передумал, то я охотно, с Вашего благословения, берусь за это. Это не возьмет много времени. В месяц можно все сделать. Итак, прошу монополии.
7. Если я допишу тут своих Stegо, то, чтобы не терять времени зря, примусь за небольшую, но страшную книгу под заглавием "Прошлое, настоящее и будущее человека"8. "Прошлое" меня как палеонтолога не смущает, "настоящее" немного" тревожит... расы и прочая... - дело серьезное, но "будущее" - это самое спорное. Дело в том, что я думаю и буду доказывать, что биологическая эволюция человека 120000 лет тому назад прекратилась и в настоящее время ее нет, и в будущем ее не будет. Эта ересь и является главной причиной желания написать книгу, которая будет признана или книгой по вопросам о черной магии, или биологическим Евангелием.
Надеюсь, что я еще поработаю, хотя надо уже оглядываться..., вернее, заглядывать вперед... Жизнь-то идет, и нередко идет не так, как нужно было бы в наши годы.
Приветы Е.Д. и Вам от нас обоих.
Подполковник Such
Приветы: О.М.М., Н.А.Я., В.С.Б, Я.М.Э., В.И.Г., ну и Ю.А.О., хотя...
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. З. Д. 141. Л. 1, 1 об. Автограф.
19
И.А. ЕФРЕМОВУ
Киров (обл.) ВММА. 3 марта 1944 г.
Sic!
Дорогой Иван Антонович!
Из газет узнал, что уже нет А.А.Б. Как это случилось? Несомненно, совершенно неожиданно. Остановка сердца - и конец. Именно так это должно было случиться, судя по тому, что давали мне наблюдения над А.А.Б. в Малаховке. Иного я и не ожидал.
Веnе [хорошо (лат.). Часть текста зачёркнута А.П.Быстровым. - Ред.] - для дела бесполезно, а nilil [ничто (лат.). - Ред.] вообще никому никогда никакой пользы не приносило. Еrgo, de mortuis taci [следовательно, о мёртвых молчи (лат.). - Ред.]. (Молчи). Но я хочу знать, как это отразилось или отразится на живом ин[ститу]те? Вы понимаете, о чем я спрашиваю? Новый директор с одинаковой легкостью может и воссоздать, и окончательно уничтожить все1. Ну, об этом довольно, ибо я ничего не знаю. А письмо, наполненное одними вопросами, скучно читать. Жду от Вас послания.
В последнее время, несмотря на то что электросвет для ради экономии выключили и я сижу с коптилкой "Волчий глаз", так она в 1919 г. именовалась, - я усиленно пишу свою "Историю амфибий". Сегодня добрался до 285 страницы. Это ведь без иллюстраций - чистый текст. А рисунков будет не одна сотня. Эта работа еще впереди. Рисунки мне здесь не на чем делать. Делаю только черновые наброски - пректы [так в тексте. Вероятно, проекты. - Ред.].
Ей-богу, мне кажется, что я с Nectridia справился. Думаю, справлюсь и с Aistopoda. Adelospondyli Watson'а включаю в Lepospondyli. Для выделения их нет больших оснований.
От Емельянова сумел получить еще Оnycho и Ranodon (2 экз.) и Нуnobius (2 экз.). Это даст мне возможность расшифровать Lepospondyli достаточно обоснованно.
Справиться с Аistopoda без знания современных Ароdа считаю невозможным. Я знаю, что Вы не бросаете слов не ветер, а в одном из Ваших писем я читал фразу, свидетельствующую о том, что я имею основание надеяться на получение Ароdа. Это для меня крайне важно. Ведь Вы знаете, что современные зоологи никогда не сравнивали рецентных амфибий с ископаемыми в деталях, а палеонтологи, даже такая душка, как Маrgaret Steen, не имеют хорошего представления о рецентных формах. Steen сама признавалась мне в частном письме в том, что, когда она описывала ребра у Асаnthostoma как элементы гиобронхиального аппарата, не имела ни малейшего о нем представления. Но должен признать, что чем больше вчитываюсь в работы Маrgaret'ки, тем больше влюбляюсь в нее. - Прекрасный работник! - Описания точные, детальные, честные, ну, а выводы она предоставляет делать другим. Что же? - За это только спасибо можно сказать... Ну, об этом довольно. Это болтовня!
Иван Антонович! У Вас там в ПИНе валяется не один экземпляр, кажется, Личков, кажется "Движение материков и климаты прошлого"2... Не можете ли Вы послать мне эту брошюрку по почте? Хотелось бы еще раз прочитать. А здесь ее нет нигде. Если это нетрудно, буду благодарен. За заглавие и даже за фамилию автора не ручаюсь - я не обладаю такой феноменальной, просто убийственной, потрясающей памятью, как Вы. Обращаюсь к Вашей памяти, как к энциклопедии. Уверен, что Вы выругаетесь и без труда вспомните и автора и название книги.
Работаю я здесь, как черт, и делаю все, решительно все, что возможно в этих условиях. Преследую одну цель: не потерять даром эти годы. Конечно, я сделал бы больше, если бы не было войны. Но если я сделаю здесь maximum maximorum возможного, то это будет, ей-ей, немало.
Голова кипит от проблем и пректов, и то, что можно сделать сейчас, должно быть сделано!
Рукопись моя приближается к концу, но это не конец работы. Многое должно быть дополнено. А эти дополнения, по существу, целые отдельные работы. Но многие уже написанные главы могут быть опубликованы как отдельные готовые работы.
Пишите. Жду. Давно от Вас нет писем. А у меня ведь нет кроме Вас друзей.
Ваш Зух
Привет и Вам и Е.Д. (милой Е.Д.) от нас обоих.
Г.Ю. передала привет и уснула - завтра лезу в труп3 в 8.30 утра.
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 2, 2 об. Автограф.
20
И.А.ЕФРЕМОВУ
Киров. 26 марта 1944 г.
Dear Sir!
Я в последнее время довольно нередко начал испытывать приступы большого беспокойства. Что с Вами случилось? Я давно уже не получаю от Вас вестей. Я не получил ответа на два своих письма. Но не в этом, конечно, дело. Я не считаю, что каждое мое письмо должно оплачиваться ответом. Между друзьями таких счетов, разумеется, не может быть. Но меня, просто, беспокоит отсутствие вестей от моего единственного друга. Ведь у меня никого нет, кроме Вас. Все, кто меня сейчас окружает, это "клистирники"1, не имеющие представления о науке. А те, кто это представление имеет, - те либо физики, либо химики. Морфологи же интересуются только тем, чтобы угодить практике и нажить себе дешевый капитал.
Я жду oт Вас вестей. В своих предыдущих письмах я многое писал такое, на что Ваша реакция для меня была бы интересна.
Каковы дела в ПИНе после смерти А.А.Б.? Я думаю, что это неожиданное событие является главной причиной Вашего долгого молчания. Жду сообщений о всяких делах и о перспективах палеонтологии в будущем.
Что касается меня, то я существую пока. Вот уже прошло больше года после начала моего заболевания. Кажется, процесс медленно затихает. Думаю, что мне не угрожает обострение. Впрочем, мне кажется, что Вы не придаете и не придавали никакого значения моей болезни, считая ее каким-то пустяком. Это, возможно, пустяк, когда он пустяком кончается. Но ведь это могло превратиться совсем не в пустяки. Это я отчетливо сознаю. К сожалению, я понимаю в медицине несколько больше, чем хотелось бы.
Моя "История амфибий" почти дописана, но чем ближе я подхожу к концу, тем медленнее идет дело. С главой о происхождении Stegо и их эволюцией я кое-как справился. Но застрял на страницах, посвященных вопросу происхождения Urodela. Впрочем, и с этим я в основном, кажется, сумею распутаться. Может быть, эта проблема будет мною решена и смело, но лучше иметь смелое решение, чем не иметь никакого. Но за главой об Urodela следуют главы о происхождении и эволюции Аnura и Ароdа. Они, просто, наводят на меня панику, и я, ей-ей, не знаю, сумею ли разрешить задачу, хотя бы в более или менее удовлетворительной форме. Основное положение, к которому приводит обдумывание всего материала, заключается в том, что и Аnura и Ароdа (и Urodela) очень древнего происхождения. Это немало смущает меня. Но это было бы не беда. Беда в том, что я совершенно запутался в ухе. Это проклятое ухо ведь путает все, и простые вопросы и схемы делает трудными и непонятными. Препарирую уши разных Urodela - Нуnobbius, Ranodon, Оnусhodactylus, Тriton, вспоминаю уши лягушек, стервоцефалов и ничего, кроме путаницы, в моей голове не возникает. Усиленно думаю на сон грядущий и засыпаю ежедневно с одной мыслью, для того чтобы утром проснуться с отчетливым сознанием, что за ночь решительно ничего не выдумал. Поверьте, ухо - это не такая простая проблема. И мне кажется, что большие морфологи от нее сознательно увертываются. Прав Goodrich, когда пишет, что это совсем не простое дело. По-видимому, что-то недодано науке палеонтологией. Не хватает какой-то ископаемой формы, которая позволила бы вести от себя несколько эволюционных рядов в различных направлениях. Создать такую форму теоретическим путем я не берусь, точнее, опасаюсь. Эдак, пожалуй, насоздаешь много схем, неспособных жить. А.Н. Северцов таких схем создал достаточно. Этого хватит. Выгоднее опираться только на то, что представляет собой фактический материал.
Ну, я размечтался. Жду письма.
Привет Вам, мой друг... Вам и Е.Д. от нас обоих.
Ваш старый Зух
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 3, 3 об. Автограф.
21
И.А.ЕФРЕМОВУ
4 апреля 1944 г.
Дорогой Иван Антонович!
Я только что получил Вашу открытку от 22.03.
Что же это с Вами делается? Ведь Ваша органическая машина всегда казалась сделанной на совесть. Я всегда считал ее несокрушимой. Надеюсь, что и теперь Вы справитесь со всеми недугами и вновь станете по-прежнему вполне здоровым. От души жду и желаю этого. Скорее "прочухивайтесь".
О книге Личкова. О, я знаю, что Вы не разделяете взглядов Wegener'а1. Впрочем, Ваше предупреждение приму, разумеется, к сведению. Но мне, конечно, как плохому геологу трудно будет уловить автора на неточностях. Поэтому я имею основания опасаться, что кое-где под влиянием Личкова могу "загнуть" не туда, куда следует... Впрочем, большой опасности в этом нет. Вы сами весьма благосклонно относитесь к смелым теориям.
О гимнофионах. Когда Вы написали мне, что обещаете добыть Ароdа, то я, откровенно признаться, думал, что Вы имеете в виду новый материал, и немало удивлялся, не представляя, откуда Вы его собираетесь достать. Теперь все ясно: Вы имеете в виду два американских экземпляра, полученных нами давно. На этот раз память изменила Вам, и Вы изволите забывать некоторые детали истории с Ароdа. Я их начал осторожно препаровать еще в ПИНе. Кое-что отпрепаровал и зарисовал. Но остановил препаровку, боясь испортить и без того очень скверный препарат. Затем, с Вашего ведома и разрешения, я увез Ароdа в Л[енинград], и они сейчас там и сохранятся, если... все сохранится. Сейчас есть основания надеяться на это, но... все же все опасности еще не миновали... Если других Ароdа не удастся добыть, то придется попытаться извлечь все, что можно, и из этих экземпляров. Я еще не трогал скелета (возился с сосудистой системой). А скелет даже в плохих препаратах, конечно, сохранился во всех деталях. Мне как "палеонтолуху" скелет, разумеется, важнее, чем все другое.
О таблицах Амалицкого2. У меня здесь имеется очень небольшое количество этого материала для рисования. Конечно, я желал бы получить еще. Но меня пугает следующее обстоятельство. Один мой родственник посылал мне сюда, в К[иров], пачки тетрадей. Он это делал несколько раз, но всякий раз я получал посылку, в которой была только одна тетрадь. Все остальные наша почта считала себя в праве беззастенчиво украсть. Боюсь, что именно это она сделает и с таблицами Амалицкого. Если Вы осмелитесь доверить их ей. Думаю, что будет разумно, если Вы наложите на них свое авторитетное Vеtо и сохраните их для меня на недалекое будущее. Вот за это я бы Вам был очень благодарен. Имейте в виду, что качество таблиц довольно различное. Лучшее качество у малых по формату таблиц.
Жду сообщений о ситуации после смерти А.А.Б. Я решительно не могу себе представить, что Вы там собираетесь делать и кто будет главой ПИНа. Я не думаю, что Вам удастся найти голову для ПИНа, но "главу" Вам все-таки какую-нибудь дадут.
Напишите, что делает Д.В.О., что и кому рисует наш знаменитый Н.А. Яньшинов? И вообще, чем дышат пиновцы. Впрочем, многое я теоретически представляю, так как знаю характер каждого члена этого коллектива.
06.04, т.е. послезавтра, мне предстоит быть официальным оппонентом на защите кандидатской диссертации. Придется с диссертанта по традиции сначала снять штаны, а потом надеть. Впрочем, диссертант не врач (естественник, диссертация биологическая), а поэтому я вполне на его стороне. "Клистирника" я не стал бы щадить.
Живу я пока... - существую. Голова работает. Занятия провожу по традиции не корой, а спинным мозгом, и мне безразлично, что показывать. Через несколько минут иду препаровать мышцы кисти, но мог бы с равным спокойствием идти на занятие по мозгу или по скелету стопы... Много забот по хозяйству. Это в значительной мере приходится нести мне, но малая требовательность к жизненным благам позволяет мне довольствоваться малым.
Связь с Rommer у Вас, конечно, отсутствует. А хотелось бы знать, какова судьба моей Коtlassia. Она, вероятно, уже давно напечатана. Интересно было бы взглянуть...3 Я не знаю Вашей... (Ко мне пришли, поговорили, и я забыл, что собирался сказать).
Хотелось бы получить от Вас письмо побольше объемом, в котором содержались бы ответы на многое, что мною было написано Вам в предыдущих посланиях.
Ну, надо идти "преподавать" мышцы кисти людям, которые считают это высотами науки и не подозревают, что о науке они не имеют ни малейшего представления.
Жду Ваших посланий, но не пишите их до тех пор, пока не "очухаетесь" окончательно. Я не хочу, чтобы Вы ради меня напрягались, когда нет сил. Приветы Вам и Е.Д. от нас обоих.
Ваш Зух
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 4, 4 об. Автограф.
22
И.А. ЕФРЕМОВУ
Киров. ХХП-VШ-МСМХLIV
[22 августа 1944 г.]
Дорогой Иван Антонович!
Вы не правы. Я Вам писал, но Вы не ответили мне, а потом забыли... Но все это пустяки. Не об этом я хочу сегодня писать. Вашу открытку я получил. Сегодня утром. Она коротка. Я хотел бы знать больше о многом, но и в ней имеется немало важного.
Наш отъезд в Л[енинград] - дело решенное. Он состоится в первых числах сентября. По крайней мере тогда двинется то, с чем связан я.
Вы пишете о лаборатории Г.-В.1 Вспомните, я не раз за эти годы запрашивал Вас о ней, не раз советовал наложить руку. Если Вы находите возможным наложить мою руку, то я, разумеется, не имею оснований возражать против этого. Думаю, что моя рука извлечет из этого материала больше, чем руки Г.-В. и... Все Ваши воображения я считаю просто гениальными. Ваша голова работает хорошо, без промаха. Я думаю, что было бы очень глупо упускать такую возможность. Но я рассчитываю на работу в лаборатории в порядке совместительства. Это ведь не может быть для меня хотя бы на первых порах основной базой. В будущем... видно будет. Я понимаю, что лаборатория даст мне возможность оглядеться и присмотреться в ЛГУ, и наоборот. Последнее не ясно сказано... Но Вы поймете, на что я намекаю словами "и наоборот". Лаборатория даст мне возможность написать несколько хороших работ. Соседство других лабораторий даст мне иную атмосферу и... материал, и многое-многое другое. А то ведь мне порой душно от того, что я вижу вокруг. Словом, я благодарен Вам за заботу обо мне и за блестящее предложение и очень был бы Вам признателен за помощь при реализации этого дела. Мне сейчас многое неясно. А что сейчас надо делать, я просто не знаю. Во всяком случае я охотно п[е]редаю дух мой в руки Ваши, так как знаю, что это будет умно и хорошо. Действуйте со своей стороны, как находите нужным. Я же сделаю все, что Вы мне укажете и посоветуете, как только буду в Л[енинграде]. Приветы, и самые дружеские, передайте Ю.А.О. Было бы вовсе неплохо, если бы мы оказались с ним рядом. Впрочем, я совсем не желаю его ухода из ПИНа. Мне почему-то это как-то не по душе. Вероятно, потому, что я привык к мысли видеть в будущем ПИН под его руководством.
Я рад тому, что зубы Fleurantia уже вышли из печати. Когда получите оттиски, зашлите мне один из них, сложив вчетверо и измяв в письме. Это нужно для удовольствия... а может быть годится и для другого.
Многое мне хочется попросить у Вас... хочется кое-что выпросить у Д.В.О. Передайте ему поклон от всей души, но а с просьбами я как-нибудь сам осторожно подъеду. Думаю, что не откажет, смилостивится, хотя и скажет раза три: "Потом". Это "потом" меня просто убивает. Вы ведь знаете, что "я в науке дюже злой". ("На любовь я дюже злой"... - из песенки, которую поет Лемешев. - Хорошее выражение, сочное!)...
Передайте приветы всем пиновцам. Я не хочу проставлять их инициалы. Их ведь много. Но ко всем им я чувствую самую искреннюю дружбу. Я никому из них не пишу. Большая переписка для меня дело тяжелое. Я и так много пишу... Каждый вечер по несколько страниц. А письма меня выбивают из колеи.
Примите заверения... Впрочем, не хочу заверять, ибо Вы и так знаете, что я всей душой Ваш.
Оба мы кланяемся Вам с Е.Д.
Ваш Зух
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 5. Автограф.
23
И.А. ЕФРЕМОВУ
Киров. VII-X-MCMXLIV
[7 октября 1944 г.]
Дорогой Иван Антонович!
Судьба нас давно уже приучила к тому, чтобы мы не предъявляли к ней никаких претензий. Мало того, она довела нас до того, что мы почти охотно или по крайней мере безропотно доверяем ей свою жизнь, считая, что во многих случаях она поступает умнее, чем поступили бы мы. После этого философского введения я считаю своим долгом сообщить Вам, что по распоряжению соответствующих инстанций я с частью своего учреждения пробуду в Кирове по крайней мере до нового года. Мне известно, что Вы послали мне письмо в Л[енинград], но, разумеется, неизвестно его содержание. По ряду причин Вы на многие вопросы в моих письмах не ответили. Причины этого или точнее обстоятельства, их вызвавшие, мне понятны и известны. Но я бы хотел, чтобы Вы как-нибудь не поленились написать мне большое письмо с изложением всяких ситуаций. Меня теперь ведь ничем не смутите. Чтение биографии разных ученых показывает, что редко у кого не было таких периодов, когда они не могли работать так, как хотели бы... но оставим это - это тоже философия.
Так как у нас с Вами, точнее между нами, нет секретов, то я хочу в этом письме поговорить с Вами об одном деле1. Оно мне пришло в голову на днях. Дело в том, что я встретил одного не окончившего курс студента из Горного института. Он недавно был в Л[енинграде] и заходил в Горный, чтобы выяснить вопрос о возможности продолжения образования. Из разговоров с ним выяснилось, что Горный восстанавливается и довольно быстро при поддержке какого-то сильного наркомата. Но с кадрами у них дела плохи. В частности, после смерти А.Н.Рябинина палеонтология позвоночных в беспризорном состоянии. Меня интересует вопрос: как Вы смотрите на это место? А что произошло бы, если бы мы попытались прибрать его к рукам... для меня. Если А.Н. Рябинин мог там с успехом читать палеонтологию позвоночных, без знания их морфологии (а это я могу сказать совершенно уверенно), то почему бы этот курс не мог бы читать А.П.Б.... без знания геологии? Я думаю, что А.П.Б. с этим делом справился бы не хуже А.Н.Р. ... а может быть, даже лучше... опыта в преподавании вообще у него хватило бы.
Но меня в Горном не знают... Я для этого института чужой... выскочка... Ноmo novus ...клистирник... трипперник, что-то вроде венеролога! Впрочем, меня знает Д.Наливкин и, пожалуй, Енишевский (Криштофович, к примеру)... Если Вы не считаете все, что я сейчас пишу, бредом, то ведь Наливкин и Енишевский, да и ПИН в целом, могли бы указать Горному институту на меня... Ведь так обычно эти дела и делаются. Тут нужно рекомендовать и посоветовать. Сам я персонально, конечно, не решусь поставить себя в смешное положение и если что-нибудь буду делать в этом направлении, то только при поддержке серьезных людей, таких людей, которые сами убеждены в том, что кандидат и подходящий и достойный.
Конечно, смешно, что врач претендует или даже мечтает о Горном, но и Dubois и Вroom - врачи. Я не Dubois и не Вroom, но и Горный - не Британский музей, да и Рябинин не Owen и не Watson. В иных случаях жизни нужна смелось и даже дерзость.
Вот видите, какую ахинею я написал Вам! - Несмотря на то, что это, по-видимому, заведомая ахинея, я хочу, чтобы Вы со всей откровенностью высказались по двум вопросам:
1. Принимая во внимание все положительные и отрицательные качества А.П.Б., можно ли говорить о возможности допущения его в Горный?
2. Принимая во внимание все особенности Горного, стоит ли думать о нем?
Вы сами не раз повторяли, что палеонтологов-позвоночников мало. Но я вспомнил сейчас еще одну фамилию, именно Хабаков! Пожалуй, это единственный и вполне достойный преемник для покойного Рябинина. Если это будет так, то, значит, все в порядке и не стоит говорить ерунды далее между нами.
Это письмо, как видите, написано с полной откровенностью и рассчитано на такую же откровенность с Вашей стороны. Если Вы скажете что-нибудь про свиное рыло и калашный ряд, про триппер и клистир, то я, ей-ей, не обижусь. То, что я написал в этом письме, я мог написать только Вам, И.А. И это вы, конечно, понимаете. Поэтому... - жду Ваших писем и хая в них. Сей хай приемлю с покорностью...
Думаю, что теперь уже пора заняться писанием 2-3 работ по палеонтологии, которые сразу же после подписания мира (а он близок) можно было бы продвинуть в печать.
Вероятно, я и займусь этим в ближайшее время.
Шлифы со мной, а потому я смогу написать пару неплохих работ.
Желаю Вам успеха во всем.
Жду писем.
Поклоны Вам с Е.Д. от нас обоих.
Ваш Зух
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 6, 6 об. Автограф.
24
И.А. ЕФРЕМОВУ
19 октября 1944 г.
Дорогой Иван Антонович!
Мне переслали из Л[енинграда] Ваши письма... Но Вы уже, вероятно, получили мое письмо из К[ирова], которое было послано, когда ситуация на некоторый отрезок времени стала ясной. Я уже писал Вам, что отвык роптать на судьбу... и приучился терпеливо ждать.
Ну, не стоит заниматься философией. От этого ничего не изменится. Несколько пунктов о деле.
1. Ваших оттисков у меня нет. Ищите в ПИНе и у себя дома. Куда-нибудь засунули сами и забыли. Я после того, как закончил свое писание Веntо, в свое время вернул Вам все, что взял. Итак, ищите и обрящете.
2. Относительно профессорства в 1 ЛМИ не утка, а полуутка. Дело вот в чем. Там могло освободиться место: так предполагали. Тогда бы я по конкурсу занял его, чтобы быть самостоятельным и не зависеть от... ну, хотя бы капризов! Место не освободилось. Это дело теперь забыто, как несостоявшееся.
3. Ваши оттиски рассказов Вы получили назад. Добре. Потом прочту. Но Ваши письма, в большинстве случаев не являющиеся непосредственными ответами на мои, не содержат некоторых интересующих меня деталей. Я много раз спрашивал Вас: каков Ваш псевдоним? Или Вы выступаете в литературном мире под своей фамилией? Любопытно знать: заработали ли Вы на рассказах? Я, лично, хотел бы Вам большого гонорара...
4. Относительно реконструкций и вообще иллюстративной работы я должен оказать, что в настоящее время мне было бы очень трудно заниматься чем-нибудь подобным. Нет ни времени, ни условий, ни материала... ни, пожалуй, желаний... Мне кажется, разумнее было бы мне этим в К[ирове] не заниматься. У меня есть кое-какие дела и занятия, и я намерен ими заняться некоторое время. Будет, пожалуй, лучше, если я напишу еще одну книгу (пока хоть начерно), ну, например: "Диалектика эволюционного процесса"1. Вещь эта серьезная, нелегкая, а потому интересная. Тут и кругозор расширится. Пока я еще нахожусь в таких условиях, в которых можно заниматься только подобными теоретическими вопросами.
5. Вы предлагаете написать работу в сборник А.А.Б.2 По этому вопросу я думаю следующее. Я отношусь к каждой своей работе как к произведению во всех отношениях художественному. Если я дам какую-нибудь работу в сборник, то при плохой бумаге работа будет просто погублена. Такую работу лучше совсем не иметь. Лишнего № в списке работ мне уже давно не нужно, а видеть хорошую работу загаженной я не хочу. Выгоднее поберечь ее до времени, а потом напечатать, где надо, с толком и с пользой для многих. Я мог бы дать пару работ, но мне их жаль. Жаль давать на погубление. Я люблю обе эти темы, хорошо их продумал, представляю, как они во всех отношениях будут красивы, когда будут напечатаны... как следует... Повторяю, мне увеличивать количество работ теперь уже нет смысла. Я и за эти годы войны сделал четыре работы и три из них уже напечатаны. Чего же Вам еще? - Работа не остановилась. Но губить любимые темы я, право, не хотел бы. Написать же какую-нибудь ерунду трудно: я о "ерундах" не думаю. Проспекулировать на старых работах я не хочу и... Вы этого не хотите; да это и неинтересно. Словом, вряд ли я найду в себе силы пожертвовать ради А.А.Б. тем, что я предназначил в другое место.
6. В последнем своем письме я Вам писал о Горном. Сведения, которые я получил позже, заставили меня очень задуматься и над этим проектом. Я узнал, что там 30 часов лекционных и 20 практических. На этих 50 часах в год не проживешь. Это может быть принятым только в порядке совместительства. Мне кажется, что Вы разделяете мой взгляд.
Относительно Ваших проектов большего масштаба пока можно говорить только как о неисключенной возможности... Говорить надо, и говорить (переписываться) мы будем, чтобы учесть все обстоятельства меняющейся обстановки...
Во что все это выльется, не знаю. Трудные теперь времена. И все наши соображения и планы часто на другой же день должны быть изменены. Но все идет к концу. Война кончается, и я думаю, что скоро будут устойчивее обстоятельства и увереннее наши действия.
Сейчас будем проектировать, а когда будет можно, будем действовать и действовать смело... по-взрослому. Может быть, придется взять на свои плечи то, что прежде пугало. Мы стали взрослее, и жить надо смелее.
Я учусь переживать настоящее как далекое прошлое, т.е. не волнуясь им особенно. Эта житейская мудрость - очень неглупа, ей-богу. Я в настоящем готовлюсь к будущему и готовлюсь неплохо. Поверьте мне, что выгоднее быть оптимистом, чем пессимистом-нытиком. И Я верю, что все будет хорошо.
Вы не пессимист (хотя и достаточно трезвый и осторожный), поэтому Вы, конечно, разделяете мои воззрения на настоящее и... будущее.
Хочу получить от Вас ответ на это письмо. Согласитесь, что мы переписываемся, но наши письма не отвечают друг на друга.
Многое я хотел бы от Вас услышать. Пишите откровенно. Мы ведь с Вами не дети и можем говорить в глаза друг другу все. "Обидчивый" период нашего возраста давно миновал. По-моему, между друзьями нет обидных слов. А я упорно претендую на дружбу с Вами и жду того времени, когда смогу вместе с Вами напиться вдребезги на "ты".
Приветы от нас обоих Вам, Е.Д. и Аллану.
Подполковник медицинской службы Зух.
Жду писем на Киров областной, ВММА - Зух.
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 6, 6 об. Автограф.
25
И.А. ЕФРЕМОВУ
ХХIV-ХI-МСМХLIV
[24 ноября 1944 г.]
Дорогой Иван Антонович!
Я получил все Ваши письма, но с ответом на них, как видите, запаздываю. Не сердитесь, был очень занят.
Я думаю, что у Вас нет никаких оснований утверждать, что я ничего не понимаю в литературе, а потому мое мнение о Ваших рассказах1 Вы должны признать достаточно авторитетным. Я не буду кривить душой и скажу прямо: Ваши рассказы нельзя назвать хорошими, ибо их следует признать блестящими.
Что же в них хорошо?
Во-первых, изумительно-литературный русский язык; огромный словарь, т.е., вероятно, много тысяч слов, которыми автор активно пользуется. Это вообще редко встречается. Помнится, "Горе от ума" в этом отношении стоит на первом месте: 11000 слов! Я не знаю, каким количеством слов измеряется ваш словарь, но, вероятно, он очень богат. Следовательно, автор владеет языком в совер[шенстве]..., нет, не в совершенстве, а просто знает язык и умеет пользоваться его вербальным запасом.
Во-вторых, слог прекрасный. Автор нигде не делает ни одной ошибки. А такие встречаются и у лауреатов... (Симонов. "Они жаждали куска хлеба"!!) Я не мог найти ни одной, хотя бы неряшливо построенной фразы; я уже не говорю о неправильных построениях фраз - их вообще нет. К стилистике нельзя придраться: она безукоризненна. Словом, автор не только владеет словарем, но и умеет им пользоваться так, что русская речь его, просто, блестящая.
Эти две причины создают третью положительную сторону рассказов.
В-третьих, описания природы, которыми так богаты рассказы, читаются как захватывающие страницы интересных бесед умных геров. Таких бесед в рассказах Мало, почти нет. Но от описаний природы трудно оторваться. Этого, пожалуй, редко кто достигал. И это, несомненно, одна из изумительных особенностей "Румбов". Вы Нонимаете - заставить читателя страницу за страницей прочитывать описания природы и... не утомляться. Вы понимаете - для этого, грубо говоря, нужна "ловкость", а, точнее говоря, нужен талант. И этот талант у автора имеется в избытке. Годы Размышлений для него не прошли даром... Я знаю "писателей", которые начали писать и печататься прежде, чем стали думать. У Вас это было наоборот, и это чувствуется в рассказах. Во введении от издательства сказано, что Вы "не профессионал"... По-моему, это хорошо. "Профессионал" живет под лозунгом: "Писать, во что бы то ни стало писать", хотя ему писать, по совести говоря, не о чем. Ну и пишет всякую ахинею... Это ведь мы видим сплошь и рядом.
В-четвертых, хороши типы сибирских инородцев, их отношение к опасности; философски - спокойное, сократовское отношение к смерти. Хотелось бы, конечно, чтобы они - эти очень колоритные фигуры - были бы развернуты пошире, подетальнее. Но я понимаю, что это трудно - их прелесть нередко заключается именно в молчании и редких фразах, сказанных прекрасным русским ломаным языком. Но, может быть, Вы и согласитесь со мной, что было бы неплохо оставить в стороне культурного европейца и дать в деталях этих милых азиатов. Я думаю, что это вообще "реликтные формы", а потому их надо сберечь... в литературе.
В-пятых, Вы знаете, что все литературные произведения имеют свой "запах". От Ваших рассказов пахнет чем-то здоровым, приятным, свежим... Словом, после их чтения на душе становится хорошо. Это непередаваемое большое достоинство "Румбов". И я вполне разделяю их высокую оценку в литературных кругах. Они, эти рассказы, во многих, очень многих отношениях стоят на недосягаемой высоте по сравнению с тем, что нам приходится читать в последние дни и годы. Удручающее впечатление - это обычное чувство, которое останется от вымученного, какого-то вывихнутого, надуманного, какого-то футуристического языка большинства литературных произведений. Прочтите "Петр I" А.Толстого. Там есть такие фразы: "Рвя дверь, Петр..." и т.д.
Повторяю, язык Ваших рассказов - безукоризнен.
В-шестых. Я не могу указать недостатков Ваших "Румбов", так как не вижу их. Рассказы очень хороши.
Я мог бы сказать, что Ваши герои действуют молча или почти молча. Они мало говорят. И это не дает автору возможности развернуть их характеры... Но я не бросаю Вам этого упрека. На том фоне, на котором развертываются их жизнь и действия, не до разговоров. И то, что они мало говорят, пожалуй, хорошо. Так это и надо. И чутье автора подсказало ему правильное решение вопроса.
Я думаю, что в "Могиле Шамана"2 моя любовь к типам, к колоритным типам, будет вполне удовлетворена..., и я с нетерпением жду этого большого произведения.
Вы меня давно и достаточно хорошо знаете и Вам известно, что "Румбы" не в моем духе, но, если я сознаюсь, что я с большим наслаждением прочитал их, - это значит, они хороши, и очень хороши.
[Далее следует текст письма, написанный Г.Ю.Быстровой. Они заканчиваются её инициалами Г.Б. - Ред.].
Прочитала залпом "Пять румбов"3. Увлекли весьма! От "Встречи над Тускаророй" осталось чувство некоторой элегической и красивой неудовлетворенности из-за нераскрытых тайн, но, может быть, тем лучше, так как создалось чувство прекрасного, которое остается от непретворенной мечты. Второй по увлекательности (в моем духе) - "Озеро Горных Духов" - вызывает просто вкусовое ощущение от красок над озером, и, хотя разгадка и лишает это озеро таинственности, но до конца румба, точнее, уже после прочитанной книги, видишь эту гамму красок, точно мозг повторяет понравившуюся музыкальную фразу.
Третий румб "Путями Старых Горняков" кажется мне обыденней, но обладает своим ароматом. Интересно описана сама работа горняка и на этом фоне описываемый роман не дает (от дразнящего интереса) делать передышку - надо сразу же прочитать рассказ до конца. Ну, а затем я, северянка, люблю север и просто испытывала чувство благодарности или понимания от того, что кто-то с любовью описывает его суровые и своеобразные красоты. Остальное мое впечатление от этой книги то же, что и у Леши, разве только что разница в литературных вкусах у нас выражается в том, что Леша больше увлекается типами, чем я. У меня любимых духов больше, только бы было прекрасно выражено.
Леше хотелось, чтобы и я написала свое впечатление (чтобы я не уходила бы в "раковинку" от того, что ему дорого).
Сердечные приветы и Вам и Елене Дометьевне.
Г.Б.
У Вас, дорогой мой друг, разумеется, нет никаких оснований сомневаться в моей искренности. Поэтому Вы поверите мне, когда я скажу, что я (и моя подполковничиха) были очень рады, узнав приличную цифру Вашего гонорара. Ей-богу, у нас было такое ощущение, как будто жизнь улыбнулась кому-то из очень близких нам людей. И мы искренне порадовались за него.
Раза два кое-кто из наших знакомых говорил нам, что читал "Румбы"... Ну, разумеется, мы не могли удержаться от того, чтобы не заявить, что автор сего произведения - наш хороший друг. Ну, словом, мы гордимся знакомством с автором. И эта гордость вполне обоснованная.
Я думаю, что "Румбы" пробьют себе дорогу в литературном мире, так как на фоне того, что мы читаем обычно, это рассказы очень высокого достоинства... Я мог бы писать о Ваших рассказах еще очень долго, но...
Несколько пунктов о прозе:
1. Вы спрашиваете: какие это четыре работы я написал здесь? и почему у Вас нет оттисков...
Отвечаю: оттисков у Вас нет потому, что их и у меня нет... пока. Но я думаю, что если бы у меня эти оттиски были, у Вас их, пожалуй, все равно не было бы... Не сердитесь. Дело вот в чем. Здесь в К[ирове], мы собрали коллекцию в 4500 черепов. Это очень большое дело, и большая анатомическая ценнось. Я как спец изучал их. Это мне было поручено. Для оправдания своего существования я измыслил себе научную тему: "Признаки низших позвоночных в черепе человека". Мне удалось собрать интересный материал, и я, чтобы обеспечить себе покой, теперь выпускаю одно сообщение за другим. Сообщение I-е, ... II-е, III-е и т.д. По одной "аномалии" на сообщение. Это обеспечит мне лет 5. А когда этого не надо будет, то можно написать одну хорошую работу. Этими "сообщениями" я кормлю кого надо... Все это легковесно в разрозненном виде. Но "по, Сеньке и шапка". Когда я получу оттиски двух первых "работ", а это будет скоро, то я... не пошлю их Вам. Не стоит говорить об этих "анатомических этюдах", об этой анатомической ерунде. Мой палеонтологический опыт дал мне возможность видеть в черепе человека то, что мало кто видит, и, повторяю, в собранном виде эти "сообщения" представят собой то, что я в виде одной хорошей работы могу или смогу когда-нибудь поднести Вам... Но я все же рад, что имел возможность пересмотреть 4500 черепов глазами палеонтолога. Ведь этими глазами на череп человека только однажды взглянул L.Dollo.
2. О, не пугайтесь! Я не собираюсь немедленно выпускать книгу под заглавием "Диалектика эволюционного процесса". Чтобы написать ее, надо года два-три подумать и, самое главное, прочитать некоторых философов (напр[имер], Гегеля) в подлиннике (русском переводе, конечно). Словом, надо ориентироваться в философской cтороне дела так, чтобы было все ясно. Мне и сейчас уже многое совершенно ясно, но... многое надо подработать и доработать. Вообще, это тема для "бездельного" времени. И если такое у меня когда-нибудь окажется, то я все же свою "Диалектику" напишу. Впрочем, до этого надо еще многое написать, а потому у меня до "Диалектики" долго не дойдут руки. Так что... Вы за меня не опасайтесь...
3. Относительно сборника А.А.Б.
Я собственно не возражал бы принять в нем участие, но Вы торопите. Сейчас кончается год. Надо писать очередное "сообщение" о черепе... Надо многое сделать вообще; занятия идут полным ходом. Я читаю лекции на 1 курсе... (10 часов читал только о черепе человека, при этом одни общие вопросы...). Вот если бы Вы немного отложили это дело, я бы сумел кое-что дать Вам. Я наметил работу под странным заглавием: "Катоптрия". И мне бы хотелось, чтобы Вы, получив ее для печати (в свое время), сдали бы ее в типографию только после того, как просмотрели бы сами с пристрастием и попросили бы с таким же пристрастием просмотреть и И.И. Шмальгаузена. Я думаю, он не отказал бы. Статья теоретически смелая. Я в ней становлюсь на позицию А.S. Romera значительно решительнее, чем он сам. Ну, словом, я мог бы дать статью, если бы Вы не торопили меня. Февраль - это для меня нереально. Мало того, мне надо, чтобы Вы дали мне слово, что не пустите статью в печать, если найдете ее слишком смелой или, просто, ахинеей... А это возможно.
4. Вчера мне сообщили, что за двадцатилетнюю службу в рядах РККА я награжден орденом Боевого Красного Знамени. Поздравьте. Я думаю, что это с некоторых точек зрения совсем нелишнее украшение моей, если не невзрачной, то достаточно скромной фигуры. Орден еще не получил. Его пришлют через некоторое время и торжественно вручат здесь, на месте.
Вот и все новости.
Письмо получилось большое, не письмо, а письмище.
Жду от вас посланий.
Устал писать. Кончаю.
Ваш подполковник и орденоносец Зух
Приветы (и самые искренние Елене Дометьевне, моя подполковничиха пишет Вам сама).
Р.S. Получили ли Вы оттиски "Зубов Fleurantia"?4
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 7, 8. Автограф.
26
И.М. МАЙСКОМУ
7 декабря 1944 г.
Глубокоуважаемый Иван Михайлович.
Посылаю Вам свою вторую книжку1. В опоздании против обещанного срока прошу не винить - задержка в издательстве.
Одновременно рискую предложить Вашему вниманию ненапечатанный "Эллинский Секрет"2, о котором рассказывал Вашей супруге и Вам, и Вы хотели его посмотреть.
Не откажите в любезности передать мое искреннее уважение Вашей супруге.
Уважающий Вас И. Ефремов
АРАН. Ф. 1702. Автограф.
27
И.А. ЕФРЕМОВУ
Киров. 15 декабря 1944 г.
Дорогой Иван Антонович!
На сердце тоска и скука... Поругался с одним профессором... из-за того, что не согласился читать вместо него лекцию...
Дай, думаю, напишу своему единственному другу письмо, такому другу, который остаётся другом даже тогда, когда его облаешь под горячую руку... Это - очень хорошая проба для дружеских чувств. Впрочем, у меня нет больше желаний браниться с вами. Я намерен относиться весьма бережно к Вам. Да в этом, пожалуй, и нужды нет: мы как два кремня уже притерлись друг к другу и все шероховатости сгладились...
Письмо Ваше я получил. Читаю его и отвечаю на каждый пункт.
1. Моя оценка Ваших рассказов самая искренняя. И Вы, конечно, в этом не сомневаетесь. Вы упоминаете в письме, что эта оценка во многом совпадает с оценкой "спецев" [так в тексте. - Ред.]. Это меня радует. Значит, я, действительно, кое-что смыслю в литературе.
Я должен повторить, что очень настаиваю на том, чтобы Вы обратили особое внимание на "реликтные формы" азиатов, на этих живых ископаемых. Это ведь что-то вроде утконосов, которых Вы наблюдали живыми в естественной обстановке. Они мало говорят, но говорят очень оригинально. Вы должны сохранить стиль их речи, ничего не выдумывая (таких фраз, впрочем, не выдумаешь). Я понимаю, что нельзя их сделать многоречивыми - это испортит тип. Мне кажется, что их надо сделать составной частью пейзажа севера. Они должны быть неотъемлемыми фигурами картины природы. Они должны с трубкой сидеть неподвижно, как неподвижны такие составные части общей картины, как холодный камень или ствол дерева... В пейзаже вы неподражаемый мастер, а потому я думаю, что это дополнение Вам удастся. Что Вам стоит ввести еще один почти неживой предмет - неподвижную молчаливую фигуру азиата, такую фигуру, которая только изредка потрясает читателя каменной философией безразлично-спокойного отношения к смертельной опасности. Это ведь будет философствующая скала. Это будет ново, а все, что ново, то очень ценно.
2. Я не понял Вашей фразы о Ю.А.О. - Почему орден "отчасти будет ему в ущемление"? Изумительное это слово - "ущемление"!
3. Я, видимо, не скоро смогу оказаться собратом по перу. Мои ненаучные писания (а такие, как вам известно, есть)1 еще не скоро увидят свет, ибо они и не предназначаются для этого. Они написаны кровью и желчью. От них Салтыковым пахнет, и нет гоголевского смеха. Ну, об этом еще поговорим...
4. Работа о зубах кроссоптеригий, к сожалению, вышла в 1939 г.2 Есть у меня, вернее, лежит у Гольмгрена хорошая работа о Osteolepisи Dipterus, но я даже не знаю, какова ее судьба - быть может уже напечатана3... А может быть, еще лежит без движения у Ромера котлассия4 - и это все, что вышло по палеонтологии после 1939. Таким образом, в нашем распоряжении только Веntho. Я, разумеется, не имею оснований возражать против того, чтобы Вы его пустили в это дело. Я только не понимаю, что мне в этом случае надо будет сделать? Может быть ничего. И мой друг возьмет на себя всю историю. Впрочем, я охотно сделаю все, что он мне укажет. Жду сообщений и инструкций5.
5. Оттисков Fleurantia не получил6. Куда их послали? в Л[енинград]? Обстоятельства складываются так, что я пробуду здесь до тепла. Это, пожалуй, даже лучше... Там у меня нет стекол в окнах и нет возможности отеплить все, что сохранилось... Это меня расстраивает, но что же делать? Воля судеб не в наших руках, а мы в руках судеб.
6. Все, что Вы пишете о сборнике А.А.Б., я принимаю во внимание, но сейчас не могу себе представить, во что все это выльется. Постараюсь не упустить возможности...
Что такое "катоптрия", я, конечно, знаю и в справках не нуждаюсь, ибо сам ее выдумал. Что же касается Вас, то Вы поймете, что такое катоптрия только тогда, когда прочтете работу и... с возмущением забракуете ее. Тогда будет все ясно нам обоим.
7. Книжки с рассказами (новой) еще не получил. Получу, прочту и дам отзыв. Заранее уверен, что он будет положительный. Но я в этом случае коснусь, вероятно, многих частностей.
Кстати, интересно, что говорят о Ваших румбах пиновцы? Например скептик Д.В.О. - этот пиновский Д. Свифт, правда, Свифт на словах, а не в писаниях? Что говорит Ю.А.О.? Как вообще весь ПИН в целом реагировал на такое Ваше выступление? Это ведь, что Вы там ни говорите, - необычное явление. Правда, пишет Обручев. Старик, но эти писания в литературном отношении крайне беспомощны. (Не говорите об этом Д.В.О. - пожалуй, рассердится за отца.) Его фантастические романы написаны грамотным человеком, но литературная ценность их равна нулю. Это надо прямо сказать.
8. Сейчас у меня много дел. Через 10-12 дней будет меньше. Займусь катоптрией. Может быть, успею сделать работу к сроку. Но вновь предупреждаю: прочитайте сами и покажите И.И.Ш. - дело это серьезное. Могу нафантазировать; слишком смело, хотя я говорю и о том же, о чем писал Ромер. Но говорю во много раз смелее. А эта смелость суждений и обобщений может превратить всю работу в ахинею. Впрочем, я, как вам известно, отличаюсь научной трусостью - напуган в "научном детстве" (ассимиляция атланта, манифестация проатланта...). Теперь я уже не ребенок, но страх остался... Я не умею замысловато и запутанно писать. Говорю ясно то, что хочу сказать, и меня все понимают. Поэтому мне трудно залить словесной водой ответственные места и напустить в них столько тумана, сколько необходимо для того, чтобы никто ничего не понял. Я не умею писать так, чтобы никакой ответственности на меня за написанное не падало. Вот эти-то соображения и заставляют меня предавать дух свой в руки Ваши и заранее соглашаться на хай с Вашей стороны и на возможное Veto. Ну, дело покажет, что будет.
Ложусь спать.
Подполковничиха уже спит.
Приветы Вам обоим от нас, а кроме того, еще и дополнительные сердечные приветы Е.Д.
Ваш Зух
Тоска... Но..., скажите, у кого не было таких положений и таких времен? Не отдавайте никому моих парейазавров... Передайте приветы всем... Тоска...
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 10, 10 об. Автограф.
28
Л.В. ПУСТОВАЛОВУ
28 декабря 1944 г.
Глубокоуважаемый Леонид Васильевич.
Обращаюсь к Вам с большой просьбой. Вы благосклонно отнеслись к моей работе "Тафономия и геологическая летопись", хотя и не имели времени досмотреть ее и еще не дали очень важных для меня Ваших замечаний.
Я очень просил бы Вас дать мне "авансом" краткий отзыв о ней. Дело в том, что сейчас в Палеонтологическом ин[ститу]те у нас практически отсутствуют возможности печатания и я хочу попробовать ее издать где-либо в другом месте, скажем в издательстве "Сов[етская] наука", или непосредственно ходатайствовать об издании через новое РИСО.
Для этого мне необходимы отзывы высокоавторитетных лиц, которые подтвердили бы "стоящесть" работы. Одновременно я прошу такие же отзывы у Н.С. Шатского и Л.Ш. Давиташвили.
Если бы Вас не затруднило написать мне такой коротенький предварительный [далее не разобрано одно слово. - Ред.] отзыв, я очень был бы Вам обязан. Сейчас я только хочу добиться "очередности и включения в план", но до сдачи в печать буду многое дополнять и исправлять согласно полученным советам и указаниям1.
С извинениями за беспокойство и искренним уважением.
И. Ефремов
АРАН. Ф. 1630. Оп. 1. Д. 220. Л. 2. Автограф.
29
И.А. ЕФРЕМОВУ
22 февраля 1944 г.
Дорогой Иван Антонович!
Несколько дней тому назад я получил Ваше письмо. Когда Вы его писали, у Вас было плохое настроение... Надеюсь, что сейчас оно изменилось к лучшему. Я не смог сразу Вам ответить, так как увлекся изготовлением иллюстраций к. своей книге (будущей) о стегоцефалах.
1. В конце прошлого месяца и в начале текущего я был в 10-дневной командировке в Л[енинграде]. Побывал на месте своего жительства. Пока там все сохранилось... как иногда сохраняется ласточкино гнездо на уцелевшей стене разрушенного дома. Впрочем, дом не пострадал, но ведь мог пострадать только один наш угол. Я побывал и в ЛГУ и, как Вам известно из моего письма Ю.А.О., подал заявление ректору ун[иверсите]та с просьбой допустить меня к научной работе и преподаванию в каф[едре] палеонтологии... и т.д. Как дальше пойдут дела - не знаю. В ЛГУ осталась моим надежным поверенным в делах Ек.Серг. Порецкая - старая наша общая приятельница... Буду ждать движения воды...
Теперь относительно Вашей фразы: "Что если бы Вы получили от нас приглашение в ПИН, при условии обеспечения пока одной комнатой"? На этот вопрос я отвечу, разумеется, совершенно откровенно и прямо. А ответ мой такой. В 1936 г. мое зачисление в сотрудники ПИНа было для меня и почетно и лестно. Поэтому я мог тогда согласиться на работу при одном только обещании квартиры в будущем. Но tempora mutantur et mores mutanta [времена меняются и замедляются изменения (лат.). - Ред.]. Теперь... Теперь, когда я и доктор и профессор уже скоро пять лет, роли переменились - теперь ПИНу лестно иметь меня своим сотрудником. Это не самомнение, это точный учет ситуации, ведь нельзя забывать, что по палеонтологии позвоночных могут работать только Ю.А.О., И.А.Е., Д.В.О. и А.П.Б., т.е. четверо. Я имею в виду в данном случае людей, которые уже не нуждаются в руководстве и обучении. Поэтому я пойду в ПИН только при одном условии, которое, кстати, не должно быть условным, именно: изолированная квартира minimum в две комнаты, с кухней, с центральным отоплением и обязательно без телефона (!). Ни при каких иных условиях я в Москву на жительство не поеду. Стар я стал, чтобы таскаться по углам, подвергаясь издевательствам управдомов и милиции. Вы не должны забывать, что я на один год старше последних двух цифр текущего года... Если Вы запомните это, то Вам легко будет подсчитать, сколько мне лет, когда Вы будете вспоминать обо мне... (+1) или (х + 1), а точнее формула такова: х - 1900 + 1 = в - х году А.П.Б. имеет лет. Вы, конечно, понимаете, что в зависимости от этой формулы мои настроения меняются...
Моя палеоработа будет двигаться вперед и вне ПИНа, она, конечно, будет интенсивнее, если вопрос с ЛГУ решится в положительную сторону. Но если даже этого не случится, то все равно палеоработы из-под моего пера выходить будут. Я не скрываю того, что надеюсь, что Вы мне в этом поможете по мере сил и "за сходную цену"...
2. Я, разумеется, очень рад тому, что ПИН становится на настоящие ноги. Это всем нам в одинаковой степени приятно. Это то, о чем все мы мечтали годы. В таком ин[ститу]те будет приятно и полезно работать, но и о живых людях надо заботиться. Пока еще ведь не доказано, что палеонтолог и свинья - одно и то же... Поэтому следует позаботиться, чтобы палеонтолог жил не как Ноmо neandertalensis в пещере...
3. Сегодня получил газету "Красный флот"1. Вырезал из нее статью о Вас и посылаю, так как думаю, что эта газета может не попасть в Ваши руки. А то, что о Вас пишут, Вам и интересно и важно знать... Относительно типов я с автором статьи согласен и уже писал Вам в более мягкой форме то же самое.
Относительно стиля - он не прав. Я не советую Вам менять стиль и писать "новыми" словами и фразами. Не добивайтесь того, чтобы фразы были "броские" -это пустозвонство. И грош ему цена. Но относительно типажа... Впрочем, что говорить об этом!... опять будут те же рассуждения об Репине и Айвазовском... Кому что дадено... А впрочем, Вы может быть и сами не знаете, что Вам "дадено".
4. Пишите обо всех мелочах и о всем важном. В Вашем письме я не нашел ответа на многое, о чем я писал Вам в своем предыдущем послании. Желаю успеха во всем...
Приветы Вам и Е.Д. от нас обоих.
Ваш преданный душой и телом Зух
Р.S. Подполковничиха прочитала где-то вашу "Обсерваторию"2 и пришла в восторг, говорит, что это, по ее мнению, самый интересный Ваш рассказ. Я его еще не читал. Но Вы печатаетесь теперь всюду и за Вами не угонишься. Скоро, пожалуй. Ваши рассказы появятся в "Большевике"3 или в "Спутнике агитатора"...4
Зух
СПбФ АРАН. Ф 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 11, 11 об. Автограф.
30
И.А. ЕФРЕМОВУ
22 марта 1945 г
Дорогой Иван Антонович!
Ваше письмо от 05.03.45 получил, но не ответил на него сразу - увлекся какими-то стегоцефально-тритоньими делами. Сейчас... болит голова (вероятно, скоро подохну что ли...). Завтра рано вставать, но спать не хочется... Простите, что в таком состоянии и настроении я решил написать Вам письмо... Для того чтобы на душе стало легче, буду писать только о Stego...
Здесь до меня иногда доходит кое-какая американская литература, которую я и прочитываю, - конечно, то, что мне близко и интересно.
Недавно получил "Тhе Journal of Comparative Neurologi". Vol. 77, 1942.
В нем я нашел статью А.S. Romer и Тilly Еdinger (!) "Еndocranial саsts and brains of Living and fossil Amphibia ". Как видите, Тilly благополучно добралась до USА после того, как Гитлер выгнал ее, как еврейку, из Германии. Это произошло, кажется, в 1938-39 гг. В USА Тilly занялась тем же, чем занималась прежде (чужими мозгами живет), т.е. разными Steinkern из разрушенных черепов, по которым она судит об одаренности вымерших зверей. Для таких работ нужна особая одаренность... Но она соблазнила на подобную quasi-научную тему и нашего Аlfred'а Sherwood'а. В результате - получилась, я бы сказал, скверная и во всяком случае ненужная работа, в которой каждая строка пахнет Тillу. Авторы, кстати, бросают камень и в Ваш огород, говоря, что Ефремов не прав, утверждая, что положение foramen parictale [тёмное отверстие] есть фиксированная точка по отношению к основанию мозга и черепа... По их мнению, пинеальный орган на своей длинной ножке может двигаться (филогенетически) вперед и назад... Меня они не упомянули, хотя я в 1935 г. утверждал то же самое1. Ну, словом, прочитал работу, но ничего нового или интересного в ней не нашел. С ископаемыми амфибиями так поступать нельзя: их полость черепа больше мозга, а потому на Steinkern здесь спекулировать не следует... Ерунда получится... Ну и получилась ерунда, хотя один из авторов достоин уважения и обычно ерунды не писал.. Вот Вам пример того, как не следует связываться в соавторстве с неравными по эрудиции.
В списке литературы к статье Romer-Edinger я узнал для нас очень важные вещи, именно:
1. Какой-то Savin (Савин?) опубликовал в "Вull. Mus. Comp. Zool". (Vol. 88, 1941, рр. 407-463) работу "Тhе сranial аnatomy оf Еryops megacephalus ".
Если это детальная анатомия, то неплохо было бы работу достать и прочитать. Еryops [лабиринтодонты (лат). Далее не разобрано одно слово. - Ред.] с сильно окостеневшим Сhondocranium [хрящевый череп (лат.). - Ред.]. Тут много можно уяснить и увидеть. А то у нашего Веnthо все выгнило...
2. Еще более интересной работой, конечно, является работа Watson. Именно: "Тhе оrigin of frogs". Она напечатана в 1941 г. в "Тransactions Roy ". Soc. Edinburg (Vol. 60, 1941, рр. 195-231). Я, разумеется, много бы дал за возможность прочитать эту работу. По словам Romer-Еdinger, Watson ведет лягушек непосредственно от лабиринтодонтов. Это не противоречит моим соображениям по этому вопросу. Очень много данных говорит за это. Во всяком случе Аnura никакого отношения к Nectrida не имеют. Нужно думать, что следующей работой Watson будет "Тhе оrigin of Urodela", и он поведет всех хвостатых амфибий (рецентных, конечно) от Месtrida. После долгих раздумий по этому трудному вопросу, после препаровок Тriton, Ranodon, Нуnobius, Оnychodactilus и т.д., в которых я допрепаровывался до Сhorda tympani [скелет (лат.). - Ред.] в челюсти..., я пришел к заключению, что Urodela к типичным лабиринтодонтам никакого отношения (прямого, разумеется) не имеют. Об этом я и пишу в своей большой книге "Стегоцефалы". Но опубликует все это... Watson. Впрочем, для науки это ведь безразлично. Не имеет значения, кто сказал, важно, чтобы это было рано или поздно уверенно сказано. Разрешение вопроса в воздухе... и кто-то это должен сказать не сегодня, так завтра... Пусть это будет Watson, он хорошо скажет, он хорошо говорит... Ну а мы потом присоединим свой голос... Надо признаться, нет у нас нужной смелости. Присоединяться мы умеем, а ломать препятствия установившихся взглядов часто боимся. Не вытравлено у нас еще благоговение перед напечатанной строкой... А надо бы быть смелее и увереннее.
....................
Если Вам удастся достать "Тhе оrigin of frogs", буду рад за Вас...
Кстати, обстоятельства складываются так, что я в первой половине апреля появлюсь в М[оскве] на пару дней.
Посылают за орденом2. Долго пробыть не удастся. Это - кратковременная командировка, но во всяком случае я надеюсь, если жив буду, увидеть своего единственного друга...
Приветы Вам и Е.Д. от нас обоих.
Кстати, как Е.Д. справилась с такой трудной формой, как Реrmocynogon?
Поздравляю ее с тем, что ее научная работа получила такую хорошую подпорку, как позвоночник...
Искренне и до конца дней своих
преданный Вам Зух
СПбФ АРАН. Ф, 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 12, 12 об. Автограф.
31
И.А. ЕФРЕМОВУ
25.05.1945 г.
Дорогой Иван Антонович!
Сегодня получил сразу два Ваших желтых письма (08.05.45, 14.05.45) и письмо от Ромера. Я согласен с Вами, что сейчас у нас стало сразу много дел, а посему перехожу к пунктам.
1. Позавчера я получил от Е.С. Порецкой, мой агент в ЛГУ, поздравительную телеграмму, из которой ясно, что с 01.05.45 я уже зачислен в ЛГУ. Из этой телеграммы другие все детали выяснить нельзя. Но одновременно с телеграммой я получил от Ю.А.О. короткое письмо, извещающее о его "собачьей" жизни и сопровождающее открытку от М.Э.Я., адресованную Ю.А.О. Из этой открытки ясно, что М.Э.Я. представлял меня на должность старшего научного сотрудника в палеолаборатории, при том в качестве совместителя, так как я еще не демобилизован и нахожусь в ВММА. Сопоставляя все эти данные, я понимаю дело так: я утвержден в ЛГУ в качестве ст[аршего] н[аучного] сотрудника по совместительству с ВММА. Из письма М.Э.Я. к Ю.А.О. ясно, что он (М.Э.Я.) не оставляет мысли о приглашении Ю.А.О. в качестве зава и тоже хотя бы по совместительству.
Считаю, что все это хорошо. Дело сдвинулось с мертвой точки и после моего появления в Л[енинграде], думаю, окончательно наладится. Одновременно с этим письмом я напишу Ю.А.О. о положении дела и о телеграмме Е.С.П., хотя я уверен в том, что он уже знает все это.
2. По планам, которые вряд ли нарушатся, я пробуду в Кирове до 16 июня. 16.06.45 кончаются занятия, и так как я не связан с экзаменационной сессией, то в течение двух недель - с 16 по 30 июня - рассчитываю перебраться в Л[енинград]. О моих передвижениях буду Вам сообщать.
3. Все это, как видите, в одних отношениях хорошо, в других ставит меня в затруднительное положение. Затруднение с премией1. Я после раздумий решил сделать так: я шлю Вам доверенность на получение денег, а Вы мне их перешлете туда, куда следует. Мы не знаем, когда их выдадут. Но Вы будете знать, где я обретаюсь в любое время. Из пункта № 2 это ясно.
4. Так как у меня нет от Вас никаких секретов, то Вы, разумеется, можете распечатывать адресованные мне письма и при том без всякого исключения... Поэтому я ни в какой мере не браню Вас за вскрытие письма А.S.R.
5. Я намерен сегодня написать письмо А.S.R. Если оно дойдет до него, то он будет рад ему. Он, видимо, по-отечески относится к нам. Если в моем письме будут ошибки, то это выгодно для Вас - ваш язык будет очаровательно-безукоризненным...
6. С оттисками Коtlassiа Вы поступили правильно. Семи штук мне здесь достаточно. Впрочем, я их пока еще не получил и Вы больше не посылайте. Когда получу, извещу немедленно. Во всяком случае я прошу Вас оставить остальные у себя - это будет надежнее. Да мне здесь они ведь совсем не нужны. Я не намерен здесь давать их кому бы то ни было. Для окружающих меня Коtlassia так же понятна, как ослу Евангелие. Им гораздо более понятно то, что вообще понять нельзя, и то, что не имеет никакого смысла. А когда человеку кажется, что он понимает то, что понять нельзя, то он чувствует себя великим ученым. В действительности же ученым можно назвать только того, кто не понимает того, что все считают понятным. Парадоксально, но это так.
7. Оттиски, полученные от S. Westoll'а2, сохраните пока у себя, мне не хочется их подвергать риску. Мне ведь предстоят всякие "езды-переезды". У Вас работа S.W. сохранится до благоприятного времени надежнее.
8. Ну, кажется, все деловые пункты окончены. Несколько пунктов с вопросами: а) будет ли и когда Ю.А.О. директором? б) вопрос, который трудно формулировать, ибо я не знаю о чем спросить...
9. Пункт об интересном, но не жизненно важном деле, сиречь, об ископаемом "Ураните" (от - небо). Вы, конечно, понимаете, что человеческая фантазия не может создать ничего нового, ибо она спекулирует на старых представлениях. Она их просто комбинирует и в фантастических вещах фантастична только комбинация, а не составные части. Части - дело старое. Это следует иметь в виду и относительно автора и относительно читателя. Но... Зато какой изумительный колорит приобретет рассказ, если автору удастся вырваться из цепей комбинаторной фантастики и создать нечто потрясающе невероятно новое и, кроме того, заставить читателя это принять - и понять и поверить. Конечно, Ваши соображения относительно эволюции интеллекта верны. Я даже думаю, что они больше верны, чем Вы допускаете. Дело вот в чем. Обратите внимание на строение глаза. Он у человека (позвоночных), у медузы, у пауков, у головоногих и т.д. построен так же, как фотоаппарат. Еrgо [cледовательно (лат.). - Ред.], рецептор световых раздражений не может иметь иную конструкцию. Это - единственно возможная форма. Думаю, что и мозг должен быть в голове и на земле, и на небе. Глаз, мозг, орган слуха, жевательный аппарат - все это должно быть собрано в одно место. Впрочем, я не настаиваю на жевательном аппарате. Какого же "человека" - "уранита" Вам выдумать? Если перенести головной мозг на другой конец спинного мозга (а lа Diplodocus без хвоста), то, принимая во внимание функцию заднего отдела кишечника, мы получим картину, не отличающуюся большим изяществом от нашей, земной, весьма условной точки зрения, а с точки зрения английских Lady, это просто shoking. Если превратить лемура или ежа в "уранита", то, понимаете, это будет просто Ноmo Sapiens - самый вульгарный Ноmo Sapiens, а может быть еще даже idiotа, т.е. идиот.
Но все же вот вам новый "уранит"3:
1. Носовые кости редуцированы.
2. Зубов нет - был роговый чехол, что давало возможность есть и мясо, и рыбу, и огурцы.
3. Все кости скульптурированы, как у Stego.
4. Орбиты (глаза), как у Таrsius spectrum хдолгопят - млекопитающее из семейства низших приматовъ.
5. Огромная membrana tympana [слуховая перепонка. - Ред.], как у Rana [лягушка. - Ред.].
6. Челюстной сустав образован qu[аdratum] и аr[ticulare] [квадратная и сочленённая кости нижней челюсти. - Ред.], а следовательно:
7. Слуховая косточка - stapes-columella.
Это и "человек", и не человек.
Мне кажется, что этот череп Вам понравится.
Если ему еще больше увеличить мозговой череп, точнее сделать его еще шире, то сходство с черепом ребенка исчезает почти полностью.
Этот череп не из кости, а из перламутра, как ракушка, а потому он безукоризненно
сохранился.
Примите заверения в нашем искреннем к Вам обоим расположении.
Приветы Вам и Е.Д. от нас обоих.
Suсh
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 13. Автограф.
32
И.А. ЕФРЕМОВУ
12 июня 1945 г.
Дорогой Иван Антонович!
Сегодня получил Ваше письмо и сегодня (вечером) отвечаю.
1. Предполагаю от 19 до 23-24 перебраться в Л[енинград]. Думаю, что ничего не стрясется. Имейте в виду эти даты для всяких соображений.
2. Я послал отсюда письмо Romer'у. Писал по-английски сам и никому письма не показывал. Если сделал ошибки, то он все равно поймет. И не только поймет, но оценит то, что я писал сам. Я даже и Вам послал одну открытку на английском диалекте. Получили ли?
Дальше следуют пункты, соответствующие пунктам Вашего письма.
3. Что такое с Вами случилось? Почему такой туманный диагноз? Надеюсь, однако, что Вы скоро справитесь с этими недоразумениями. Организм у Вас, надо сказать, хорошо построен, и я на него возлагаю большие надежды.
4. Когда Вы пишете крупно, то Ваш почерк становится разборчивее, хотя, впрочем, я с удовольствием читаю все Ваши письма и уже привык к различным комбинациям в соединениях двух букв в одну.
5. Избранию Ю.А.О. директором, конечно, аплодирую.
6. Выражение "За трудовые услуги" нахожу остроумным, но от дальнейших комментарий в связи с этими делами воздерживаюсь... - это раз; однако нахожу, что не брать таких вещей нельзя - это два, а в-четвертых [так в тексте. - Ред.], Вы, конечно, согласитесь со мной, что все это не имеет большого значения.
7. Если в мои руки попадет все, что имела Г.-В., то это будет равносильно тому, что попало в Ваши руки, - это раз. Совершенно безразлично для науки, кто (Вы или я) опишет череп и кости, - это два, а в-четвертых [так в тексте. - Ред.], мы ведь никогда не дрались из-за материала, так что и разговаривать об этом не стоит: сделаем так, как будет нужно. Вот и все - это в-пятых.
8. По поводу Веstia celestis. Прежде, чем писать рассказ, справьтесь где-нибудь (в словаре - что ли), не пишется ли сеlestis так: соеlestis. Я хочу, чтобы здесь не было досадной ошибки, что Веstia, по-латыни, зверь, это я твердо знаю. Хотя многие думают, что бестия - просто жулик. Впрочем, Веstia, пожалуй, имеет и другой оттенок - это отчасти "зверь", отчасти "скотина", "небесная скотина"... Это хорошо, но я не уверен, что со мной согласился бы такой знаток лат[инского] языка, как Сicerо, сиречь, Цицерон. Рисунок черепа Веstia celestis при сем прилагаю. Попросите Н.А.Я. продублировать его тушью. У меня тут нет под рукой сейчас туши, поэтому рисую метиленовой синькой. Я думаю, что Н.А.Я. не откажется это для Вас сделать "за сходную цену", например, за то, что Вы его выведете в своем рассказе в качестве второстепенного действующего лица под именем художника-сиринога Пьяньшинова, который, кстати, находится в состоянии непрерывного влюбления и называется "аmans реrpetuus", однако не оправдывает римской поговорки "Оmnis amans amens" ("Всякий влюбленный глуповат").
9. Думаю, что для характеристики д[окто]ра Кострова1 у Вас достаточно материала. Не исключена возможность, что после появления этой личности Вам уж никто не будет бросать упреков в том, что в рассказах нет живых людей.
10. Вернусь к Веstia сеlestis. Из Вашего письма я понял, что Вы согласны, что роговый чехол, надетый на челюсти этого существа, избавит Вас от всяких недоразумений с вопросом о пище. Это, конечно, специализация, но специализация, не мешающая росту мозга.
Если внимательно вглядеться в мой рисунок, то можно видеть, что челюстной сустав образован аrticulare и quadratum. Еrgo - слуховая косточка только Со1umella auris [слуховая кость. - Ред.]. Значит д[окто]р Костров думает, что Веstia сеlestis вовсе не млекопитающее, а существо, по нашей систематике относящееся, скорее, к Reptilia. Это крайне высокоразвитая и сильно специализированная рептилия. Многие покровные кости у ней исчезли - например lacrimale, nasale [cлезная и носовая кости черепа]. Однако при этом сохранились angulare и supraangulare [yгловая и надугловая кости нижней челюсти. - Ред.]. Скульптура "стервоцефалья"... Ну, словом, черт знает что такое! Одно несомненно, это то, что сие существо необычайно интеллектуальное, интеллектуальнее, чем человек, но в то же время это не только не Ноmо, но даже не Маmmalia [млекопитающее. - Ред.]. Это какая-то черепаха-философ или стегоцефал-инженер.
Живой "Urananthropus" был лупоглазым, беззубым и с маленьким носом... с нашей точки зрения, некрасивый. Но д[окто]р Костров уверяет, что красота - вещь совершенно условная. Он, например, всю жизнь находил, что хорошая жаба несравненно красивей любой балерины... Более очаровательных форм и пропорций трудно придумать (речь идет о жабе, конечно, а не о балерине). Ползущая жаба - это что-то потрясающее по своему невыразимому изяществу. Ее нельзя и сравнивать с балериной, скачущей на своих глистообразных ногах...
Все морфологические особенности в строении черепа Веstia сеlestis показывают, что для этого существа нет места в нашей зоологической систематике. Такого существа в эволюционном ряду позвоночных на Земле появиться не могло. Это звено из какого-то другого, неведомого нам эволюционного ряда. Если к этому еще прибавить, что кости не содержат солей Са и что Са заменен в них Si, то чуждость существа для нашей природы станет очевидна. Вся наша органическая жизнь - это результат особых свойств С. Но... На С похож по своим хим[ическим] свойствам и Si. Кстати, он образует всякие коллоиды, в результате этого - яшма, агат, кремень и т.д. В иных условиях, где-то на Звезде (точнее, около нее), Si мог бы сыграть роль С и дать силициевую жизнь. Вспомните, что у Si огромное количество соединений, и этот элемент не дал органической жизни по какому-то недоразумению чисто местного порядка... Я думаю, что Вы в минералогии и в химии сильнее меня и легко разберетесь в моих фантазиях. Но должен заметить, что наши специалисты (в ВММА) по физ[ико]-коллоидной химии считают Si таким элементом, который "конкурировал" на место С, но не был "избран". Я очень советую Вам капнуть этo место в химии. Шутки в сторону, но мне кажется, что здесь можно найти клад для Ваших построений2. Чем больше будет логики во всем необычном, тем поразительнее будет само необычное...
Ну... Прошу прощения за страницу морфолого-химической ерунды... Но как знать, может быть в этом мусоре Вы найдете что-нибудь ценное... Во всяком случае наши отношения таковы, что после всяких глупостей я могу написать:
Ваш Зух
Приветы Е.Д. и Вам от нас обоих.
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 14. Автограф.
33
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 20 февраля 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович.
Рад приветствовать Вас после своего возвращения из Монголии и очень жалею, что Вы, по слухам, не собираетесь приехать к нам, хотя бы под предлогом конференции1. Надеюсь все же увидеться с Вами в марте, приехав, наконец, в Ленинград. Я очень чувствую, как мне иногда не хватает Вас и Вашего ума, пусть резкого или [взбалмошного], но ясного и [чистого]. Осмеливаюсь думать, что и Вам было бы полезно некое "пополнение" в моем стиле... Это все помимо того, что есть очень многое, что нужно бы Вам порассказать и обсудить неспешно и вдумчиво.
Путешествовал я много, видел много интересного, нашли мы целую кучу разных динозавров и черепах. Но увы, я больше "администрировал", чем был спокойным наблюдателем [далее не разобрано одно слово. - Ред.]. Всякие там автомобильные, бензинные, продовольственные, финансовые и представительские дела заполняли время и душу. Печально, что, видимо, всю эту историю придется повторить - собирается новая экспедиция еще в большем масштабе, и командовать, по обшему признанию, никому другому, как мне же. Это значит снова почти год будет потерян для непосредственной научной работы над нужными мне, а не институту и не [далее не разобрано одно слово. - Ред.] вообще темами. А я как раз на некоторый период расстался с литературой, чтобы, нажав на науку, кое-что сделать, что представляется мне интересным, новым и важным. Но уже один год пропал, в перспективе пропажа второго, и, только если экспедиция почему-либо не состоится в этом году, у меня получится нужная передышка для суммирования достижений прошлых лет.
У меня накоплено много разных соображений по эволюции древних фаун, тафономии и биологии за период карбон-триас. В последнее время начинаю заинтересовываться [эоценом] с точки зрения "великого перелома" в развитии наземного животного мира, а также теорией эволюции и закономерностей развития мыслящего существа, но это, конечно, дела далекого прицела. Однако некоторые вещи уже сейчас хотел бы обсудить с Вами, и именно с Вами. Больше никто мне помочь не сможет. И не поймет ни хрена...
Я уж не помню, писал ли я Вам, что соорудил последний рассказ о Вас и мне? Рассказ вышел целой небольшой повестью2, но еще нужно его немного подработать, прежде чем выпускать в печать. Но до этой подработки мне хотелось бы, чтобы этот рассказ Вы прочли. И сделали к нему свои замечания... Согласны? Могу прислать его Вам с Хозацким, а заберу сам при своем приезде. Тогда и обсудим. Равным образом, если хотите прочесть мою "Великую Дугу", которая похоже, что не будет скоро издана3, я ее привезу Вам для прочтения. Когда приеду посмотреть материалы Вашей лаборатории по [далее не разобраны три слова. - Ред.] находкам, что я так давно собираюсь сделать, и то болею, то путешествую, без должной середины. Могу сделать доклад в Вашей лаборатории о путешествии в Монголию и палеонтологических открытиях. Елена Дометьевна передает Вам свой привет и просит разрешения при своем приезде в Ленинград (она, видимо, приедет раньше меня) обратиться к Вам за консультацией. Она обработала кусочки гигантского лабиринтодонта из Чкаловской области и в каждой челюсти нашла всякие там сосуды и нервы, каковых ранее не находилось. Рассчитывает на милостивое разрешение и, буде таковое последует, привезет Рисунки.
Прошу извинить за мелкий почерк, но он становится все мельче и хуже. Пора, пожалуй, переходить на машинку...
Большой привет Гильде Юрьевне. Лучшие пожелания Вам, дорогой друг. Остаюсь, с нетерпением ожидая встречи.
Ваш И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 1, 2. Автограф.
34
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 9 июня 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович.
Как видите, я купил машинку, и теперь Вам не придется ворчать по поводу необходимости разбирать некий гнусный почерк. Я ожидал от Вас письма после получения всех посланных с Новожиловым даров, к сбору которых я приложил немало старания, чтобы полностью удовлетворить Вас. Однако от Вас ни гу-гу... Думаю, что заедает Вас экзаменационная сессия. Я сейчас отбиваюсь от Монголии и думаю, что удастся в этом году не ехать1. Тогда, как только это решится примерно через неделю-полторы, - намерен еще раз побывать в Ленинграде на краткий срок.
А затем уйду в отпуск и буду сидеть на даче под Москвой и писать чрезвычайно ученый трактат. Собираетесь ли Вы побывать у нас летом?
Я прочитал Вашу статью в последнем номере "Акта Зоологика"2, полученном у нас в библиотеке. Должен сказать, что она... навела меня на грустные размышления... Не то, чтобы статья была плоха или неинтересна... Нет, она и не плоха и интересна! Однако для Вас подобные статьи - это игрушки, для Вас, могущего создавать мировые вещи. Понимаете? Вы, с Вашей необыкновенной силой морфолога, не должны ограничиваться такими вещами. И за это Вас я буду всячески ругать и поносить до тех пор, пока Вы или со мной не рассоритесь, или возьметесь за настоящие вещи. Вот, например. Ваша обработка парейазавров была бы мировой вещью, золотым фондом науки, еще более ценной и широкой, чем котлассия, чем бентозух, чем структура зубов. Не увлекайтесь пока фильностями, Вы и так уже убили на них порядочно времени. Сосредоточьтесь, сделайте две-три поездки в Москву, но создайте крупную, достойную Вас работу.
Для проверки своего впечатления я говорил Ю.А. об этом, и он полностью со мной согласился. Значит это не случайное впечатление, значит от Вас не только я, но и другие ждут гораздо более крупных работ. Если удастся мне еще раз приехать в Ленинград, то я смогу выразить все это гораздо хлеще. На машинке все выглядит уж очень официально, или я не привык еще...
Пишите, дорогой А.П. Большой привет Г.Ю. и Вам от Е.Д. и меня.
Всегда Ваш И.Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 3. Авториз. машинопись.
35
И.А. ЕФРЕМОВУ
12 июня 1947 г.
Дорогой Иван Антонович.
Я только что получил Ваше письмо и тотчас отвечаю. Прочитавши его, я... удивился... и удивился многому. Во-первых, удивился тому, что Вы прочитали какую-то мою работу в А.Z. Какую? Вероятно, о гидро- и ксерофилах1. Я ее еще не видел и оттисков не получал.
Во-вторых, удивился тому, что Вы ругаетесь... хотя, впрочем, это для меня не ново. Вы браните меня несравненно чаще, чем одобряете. Это, пожалуй, не очень хорошо.
В-третьих, удивился тому, что Вы считаете широкие и смелые обобщения менее ценными, чем строго анатомическое (полустуденческое) описание скелетов.
В-четвертых, удивился тому, что и Ю.А.О. с Вами согласен. Тот Ю.А.О., который одно время говорил, что А.Б., по-видимому даже не способен на что-либо другое, кроме точного описания анатомических объектов, не способен ни на что большее, чем то, чему его выучил Тонков... Все это я помню. Жаль, если автор этих соображений уже забыл все, что когда-то "соображал".
В-пятых, удивлен тому, что мне в 47 моих лет еще пытаются что-то диктовать, как какому-нибудь аспиранту, так диктовать, как диктую я, руководя работой по изучению граптолитов, трилобитов и мамонтов.
В-шестых, я удивлен тому, что Вы не понимаете, что в науке ничего не создается палкой; в ней все двигается интересом. И Вы и я ведь делаем только то, что нам интересно, что нас захватывает, увлекает. Если Вы попытаетесь применить палку по способу Тонкова, то также ничего хорошего не выйдет из этого, как не вышло у Тонкова.
В-седьмых, я удивлен тому, что мой друг решил превратиться в моего воспитателя, да еще сурового, беспощадного...
Ну, словом, я удивлен многому... хотя пора бы привыкнуть не удивляться: не было ни одной работы, которая не вызывала бы порицания сразу же после ее опубликования у Вас и Ю.А.О. Я помню это... "Все это не то," - говорили мне...
Dvinosaurus - списан у Сушкина, зубы стегоцефалов - игрушка, зубы Сrosso -одни неплохие иллюстрации... Вообще у А.Б. можно смотреть рисунки ("Здорово сделано" (Ю.А.О.)), а текст можно не читать ("Рисунки у него лучше текста" (Ю.А.О))... А я... а я с любовью делал и то и другое, с одинаковой (заметьте) любовью, перерисовывал каждый рисунок minimum 4 раза и 4 раза переписывал текст... по-русски и в 5-й раз по-немецки или по-английски...
Ну, что же... о чем это говорит? О том, что мои друзья ко мне очень строги? Нет, это говорит о том, что они ко мне, по-видимому, не вполне доброжелательны. Впрочем, это, вероятно, не так. Дело проще; они почему-то вообразили, что Быстрова следует только бранить, и это вошло в их привычку. Что же касается меня, то я, видимо, оказался несравненно более тонким и гораздо бережнее отношусь ко всем, а к друзьям в особенности. Судя по всему, что говорил и говорит Ю.А.О. о моих работах, я делал их плохо (он всегда их побранивал), а сделал много хорошего (он их очень хвалил в сумме). Ну, простите, тут я ничего не понимаю. Ваше отношение к тому же вопросу, кажется, почти такое же... И это мне понять трудно.
Теперь о конкретностях. Парейазавров я закончу. Я не могу их планировать по лаборатории2, которая, кстати, существует теперь и de facto и de jure, и заведую ею по приказу ректора я. Не могу планировать потому, что лаборатория должна заниматься силуром и девоном нашей области и ничем иным. Поэтому на моих плечах лежит ихтиофауна. Это не дает мне возможности двинуть парейазавров быстро. Но они двигаются. Я заканчиваю их голову. Многое ведь (основное) было уже сделано. Посткраниальный скелет приеду дорабатывать к Вам. Думаю, что все ясно.
Я подозреваю, что Вы подозрительно относитесь к моим увлечениям ихтиофауной. Но Д.В.О., по существу, предлагает мне взять монополию на микроструктуру. Дело это очень трудное, но крайне интересное и важное. Впрочем, с этим Вы, вероятно, не согласитесь. Но я думаю, что А.Б. уже является палеонтологом, а не палеоинструментом, который можно употреблять по любому назначению, угодному тому или дрyгому.
Чем я буду заниматься в будущем? Да, вероятно, многим: и рыбами, и амфибиями, и рептилиями, словом, от силура до конца триаса. Я думаю, что вы согласитесь, что этого с меня хватит; диапазон достаточно велик. Дай бог всякому! Ведь тут четыре класса позвоночных.
За свои будущие работы я не жду похвал от своих друзей... Они, очевидно, уже выработали крепкие привычки только бранить. Но что же делать? Я буду делать, что могу, а они - браниться, как могут. Таковы, вероятно, наши отношения были и будут. Одно только меня смущает: я, кажется, уже вышел из того возраста, когда воспитывают от руки, а мои друзья еще не достигли того возраста, когда люди начинают понимать, что роль воспитателей для них уже непосильна.
Вот те мысли, которые вызвало Ваше письмо, в котором так мало бережного отношения к тому человеку, которого Вы не раз называли своим другом...
Работы у меня много; работаю как черт, а конца и краю не видно. Буду работать все лето...
Жду писем без брани... не надо ее. Без нее легче дышится. Жизнь и так достаточно богата всяким ненужным хламом.
Приветы Вам и Е.Д. от Ваших друзей...
Быстров
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 15. Автограф.
36
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 15 июня 1947 г.
Дорогой мой Алексей Петрович.
Должен признаться, что Ваше письмо меня огорчило больше, чем оно того бы стоило. Все Ваши семь пунктов с горькими сетованиями по адресу недостойных друзей - не более чем плод Вашего, распаленного минутой воображения, и о них не стоило бы и вспоминать, если бы они не показывали еще кое-что. Это кое-что заслуживает обсуждения, опять-таки не в порядке охаивания, как Вам это представляется, но для уяснения некоторых причин, вызывающих письма, подобные только что прочитанному мной.
Негодования и подозревания, высказанные Вами в письме, были бы неудивительны для человека, внутренне сомневающегося в своих заслугах и успехах или же считающего себя несравненно превыше всех, но незаслуженно обиженного. Поскольку Вы, безусловно, не являетесь тем или другим, нужно думать, что письмо написано в момент аффектации. Однако хорошо ли писать серьезные обвинения людям, коих Вы сами же называете своими друзьями, сплеча, по принципу - что напишется, пусть чувствуют.
В самом деле, если бы Вы хоть немного поразмыслили над содержанием моего к Вам письма, ручаюсь, что у Вас не поднялась бы рука написать такую, как это Вы себе представляете, "отповедь"!
§ 1. На что Вы обиделись? На то, что я ругал Вашу работу? Но ведь если бы Вы прочли как следует, то уразумели бы, что такая "ругань" превыше всякой похвалы. Руганью же она называется по давно установившейся у нас обоих терминологии, о которой Вы почему-то предпочли забыть.
Неужели Вам непонятно, что только при глубоком к Вам уважении, больше того любви и абсолютном доверии можно совершенно открыто передавать все свои впечатления. Или Вам хотелось бы внешней похвалы с затаенной критикой? Право же это недостойно нашей дружбы! Я предпочитаю, чтобы в отношении меня поступали также - чтобы друг помогал мне, указывая ошибки, и в то же время всегда готов был защищать меня перед кем угодно.
§ 2. Из-за этой же аффектации исходит и "явная передержка", которой Вы неладно пользуетесь в письме. Я вовсе не имел в виду "полустуденческих" описательных работ, поскольку у Вас таковых вообще не было. О чем тут речь?
Равным образом, я никогда не был против широких и смелых обобщений. Но ничего особенно смелого и широкого я в статье Вашей не усмотрел, т.е. именно того, что было бы выше прежних Ваших достижений. Тогда зачем же приписывать мне то, чего я и не мог иметь в виду? Этот способ полемики Вам, дорогой друг, наименее к лицу...
§ 3. Кто может вообще Вам что-нибудь диктовать? Я во всяком случае никогда не пытался это делать. Проще! Я считаю себя по роду своих занятий несколько более знакомым со всей суммой материала по тетраподам, имеющимся в нашем распоряжении, и, следовательно, способным дать хороший совет (пользу моих советов Вы сами не раз подтверждали) для пользы науки, одинаково любимой и Вами и мной. Что же теперь изменилось? Советы стали не нужны? Тогда об этом надо прямо и сказать, а я сделаю, разумеется, соответствующие выводы. Но не нужно надерганных положений, с помощью которых доказывается якобы пристрастное и подозрительное к Вам отношение. Как бы то ни было, я этого не заслужил.
§4. Это письмо я пишу Вам именно как другу, чтобы показать четко свое отношение к Вашему письму и стереть крайне неприятный осадок от него. Как к ученому - это другой вопрос... Но должен Вам напомнить, дорогой А.П.: а) нет и не было таких материалов, которых я не отдал бы Вам для обработки; б) нет и не было с моей стороны отказа Вам в помощи - любой, мне посильной; в) нет и не было такого случая, чтобы мои соображения шли когда-нибудь Вам во вред. Если бы Вы этого не забыли - ручаюсь, что письмо Ваше не было бы написано!
Еще одно. Между нами есть разница. Получилось так, что мне приходится опекать нашу отрасль науки со всеми материалами, заботиться об их накоплении, заботиться о том, чтобы это дело не погибло. Хорош тут я или плох - не мне судить, но, затрачивая на это огромное количество времени и сил, я тем самым вправе полагать, что мое мнение по вопросам науки это не случайное настроение, не пристрастное самодурство (как то зачеркнуто [так в тексте. Вероятно, подчёркнуто. - Ред.] в Вашем письме). На кой черт мне тратить время, убеждая дурака или неспособного идиота? Есть смысл вложить душу в убеждение стоящего человека, каковым я Вас считал и считаю. Но тогда примите это серьезно, не выдумывая несообразных вещей и не оскорбляя тех хороших чувств, с которыми это делается. Я Вам не ментор, а Вы мне не ученик. Но, пожалуй, в некоторых вопросах я сильнее Вас (так же как Вы - в других). И эти вопросы как раз лежат в той плоскости, в которой я и дал Вам некоторые советы. Что же Вас задевает это? Или Вы считаете, что нет палеонтолога Вас сильнее по всем вопросам? Жаль, это было бы печальным концом хорошего ученого.
Вы пишите об интересе и негодуете на воображаемую палку. Согласен, но кроме интереса есть еще долг - свой долг я вижу и выполняю его. А Вы, так негодуя на меня, осмеливавшегося высказать нелицеприятное мнение, в то же время жалуетесь, что, мол, у лаборатории тематика только по силуру и девону, что ограничивает Ваши возможности. Это не палка? И с ней Вы не считаете возможным бороться? Отчего бы не вести свою линию в том, чтобы добиться своей тематики? Трудно? Да, нужная тематика дается нелегко. Легче, гораздо легче проявлять оригинальность тем способом, каким Вы проявили ее в письме. Вот это именно мне и не нравится в Вашем письме и вызывает справедливое негодование.
Подвожу итоги. Такого письма я от Вас не ожидал. Я получал подобные и ранее, но тут тональность другая... И это меня еще больше убедило в том, что Вас ругать следует. Но, конечно, если Вы будете воспринимать это так, как изобразили в письме, - бог с вами. Я более не посмею ничего высказывать. Собирался я в конце недели приехать в Лен[ингра]д, обсудить кое-какие дела с Вами - теперь не приеду. Если мои попытки к координации работы по низшим позвоночным представляются Вам палкой и превращением Вас в инструмент - черт с ней и трижды черт с такой координацией. Я просто сброшу со счетов в деле, которое могло бы быть общим для нас, - развернуть большую работу, настоящую работу по нашим интереснейшим тетраподам. Нужно ли говорить Вам, какой ущерб для дела, если крупный ученый перестает быть надеждой в этом и в трудное наше время. Что ж, наверное, такое ощущение было в древней Руси у какого-нибудь призывавшего к объединению князя, когда перли враги, а другие князья занимались местничеством и счетами, чей род выше. По-видимому, и наука не освобождает от мелко человеческого! Извините за длинное письмо, но мне хотелось не оставлять более неясностей.
Большой привет Гильде Юрьевне.
И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 4, 5. Авториз. машинопись.
37
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 29 июня 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович.
Получил Ваше письмо с хоанными измышлениями1 и несколько раньше открытку с просьбой о бедре никтифруретуса. Второе легко исполнить, и я пошлю Вам, как только будет оказия, два хороших фрагмента.
Ваша идея с хоанами мне весьма нравится, настолько, что я советую Вам, не откладывая в долгий ящик, написать об этом статью, пусть небольшую - тем легче будет опубликовать. Кое-что соображали по этому поводу Ромер и Олсон, но без всякой настоящей морфологической основы, как получается у Вас. Однако, оперируя с зависимостью пища - дыхание, нельзя слишком тероморфизировать пресмыкающееся. У него дыхательный режим существенно иной, чем у млекопитающего. Вспомните хотя бы крокодила - ведь эта тварь способна страшно долго лежать под водой без всякого дыхания - я сам наблюдал. Т[аким] о[бразом] для травоядного при более медленном измельчении пищи возможность иметь дыхание важнее, чем для быстро глотающего хищника, однако развитие вторичного нёба мы имеем сначала, пожалуй, для хищных форм. В этом противоречии кроется какое-то важное заключение... Возможно, что дыхание этих хищных форм было подобным дыханию млекопитающих... но тогда, значит, они были теплокровны!
В общем, посмотрите еще несколько форм с различным способом питания, и получится интересная работа.
Сейчас в связи с новым законом печатание за границей, до напечатания у нас, кончилось! К счастью, положение с печатью у нас в Академии, как будто, начинает выправляться. В 48 году, по-видимому, произойдет значительное улучшение. Я пострадал на этом деле - моя статья2, только что написанная для Королевского общества Южной Африки, по их предложению, в юбилейный сборник Брума, - погибла.
Теперь придется печатать ее здесь, что гораздо медленнее, да и интереснее она для них, так как касается преимущественно Южной Африки. Но что поделать! Во всяком случае теперь ни на какие конгрессы я не ездок! К черту!
Да, еще чуть не забыл! Обратите внимание на углубление хоанной области у некоторых травоядных форм - аномодонтов и дейноцефалов. По-моему, смысл этого заключается в поднятии хоанных отверстий над челюстными краями, чтобы вывести из той плоскости, в которой перемалывается пища. У венюковин прямо имеется желобок на задней стороне хоанной ямки. по которому мог идти воздух.
Вы зацепили интересный вопрос, и его стоит опубликовать своевременно, не дожидаясь каких-то громадных обобщений. Интерес его вполне закончен и в той плоскости, в какой Вы его рассматриваете.
Что до Шестаковой, то я как-то ехал с ней в машине, и она рассказывала, что получила от Вас интересное письмо и собирается отвечать. Говорила, что Вы крайне категорически там высказываетесь. Вот и все, что я знаю. Но сейчас ей не до писем, в ИЭМе идет какая-то смута, что-то собираются сокращать, и она тревожится за свою судьбу.
Большой привет Вам от Е.Д. Она восхищена Вашим письмом. От меня, конечно, Г.Ю. и Вам.
Ваш всегда И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 6, 6 об. Авториз. машинопись.
38
Президенту Академии наук СССР академику С.И. ВАВИЛОВУ1
5 июля 1947 г.
Глубокоуважаемый Сергей Иванович!
В ответ на Ваш запрос Палеонтологический институт представляет следующие соображения о возможности исполнения в 1947 г. Монгольской палеонтологической экспедиции.
Мы считаем необходимым приложить все усилия к выполнению почетного задания и просим Вас рассмотреть нижеследующие соображения и план работ, представляющийся нам наилучшим.
1. Ввиду того, что организация экспедиции могла начаться только после постановления правительства, состоявшегося 24 июня, налицо крайнее запоздание с отправкой экспедиции. Ряд мероприятий, совершенно необходимых для дальней, громоздкой и зарубежной экспедиции, как-то: подготовка снаряжения, оформление выездных дел, виз, таможенных лицензий и т.п., не может быть проведен в несколько дней, а потребует, при самых лучших условиях, не менее месяца. Провоз машин и снаряжения до границы - также месяц. В итоге мы не сможем быть в пределах МНР ранее сентября и то лишь при непременном условии, если по всем отделам Президиума будет отдано распоряжение о немедленном исполнении всех мероприятий по экспедиции. По опыту прошлого года мы убедились в том, что даже немедленное исполнение затягивается на десятки дней.
2. Примером медлительности исполнения может служить положение с новыми штатными единицами для Монгольской экспедиции.
Монгольская экспедиция, в разрешенном правительством объеме, является крупным предприятием, для обеспечения нормальной работы которого институту необходимы дополнительные штатные единицы на вспомогательный персонал, особенно для помощника начальника экспедиции по адмхозчасти, а также младших научных сотрудников и препараторов-лаборантов. Эти люди должны быть заранее подобраны, проверены на работе и оформлены на выезд одновременно с основным составом. Однако заявка института, поданная на 4-х человек в марте с.г., до сих пор лежит без движения, и новые единицы вообще не получены и вряд ли будут получены ранее четвертого квартала. Таким образом, экспедиция не обеспечена нужными кадрами и не имеет даже хозяйственника.
3. По прибытии на место, в МНР, экспедиция не может немедленно приступить к работе. Необходим известный срок, чтобы получить продукты, вывезти бензин с пограничной базы Союзнефтеэкспорта, подобрать переводчика, рабочих и оформить весь личный состав пропусками в монгольскую погранполосу. Все это, при специфике МНР, потребует минимум 20 дней с момента приезда всего состава и автомашин, так как без автомашин ничего сделать нельзя. Таким образом, и сентябрь практически уйдет на подготовку и на полевые работы останется только один октябрь. С первых же чисел ноября в Гоби наступает мороз, исключающий ведение палеонтологических работ. Для высокогорных западных районов, подлежащих рекогносцировочному исследованию по плану 1947 г., и октябрь не пригоден для полевых исследований.
4. В итоге совершенно очевидно, что экспедиция в попытке использовать полевой сезон 1947 г., при самом лучшем стечении обстоятельств, будет иметь не более месяца на полевую работу. И этот месяц может быть использован не для планомерного развития работ в том направлении, в каком нужно, а только для случайной эпизодической работы. Чтобы работать в октябре, нужно ехать на юг, в Гоби, а для серьезных раскопок в Гоби необходим срок, несравненно более долгий.
Представляется совершенно нецелесообразным занимать значительную часть квалифицированного состава института на работу, которая может дать столь ничтожный результат при долгой и трудоемкой организации, не говоря уже о непроизводительных затратах ассигнований. Нельзя забывать, что предварительное ознакомление с условиями работы в МНР и завязывание деловых отношений с монгольскими организациями уже проделаны экспедицией 1946 г. Поэтому следующая стадия палеонтологических исследований в МНР заключается непосредственно в продуктивной работе и не требует более никаких предварительных мероприятий, кроме рабочей подготовки транспорта, создания баз и завоза материалов. Но в то же время посылка экспедиции в 1947 г. только для этой рабочей подготовки слишком нерентабельна, поскольку составу экспедиции придется вернуться в Союз и ждать следующего оформления по разрешению 1948 г. Равным образом средства, затраченные на создание баз по горючему и продовольствию, останутся на балансе экспедиции, что не может быть разрешено по существующим законоположениям. Оставление состава экспедиции и автомашин в Монголии с сентября до следующего полевого сезона без работы в течение минимум четырех месяцев также является недопустимым.
5. Наиболее здравым решением для осуществления экспедиции нам представляется отправка экспедиции поздней осенью 1947 г. в полном составе автомашин и снаряжения и с большей частью людей (см. прилагаемый календарный план работ МПЭ 1947 г.2). Тогда за декабрь 1947 г., январь и февраль 1948 г. будет выполнено все необходимое и созданы все базы как для раскопок, так и для рекогносцировочных исследований. Полный разворот работ начнется с марта 1948 г. и экспедиция будет иметь восьмимесячный полевой сезон 1948 г.
Если такое мероприятие не представляется возможным, тогда остается только поставить вопрос о переносе работ 1947 г. на 1948 г. при непременном условии исходатайствования всех нужных разрешений (на валюту, людей, бензин и т.п.) к январю 1948 г.
Такое же раннее ходатайство необходимо и для обеспечения продолжения работ по первому варианту, т.е. при выезде в конце 1947 г.
Директор Палеонтологического института АН СССР,
заслуженный деятель науки, профессор Ю.А. Орлов
Начальник 1-й Монгольской палеонтологической экспедиции АН СССР 1946г.,
профессор И.А. Ефремов
АРАН. ф. 2. Оп. 1-1947. Д. 417. Л. 53-56 Подлинник.
39
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 19 июля 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович!
Я сразу не писал Вам, так как совершенно завертелся с монгольскими делами, бешено отбрыкиваясь от бессмысленного немедленного выезда. Это, наконец, удалось. Теперь выезд состоится в конце ноября, но зато на зиму и лето будущего года, с возвращением в октябре.
Пока я с завтрашнего дня в отпуску и буду жить на даче под Москвой, опекая сына и трудясь над тафономией. Е.Д. на будущей неделе отбывает в экспедицию - объезд пермских местонахождений в Татарии, Башкирии и Чкаловской области. М[ожет] б[ыть],и найдется что-либо интересное... Во всяком случае для моих зон жду важных данных.
Во второй половине сентября намерен быть в Ленинграде на довольно продолжительный срок. Тогда мне хотелось бы потолковать с Вами поподробнее о моей книжке о глубинах времен1. Пишите мне по-прежнему, дорогой А.П., - я буду в городе во всяком случае раз в неделю и вполне могу регулярно отвечать на Ваши письма. А у Вас, видимо, голова до такой степени наполнена всякими интересным! идеями, что Вам нужно побольше опубликовывать. Иначе Вы взорветесь...
А идеи очень и очень неплохи!
Большой привет Г.Ю. от Е.Д. и меня. Е.Д. буквально потрясена смелостью Ваших идей, но они ей очень нравятся!
Всегда Ваш И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 7,7 об. Авториз. машинопись.
40
А.П. БЫСТРОВУ
Москва-Абрамцево. 30 июля 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович!
Я получил Ваше письмо в самый момент отъезда на дачу и не смог ответить немедленно. Пишу с дачи и переправлю в город с ближайшей оказией. Что Вы переутомились, дорогой друг, это, конечно, печально, но в этом нет ничего удивительного. Уж очень Вы яритесь в работе и гребете под себя много вопросов... Я как-то не так делаю - правда, тоже много, но вопросы разнообразнее, после моего включения в литературу.
Теперь Вам нужно отдохнуть и все придет снова само собой. Но так как отдыхать Вы не умеете (и я, признаться, тоже), то отдыхом для Вас будет перемена деятельности. Займитесь ну хоть египтологией, что ли, конструированием глубоководных чудовищ или еще там чем - Вам виднее. А еще лучше приезжайте в Москву и ко мне . на дачу - места у меня много, и мы с Вами отлично проживем недели две-три.
Будем собирать грибы, понемногу толковать о разных вещах нашего интересного мира, и Вы отлично отдохнете. Верно, дорогой, подумайте серьезно...
Проезд Вам бесплатен по орденской, возьмете рейсовую карточку для хлеба, а остальным - прокормимся. Хорошее молоко и свежую картошку гарантирую.
Вот было бы здорово!
Напишите, как Вы относитесь к таковому проекту. Е.Д. уехала в Приуралье, мы, мужики, живем самостоятельно (я и сын). Если прибавится еще мужик - ничего кроме хорошего не будет.
Кстати, давно уже собираюсь Вам сообщить, но все как-то забываю. Я в своих египетских изысканиях дознался происхождения слова "зух". Оказывается, это египетское слово "зухи", что значит - крокодил. Когда греки захватили Египет и познакомились с крокодилами, это слово вошло в греческий язык и превратилось в "зухос", приняв греческое окончание. Латинизируя это слово, Брум и получил загадочное "зухус", которого нет ни в одном из доступных нам словарей. Итак, Ваше прозвище, надо сказать, довольно почтенно, как по древности происхождения, так и по животному, которое обозначает.
Большой и неизменный привет Гильде Юрьевне. Скажите ей, что я прошу ее посодействовать мне в выпихивании Вас из Лен[инграда] ко мне на дачу.
Всегда Ваш И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 8. Авториз. машинопись.
41
А.П. БЫСТРОВУ
Москва. 2 декабря 1947 г.
Дорогой Алексей Петрович!
Я очень давно не писал Вам. Сразу же по приезде из Лен[ингра]да я окунулся в такую кучу дел, по сравнению с которыми прошлогодняя подготовка к экспедиции показалась пустяком. В этом году пришлось преодолеть такие трудности (и приходится продолжать преодолевать), что я начинаю серьезно задумываться над целесообразностью в дальнейшем формировать столь крупные экспедиции в наших конкретных условиях. Чудовищный бюрократизм, абсолютное чиновничье бездушие буквально в каждом деле создают совершенно непредвиденные препятствия, на которые уходят все силы и все время. И тем досаднее тратить их не на борьбу с реальными препятствиями, с пустынями, с природой, а на гнусную бумажную волокиту, из-за которой большое дело чуть не срывалось уже несколько раз. Стоило только опустить руки и - конец. Как бы там ни было, это не деятельность для ученого, особенно когда впереди так много еще нужно сделать настоящего, письменного... Ну вот, что называется, отвел душу.
Вдобавок ко всему мне пришлось, уже по ночам, подготовлять для печати свою тафономию, так что сейчас чуть жив.
Поэтому мне не хотелось писать Вам, особенно после теплых и откровенных наших вечеров, кое-как, только-только, чтобы написать первые попавшиеся слова.
Теперь, когда основные дела позади, и я уже не так измотан, могу писать по-человечески и - первое письмо - Вам.
Я думал лететь 4-го декабря, но опять возникло препятствие, и приходится задержаться, чему я очень рад - хоть чуть-чуть вздохнуть. Поеду поездом 9-го, так что ежели будет Ваше благоволение, успею еще получить Ваше напутственное письмо. Год - срок большой, многое может произойти в наше время. Поэтому было бы хорошо, если бы Вы не забывали о существовании Вашего друга в далекой стране и время от времени посылали о себе весточку, имея в виду, впрочем, что письма идут минимум два месяца и проходят цензуру. Посылать надо обязательно авиапочтой по адресу: Монгольская Народная Республика, Улан-Батор, Комитет наук МНР, начальнику Палеонтологической экспедиции Академии наук СССР, профессору И.А. Ефремову. Будет очень приятно хоть изредка знать, что Вы живы, здоровы, узнать о Ваших успехах и все такое.
На прощание у меня к Вам есть просьбы - научные и ненаучные.
Научные заключаются в следующем: не забывать про котлассий с Камы (Молотово) и про котилозавра с Печоры ввиду их первостепенного стратиграфического значения и для проверки моих зон, в частности. Геологи ждут. Также не хотелось бы, чтобы Вы совсем забросили северодвинских парейазавров. Они по плечу только Вам, и Вам ли объяснять все значение подобной работы для палеонтологии.
Ненаучные: пожалуйста, берегите себя, помня о том, что годы уже не те и что предупреждение уже было. Постарайтесь все же выехать хотя бы ненадолго в экспедицию от ПИНа или ЛГУ, все равно, посмотрите Ваших зверей в природе и сами вздохнете перед ее лицом, не терпящим мелочей и наших жалких повседневностей. Невероятно одиноко будет, если Ваша, столь хорошая и светлая голова выйдет из строя... Сейчас вот едешь надолго и думаешь - ну, если что, там есть Алексей Петров, с ним древнейшие позвоночные все равно пойдут, огонек знания и работы не погаснет совсем...
Так-то вот, дорогой друг!
Об институтских делах не пишу, я за последнее время мало занимался ими. По-видимому, переезд в Лен[ингра]д отнюдь не исключение1, и, кто знает, может я там уже получу приказ грузить вагоны прямо в Лен[ингра]д. В остальном у нас все же не совсем что-то ладно, начинаются как будто всякие интриги. Ну, об этом, я думаю, Вам напишет Ю.А., он сейчас в санатории "Узкое" на отдыхе и время у него есть. Д.В. там же, поправляется медленно, но верно. Кажется, после Нового года приступит к работе. Как чувствует себя дорогая Гильда Юрьевна? Пожалуйста, передайте ей мой самый лучший, самый теплый привет и, кроме того, большую благодарность от меня, как от ученого, за Вас. Если сами не поймете за что - она поймет.
Елена Дометьевна вкладывает сюда свою записочку - у нее к Вам просьба посоветовать, куда устроить в хорошую больницу ее подругу детства, почти сестру, которая при смерти сейчас в условиях весьма скверных. Вам нужно только посоветовать, куда и к кому обратиться, если к Вам обратятся за советом те, кто будет о ней хлопотать...
Ну вот, дорогой мой А.П., - до свидания на довольно большой срок. Пишите. О деньгах не беспокойтесь до моего возвращения, а если все будет хорошо, то и значительно дольше.
Неизменно Ваш И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 9,9 об. Авториз. машинопись.
42
А.П. БЫСТРОВУ
Улан-Батор. 10 февраля 1948 г.
Дорогой Алексей Петрович.
Наверное, Вы еще ни разу не получали писем из Монголии, и я подумал, что сие Вам может быть приятно. А мне весьма приятно будет получить весточку от далекого друга из Ленинграда.
Я сижу в своем кабинете, залитом ярким монгольским солнцем. Перед окном - вид на помойную яму, но дальше из-за забора видна высокая белая башня монастыря Гандан, за ней округлые невысокие горы, а над всем - чистое, чистое небо, в таком прозрачном воздухе, какой бывает только высоко в горах...
Первый этап экспедиции закончен. Самое трудное - отрыв от родной земли и элементарное устройство на новом месте. Затем перевозка всего огромного снаряжения на центральную базу, в морозы, при нехватке шоферов и постоянных поломках машин.
Теперь нам нужно перевезти лес, перебрать все снаряжение, отремонтировать машины. Тогда можно будет двигаться на юг в Гоби. Не дождешься этого момента - уж очень надоели кляузные организационные дела и сидение в городе. Но все еще очень холодно, а палеонтолог - не геолог, копаться в мерзлой земле не будешь. Как на грех, и зима этого года очень холодная, поэтому раньше 15-го марта в степь не двинешься. Следовательно, палеонтологическими новостями могу начать Вас снабжать не ранее апреля.
Настроение у меня кислое. В эту экспедицию поехал без всякого желания - много дел и помимо Монголии, дел значительно более интересных. А тут еще без меня сын заболел скарлатиной - не люблю я этой проклятой болезни, у ней ведь всегда тенденция к кляузным осложнениям. Сижу здесь как хомяк в норе, оторванный от всего... Кстати, тут хомяков очень много - так и прут в квартиру, грызут все напропалую и разносят злокачественный лептоспироз [острая инфекционная болезнь, характеризующаяся поражением мелких кровеносных сосудов печени, мышц, центральной нервной системы. - Ред.]. Я их стреляю из малопульки.
Попадалась ли Вам книга: Шредингер. Что такое жизнь с точки зрения физики?, изд. "Интернациональная литература", Москва, 1947 г.? Советую прочитать, весьма интересно. А если уже читали, не откажите сообщить Ваше мнение. Хотелось бы получить от Вас палеонтологические новости... Не забыли ли Вы про батрахозавра из Печоры? Меня очень интересует, что это за штука.
Я приобрел перед отъездом в нашем книжном отделе новейшую физическую антропологию (американскую). Думаю, что она для Вас будет интересна. Тогда напишите Елене Дометьевне, и она Вам ее перешлет с оказией, если Вы сами так и не соберетесь побывать в Москве. Я не знаю последних данных, но дело с нашим переездом опять воскресло из небытия и, по-видимому, имеет устойчивую тенденцию к дальнейшему развитию.
Я, в конце концов, начинаю думать, что может быть оно и к лучшему. Последний отрезок положенной мне жизни пройдет в более спокойной обстановке и, е[сли] ж[ив] б[уду], удастся сделать побольше...
Большой привет Гильде Юрьевне. Надеюсь, что Вы уже окончательно совладали с черными цветами?1 Последние сведения о Вас были вполне благоприятны...
Будьте же здоровы, дорогой. Пишите по адресу: Монгольская Народная Республика, Улан-Батор, Комитет наук МНР, начальнику Палеонтологической экспедиции Академии наук СССР, мне.
Письма сейчас ходят гораздо приличнее, чем в прошлом году, всего две недели до Москвы в среднем.
Не откажите передать привет всем знакомым, кого увидите.
Ваш всегда И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 10, 10 об. Авториз. машинопись.
43
Ю.А. ОРЛОВУ
Улан-Батор. 19 февраля 1948 г.
Дорогой Юрий Александрович.
Должен признаться, что до приезда Вылежанина я не раз изрыгал черные слова в Ваш адрес, не в силах понять Вашего молчания по всем без исключения моим запросам. Этого можно было избежать, если бы Вы попросту протелеграфировали мне частным порядком о том, что отвечать не можете. Я бы все-таки сообразил бы что-нибудь... Очень буду Вас просить придерживаться этого в дальнейшем, иначе тут, на расстоянии шести тысяч километров, черт знает до чего додуматься можно. Вообще же над этим обстоятельством нужно крепко призадуматься. Если и в дальнейшем связь экспедиции с институтом будет находиться в том же положении, то придется попросту отказаться от столь экзотических предприятий. Например, сейчас я оказался как на необитаемом острове, так как не знаю решительно ничего. Вылежанин мне не сумел передать ничего толкового, то ли потому, что забыл (то ли потому, что ему не было ничего рассказано толком).
Если бы такое дело пришлось на середину сезона - черт с ним и трижды черт, но ведь сейчас я должен знать все, чтобы не оказаться в дураках и не спланировать невозможных задач. Например, как кредиты - уменьшены или нет, есть ли разрешение на бензин этого года, как дела с контингентом, каков план финансирования. Сейчас денег осталось пять тысяч - продолжать ли заготовку всего нужного или, если деньги задержатся, все приостановить? В зависимости от кредитов - как рассчитать маршруты, сколько заготовить и завезти леса, сколько набрать переводчиков и дополнительных рабочих и т.д., и т.п.
Необходимо любыми мерами известить меня по всем основным вопросам, или я не смогу обеспечить своевременного выезда и дельного начала работ - нельзя же гадать. Любой капитан знает же, сколько угля у него на судне, как без этого выйти в море, чушь невозможная.
Наши дела обстоят сейчас следующим образом: заканчиваем вывозку всего снаряжения с границы и на днях приступаем к ремонту машин. Будет очень важно своевременно получить запасные части и краску. Одновременно налаживаем все палатки, инструменты, водяную тару и заготовляем большое количество ящиков. Первая порция леса будет распилена к двадцать пятому, бревна мы уже привезли. Продовольствие частью уже завезено на базу (здешнюю), на остальное не хватило денег. Если деньги прибудут не позднее первого марта, то можно считать, что все обошлось благополучно. В этом случае около пятнадцатого мы выедем в поле. Раньше выезжать при холодах этого года не имеет смысла, а дел хватит до самого выезда.
Научную силу на двух тяжелых машинах и козле, во главе со мной, я направлю в Сайн-Шанду, чтобы закончить долги 46 года. Три тяжелые машины, под началом Шкилева, будут возить в это время все нужное в Далан-Дзадагад. Около двух недель в Сайн-Шанде нам хватит - в самом начале апреля с грузом коллекций мы прибываем в Улан-Батор и выезжаем в Далан без всякого промедления.
Там я направляю научную силу в Баин-Дзак, где будет раскинут лагерь и оставлена одна машина. На всех остальных я отправлюсь на поиски хорошей дороги в Нэмэгэту. Как только дорога найдена, машины отправляются назад за второй порцией груза и научной силой, и мы начинаем обследование Нэмэгэту и сразу же Гильбэнту для определения самого богатого участка. Как только такой участок будет найден, там развертывается главный лагерь, который и служит основной базой для всех последующих работ.
Таким образом к концу апреля уже будет закончена Сайн-Шанда и раскопки в Нэмэгэту развернутся полным ходом, сопровождаемые исследованием всей цепи костеносных пород этой котловины. В мае можно будет приступить к организации Великого западного маршрута1, с тем чтобы в конце мая отправиться в него (или в самом начале июня). Насчет этого маршрута у меня еще нет полной ясности, так как весьма многое зависит от размеров подлинных сметных ассигнований. Однако уже сейчас можно сказать, что прежний размах этого маршрута несколько фантастичен, ибо общие размеры и длительность наших перевозок в этом году, при удаче раскопок, потребуют напряжения всех сил нашего автопарка. Для столь дальнего маршрута нужно бы иметь более мощную автоколонну и значительно большее количество бензина, который зисищи жрут как голодающие. Поэтому, возможно, что придется отказаться от заезда в озерную котловину и повести маршрут прямо из Нэмэгэту, вдоль котловин южного склона Монгольского Алтая в Заалтайскую Гоби к краю Джунгарской Гоби, с выходом на Цаган-Олом, где будет создана бензобаза. Отсюда можно будет завернуть петлю на восток, в район Орок-Нура, с выходом к подлежащим обследованию дополнительно местам в Гурбан-Сайхане и оттуда в Далан. Однако, если с ассигнованиями будет все благополучно, то при наступлении сильной жары в Нэмэгэту возможно будет бросить часть народа в озерную котловину налегке. Тут еще многое будет зависеть и от четкости работы машин, которая пока очень неблестяща - плохие машины, и от наличного людского состава второй очереди. Таковы наши планы. Не откажите написать Ваше мнение. Я пишу только в самых общих определениях, но для Вас, конечно, все будет ясно.
Если средства будут сокращены, то, пожалуй, рационально будет сократить срок экспедиции, оставив прежнюю интенсивность работ, так как сокращение транспортировки лишь затянет всю музыку и не даст поэтому экономического эффекта. Отсюда следует, что при сокращении средств было бы хорошо Вам и Флерову прибыть сюда так скоро, как только это будет возможно. Тогда в самом начале мая можно бы было отбыть в маршрут и закончить его к середине июня. Но уж тут я не могу дать никакого прогноза - это видно только в Москве... Что касается людского состава следующей очереди, то опыт с Сытовой учит не возлагать никаких надежд на случайно привлеченных людей и опираться только на тех, чей интерес и желание являются подлинными. Лучше меньше, да лучше, а при трудностях с финансами и транспортировкой - и подавно.
Еще кое-что о наших делах. Финансовый отчет давно готов и сейчас будет отправлен при первой возможности. О сумме его уведомим телеграфом, так как отчет через миссию (другой возможности послать его нет) пройдет около двух месяцев, если считать по срокам прошлого года. Хотя, может быть, это сейчас ускорилось - не знаю.
Задерживает отчет нелепая вещь, совершенно подобная нелепостям, не раз случавшимся с нами во время этой экспедиции.
У меня сейчас сильная невралгия правой руки - воспаление брахиального нерва. Боли такие, что не дают спать, и рука не работает. Хорошо, что есть пишущая машинка - вот и пишу Вам левой рукой. Но в отчете мне нужно подписать более трехсот документов, и это никак невозможно.
Все наши люди приведены в сильное смущение вестями, которые привез Вылежанин по поводу переоценки спецодежды. Если таковая переоценка будет действительно иметь место и по тем ценам, которые нам сообщил Вылежанин, то будет неладно. Все собираются вернуть спецовку, так как действительно здесь можно приобрести подобный же хлам несравненно (в два-три раза) дешевле. Тогда придется отправлять назад целый груз спецодежды, ибо я не вправе принудить людей брать то, что они не хотят. Поэтому передайте Нине Леонтьевне, что мы с нетерпением ждем новых расценок. Только после этого будет окончательно разрешен вопрос со спецовкой и послан акт о количестве розданной и оставшейся спецодежды. Пока же никто не решается ничего брать.
Также я не имею ответа от Нины Леонтьевны по поводу метода актирования денег, пропавших в Наушках2. Сумма (семь тысяч) настолько велика, что я не могу требовать ее ни со Шкилева, ни с Эглона, в распоряжении которых находились деньги. Сам я тоже, разумеется, ни в коем случае, ни копейки платить не собираюсь, так как хватит с меня бочек и прочей благотворительности, достойной лучшего употребления, а помимо всего прочего, я сам находился в это время в Москве. Деньги находились в Наушках в распоряжении Рождественского и Преснякова, так как с минуты на минуту должен был подойти лес и прибыть рабочие. Шкилев с Эглоном были в это время уже в Улан-Баторе и сразу же послали телеграмму, но она пришла семнадцатого. Семнадцатого было уже поздно посылать какие-либо отчеты, да это и было невозможно сделать за отсутствием Шкилева. Принять на перевод деньги Категорически отказались с показанием суммы в старых деньгах, а только в новых (1:10). При обмене также категорически было отказано в какой-либо справке о количестве сданных старых денег. Поэтому сейчас один выход - составлять соответствующие акты и судиться с ин[ститу]том. Нам нужно бы получить какие-либо указания на форму подобного акта. Если таковой не существует, нужно об этом сообщить - будем действовать тогда по собственному разумению3.
Ну вот, в общем все наши дела. И так письмо получилось с целую статью. Что до меня самого, то я пребываю в весьма кислом настроении. Чудовищные неурядицы с экспедицией, отвратительное положение дома (как ни храбрится Е.Д. в телеграммах - я ведь представляю себе, каково все это), мерзкая штука с рукой - все это, конечно, прошибло тот слой сала, на который Вы обычно ссылаетесь. Ну, с экспедицией дело, конечно, выправится, как оно выправится и со всем остальным, но мне крайне не по вкусу современное положение со связью. Раз нельзя быть в курсе научных дел, нельзя получать нужные оттиски и некоторые книги, то это значит, что здесь работать нельзя и, следовательно, немыслимо долго сидеть тут, кроме дисквалификации ничего не получится.
Равным и еще более сильным образом повлияла на меня болезнь сына и Е.Д., очевидно, что оставлять семью на столь долгий срок нельзя.
По всем этим, вполне здравым, по-моему, соображениям, если экспедиция будет проходить в полном объеме по срокам и приезд Е.Д. не состоится (а теперь я не знаю, как вообще все это будет по состоянию здоровья), я попрошу Вас сменить меня примерно в конце июня. К этому сроку все будет на полном ходу, основные маршруты сделаны и экспедиционная машина может быть принята от меня в совершенно налаженном состоянии, со всеми разрешенными вопросами. Останутся лишь доделки и обратный выезд.
Прошу учесть это совершенно необходимое мероприятие при комплектовании сил второй очереди.
Ну вот, теперь с делами все. Хотелось бы знать о Ваших делах, об ин[ститу]те, защитил ли К.К. диссертацию, о дальнейших ленинградских перспективах (о том, что мы не попали в первую очередь, я уже знаю от Вылежанина), о положении с замдиром, наконец о своей тафономии.
Пишите, дорогой Ю.А., письма ходят довольно регулярно, с двухнедельным сроком (авиа). Наш общий адрес теперь: МНР, г. Улан-Батор, почтамт, п/я 374. До выезда в поле я еще успею получить от Вас письмо, по которому и буду ориентироваться в дальнейшем, а в Улан-Баторе проездом я буду и в начале апреля, и в начале мая, не считая регулярной крейсировки машин, которые будут доставлять нам в Гоби всю почту.
Привет Наталье Павловне и всем товарищам по институту.
А Вам бы не худо попасть бы в Гоби поскорее - ведь в Гоби забудутся все наши неурядицы и неудачи и останется чистая радость пути и исследования.
Неизменно Ваш И. Ефремов
Р.S. Поскольку это письмо важно - не откажите уведомить телеграфом сразу по получении.
И. Ефремов
АРАН. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 96. Л. 70-72. Машинопись с авторской правкой.
44
И.А. ЕФРЕМОВУ
[Москва]. 12 марта 1948 г.
Дорогой Иван Антонович!
Большое спасибо за письмо от 19/II. Я не сомневался в том, что Вы бранили меня за медлительность в известиях о делах и московских новостях. Не имею возможности подробно пояснить причины медлительности, могу только сказать, что я менее виноват, чем Вы могли бы предполагать, и что за это время я потратил массу энергии и времени на преодоление всевозможных сложностей в делах института и вопросов, связанных с ним.
Сообщаю Вам повторно о том, что в постановлении начальства, копии которого направлены куда надо, сказано о том, что Министерство внешн[ей] торг[овли] должно поставить в МНР Палеонтологической экспедиции АН СССР в 1948 г. 30 тонн автобензина и соответствующее количество масел, а также обеспечить весь личный состав экспедиции продовольствием и промтоварами по нормам, действующим в МНР. О финансах Вам уже все сообщено Тимошевской. Бензиновые бочки для автобазы (40 шт.) готовы, равно как и запасные наши собственные 8 бочек - сообщаю Вам для справки.
Президиум АН СССР ввиду возросшего объема работы ин[ститу]та установил должность второго зам. директора, без увеличения штатов. Таковым, вероятно, будет Данильченко.
Меня очень огорчает Ваше, как Вы пишите, "кислое настроение" в итоге всех неурядиц, болезней дома и т.д. В общем, однако, все это постоянно улаживается. Единственное, чего я не могу уладить, так как это встречает отказ в соответствующих инстанциях (Волков справлялся, в том числе при мне, притом с очень убедительной мотивировкой у кого следует), - это направление Конжуковой с сыном в МНР. Я еще не оставил попытки выяснений, но больших шансов на успех не вижу, вернее, пока их не вижу вообще. Огорчительность этого для Вас, по причинам деловым и личным, пояснений не требует. Что касается Кирпичникова, то до его появления ничего гарантировать, понятно, нельзя. Флеров и я будем оформляться теперь, без промедлений, и, разумеется, если будет соответствующая виза, приедем к Вам в начале июня.
На меня навалилась масса дел (совещание у Малышева, непроворотная комиссия у Кафтанова, вопрос с печатью и др.). Сондак завален потоком бумаг и распоряжений.
Как всегда циркулирует ряд слухов о предполагаемых реорганизациях и переорганизациях и репереорганизациях.
Хочу провести, вернее вынужден провести, если удастся, ремонт у нас в подвальном этаже и наверху, на втором. О реконструкциях в здании музея пока необходимо молчать.
Надеюсь, что нас пока оставят в покое и в Ленинград не повезут.
Жукова работает как ювелир! На подмогу ей в черновой работе, очистке костей от породы, помогают Сосновская (2 дня в неделю), Переславцева (3 дня в неделю), моя университетская лаборантка, очень хорошая (3 дня в неделю).
Щеглова сломала себе левую руку (лучевая и локтевая кости). Олечка Туровская переменила фамилию на Обручева; я так обрадовался, что даже поцеловал ее при всех.
Обнимаю вас всех.
Ю.А. Орлов
АРАН. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 96. Л. 73. Отпуск машинописный.
45
Ю.А. ОРЛОВУ
Улан-Батор. 14 марта 1948
Дорогой Юрий Александрович.
Сие письмо полагаю важным для Вашей ориентировки в наших общих делах, поэтому прошу не отказать сообщить телеграфом о его получении, дабы избежать всяческого недоумения и разногласия.
У нас - весна. Правда, еще холодно, а по ночам сильно морозит, но ехать уже можно. Через два дня мы отбываем в Восточную Гоби, т.е. я и все "научники". Другая часть нас, под началом Шкилева, займется перевозками в Далан. Пока все идет по тому плану, который имел честь ранее переслать Вам. Экспедиция встала полностью на колеса. Для ясности изложения сначала оглянемся назад, а потом бросим взгляд вперед.
1. Испытание наших машин выявило множество дефектов, которые выказали чрезвычайно халатное комплектование нашей автобазой. Завтра составим общую дефектную ведомость [рукой Ефремова дописано: "Ведомость составим по выздоровлении Шкилева". - Ред.] и пришлем ее Вам. Просьба перепечатать и один экземпляр направить Рябцеву, а другой Тарсису. Часть наших претензий относится к заводу, но большая часть - к автобазе. Этот ряд дефектов потребовал для своего устранения множество забот и крупные дополнительные расходы, не говоря уже о том риске, который бы получился, если бы мы сразу двинулись в Гоби на таких машинах.
Отсюда проистекает необходимость (не спешная) доставки нам, м[ожет] б[ыть] вместе с Вами, нижеследующих запасных частей: а) бобин ЗИС-5 - б шт., б) аккумуляторов ГАЗ-67 - 1 шт., в) фар студебеккеровских - 1 шт. (из двух присланных одна оказалась негодной), г) фар ЗИС - 2 шт., д) трамблеров ГАЗ-67 - 1 шт., е) валиков 3 и 4 скорости коробки скоростей ЗИС-5 1 шт., ж) крышки блока мотора ЗИС-5 с прокладкой и вентилятором - 1 шт. Остальное, в том числе даже задний мост ГАЗ-67 (оказался серьезно дефектным), удалось пока достать здесь. Должно быть, недели через три, по возвращении из маршрута выяснится еще кое-что, тогда телеграфирую Вам дополнительно и кратко, а Вы имейте в виду, что это дополнение к настоящему списку.
2. Сей опыт учит на дальнейшее, когда в экспедиции машин много, отнюдь не полагаться на автобазу и шоферов, от нее зависящих, а обязательно следить за комплектованием автоколонны своему человеку, достаточно разбирающемуся в автоделах.
3. Испытание людей пока выявило, что, несмотря на безупречную работу, Малеев и Новожилов находятся в жесточайшей депрессии, как по поводу крайне длинного срока экспедиции, так и по впечатлению от сих мест. Оба только и мечтают "отбыть" поскорее сие наказание и более сюда не возвращаться. Малеев вообще удручен перспективой ленинградского почтамта и ввиду этого в институте оставаться не собирается. Таким образом, из всех новых кадров, завезенных сюда для нашей смены, пока наиболее перспективен только Рождественский, работой которого, кстати, я вполне доволен. Это серьезный человек, пусть нудный, но работать он умеет и будет.
Все эти обстоятельства необходимо уже сейчас учесть, дабы наша экспедиция бесславно не кончила своего существования в дальнейшие годы попросту из-за полного отсутствия работников. Я здесь со своей стороны буду готовить Рождественского себе в заместители как наиболее пригодного на данный момент.
4. Сейчас здесь многое труднее и медленнее, чем в прошлом году, поэтому всякая вторичная организация на месте будет длительнее и затруднительнее, чем это было нами испытано раньше. Вследствие этого необходимо, во что бы то ни стало, перед выездом экспедиции в будущие годы засылать .сюда человека на месяц раньше всего остального состава.
Таковы итоги проведенной здесь нами зимы, в самой общей форме. Они дают материал для мышления о годах 1949 и 1950.
Какие мероприятия мыслятся с Вашей стороны на ближайшее время? Вот вкратце, что представляется мне отсюда:
1. Общее сокращение сметы хотя и не затронуло ее жизненных центров, тем не менее заставляет с осторожностью отнестись к последнему периоду ее существования в этом году, так как пока мы идем все время с известным превышением сметы в ее последней редакции. Однако, мне думается, что сокращение числа рабочих, или отрядов, или числа работающих машин - бессмысленно, поскольку приведет только к тому, что работу, которую мы можем сделать в пять м[еся]цев, мы сделаем в семь при той же стоимости. Посему, я буду ориентироваться на повышение темпа работ, пока еще вялого, опережение сроков разведочного маршрута, с тем чтобы закончить полевую работу к концу сентября, вывозку и погрузку к середине октября и окончательное оставление территории МНР всем без исключения составом в последних числах октября.
Сам я, по налаж[ива]нии последнего этапа работ - раскопок района Орок-Нура и. обеспечении консервации экспедиции, планирую оставить свой пост в начале августа, самое позднее, о чем писал Вам в более раннем письме.
2. Для обеспечения предлагаемого плана работ с Вашей, московской стороны, совершенно необходимо:
а) перебросить все валютные ассигнования с IV квартала на II и III поровну, дабы не иметь бесполезных денег уже после ликвидации работ и тем самым не сократить еще более уже сокращенную смету;
б) к моменту Вашего приезда сюда иметь уже вполне четкое, подкрепленное соответствующими распоряжениями Президиума решение о характере ликвидации экспедиции и об оставлении здесь машин и снаряжения, характере консервации снаряжения и материалов. Необходимо также знать, оставим ли мы здесь человека (Шкилева) и на какой срок;
в) самый Ваш приезд, не говоря уже о Флерове, определяет начало разведочного маршрута, маршрут определяет, в свою очередь, перестановку раскопочных работ. Отсюда явствует, что запоздание Вашего приезда вызовет замедление всей работы экспедиции, что не должно, разумеется, иметь места. Однако сейчас я затрудняюсь определить крайний срок Вашего прибытия на место, ибо он выяснится только после Сайн-Шандинского маршрута (сколько последний займет времени, ибо у меня в отношении него есть новые планы, пока секретные: в случае удачи получите сюрприз, при неудаче - лишние три дня пребывания в маршруте). Поэтому окончательно сообщу Вам решительную дату о своем возвращении в Улан-Батор, что будет примерно после пятого апреля. С этого письма у нас с Вами связь прервется недели на три, так что не беспокойтесь вследствие этого;
г) само собой разумеется, что при сокращении контингента и сметы никаких лишних туристов в экспедицию не требуется, ибо, насколько я понял из Ваших писем, реальных работников на это и будущее время сейчас пока нет, а других и не нужно;
д) необходимо иметь в виду, что наценка на спецодежду и сокращение контингента приведут к значительному остатку спецовки в нашей экспедиции. Нужно иметь от дирекции установку, что с ней делать: т.е. можно ли ее оставить на складе до будущего года или переправить обратно. Последнее будет крайне дорого;
е) контрольная цифра работ этого года - три вагона материалов. Посему надо подумать о месте складывания этого груза и своевременно заказать вагоны на октябрь сего года. Вероятно, вагоны нужно будет заказывать не на ст. Наушки, а на ст. Сухэ-Батор, но это еще увидим;
ж) также своевременно нужно будет получить разрешение ГТУ на пропуск без досмотра через Наушкинскую таможню 60 тонн палеонтологических материалов в ящиках, с досмотром в Москве.
Таковы главнейшие дела в Москве, от которых зависит четкость исполнения нами здесь предположенных планов. Как видите, за исключением п. "а") они ничего невыполнимо сложного не содержат, да и п. "а"), в сущности, только хлопотлив. Из всего вышесказанного также следует, что с оформлением Вашим медлить ни в каком случае нельзя.
Наконец, чтобы закончить дела экспедиционные, остается упомянуть про необходимость нам привезти (а в случае запоздания Вашего приезда - прислать самолетом) нижеследующие вещи, упомянутые в оставленной мною Вам памятке: 1) шведские банки 6 шт., 2) формалин в расчете на емкость сих банок и с запасом (сезон коллектирования [так в тексте. - Ред.] через месяц будет в разгаре), 3) мыло мышьяковистое или иного состава для консервации шкурок, 4) блесна и рыболовные крючки разного размера в пропорции, 5) черную краску дешевую и прочную кило два.
О всяких художественных принадлежностях я и не говорю - Флеров сам должен позаботиться, чтобы привести себе все нужное на большую и продуктивную работу, а в экспедиции денег на все это хватит.
Ну, вот наконец все. Что до меня, то рука у меня болит по-прежнему - такой злой напасти еще не видывал за все экспедиции. Надеюсь на Гоби и тепло, но если эта надежда не оправдается, то что-то нужно будет предпринимать серьезное, так как я не могу пока вести дневник, например, не будешь же таскать машинку с собой на обнажение. Молодых и хорошеньких стенографисток здесь не предвидится, впрочем не предвидится и старых, поэтому пока центральная научная сила экспедиции не в состоянии оформлять свои наблюдения.
Затруднения с приездом Е.Д. и сына меня чрезвычайно обескураживают, но, конечно, раз таков закон1 - ничего не поделать, нужно, следовательно, планировать свое существование и пребывание в экспедиции как-то по-другому.
Должен признаться, что ленинградский почтамт меня не слишком огорошил: я уже как-то свыкся с мыслью, что подобная история и возможна, и в конце концов не будет совсем уж катастрофой. Однако, если штатных единиц не будет, то почти несомненно нужно будет предпринимать какие-то внутренние передвижки штатов, и в рассуждении [так в тексте. - Ред.] переезда, и в рассуждении монгольских материалов, иначе мы погибнем с обоими мероприятиями.
Что до тафономии, то Ваше письмо меня обеспокоило медлительностью Р.Ф. Если его темпы и в дальнейшем будут такими же, то несмотря на все мое доверие к нему и желание иметь его в качестве редактора, вынужден просить Вас передать редактуру кому-нибудь другому. Редактура в конце концов простая, так как учить меня писать, как некоторых, не требуется и никаких неистовств я не потерплю.
Не откажите передать привет Наталье Павловне, а также всем товарищам и доброжелателям. Наконец-то нудь зимнего сидения закончена и впереди - дорога.
Неизменно Ваш И. Ефремов
Постскриптум.
Приходится продолжать письмо, во-первых, потому что еще не все сказано, во-вторых, по некоторым изменившимся обстоятельствам.
Только что отвезли в больницу Шкилева с температурой 40°. Диагноза еще нет, но, по-видимому, или тяжелый грипп, или воспаление легких. Поэтому приходится изменить некоторые планы, ибо, что бы там ни было у Шкилева, на несколько дней он выбывает из строя и если вскоре и сможет приступить к хозяйственной работе, то ехать, конечно, недели две никуда ему нельзя. Решаю - усилить Сайн-Шандинский отряд, выехать в срок во главе его, но вернуться с первой же добычей обратно, оставив там добивать всех своих, и затем командовать Далан-Дзадагадской группой самому. Перестройка на ходу, по-военному. Основной смысл - не терять ни дня драгоценного полевого времени. Поэтому в Улан-Баторе я буду раньше, чем рассчитывал прежде, и Вы получите вести о нас раньше, чем через три недели.
Теперь позвольте еще о некоторых делах, о которых не вместилось в первой части письма.
О нештатной зарплате Вам послана подробная телеграмма и, одновременно с Вами, пишу Тимошевской. Смысл моих подсчетов коротко: нештатная зарплата на рабочую силу повысится в полтора раза против сметы, т.е. будет около 24 тысяч. Зато остальные расходы понизятся, по всей вероятности, на 50% (речь идет только о советской валюте). Т[аким] о[бразом] нештатной зарплаты потребуется около 30 тысяч, а не 46, как то предположено в смете. Однако, если наша контрольная цифра на коллекции будет превышена, то потребуется и дополнительная нештатная зарплата, но это может выясниться не ранее июля.
Затем, нам необходимо знать, послано ли распоряжение насчет бензина 1948 г. Я уже взял в счет будущего наряда три тонны. Прошу сообщить мне об этом, так как несмотря на многочисленные запросы к Вам, я до сих пор ничего не имею.
Наконец, я еще забыл о лекарствах. Совершенно необходимо привезти нам следующее: а) пирамидона, как можно больше, ну скажем, не менее тысячи таблеток. Расход его очень велик, и, в частности, я только и живу на пирамидоне со своей невралгией; б) солевые таблетки, как я писал в памятке, можно меньше, скажем 1500 штук;
в) было бы хорошо привезти нам пенициллина, на всякий случай около миллиона единиц; г) каких-нибудь сердечных средств в сухих таблетках, здесь этой новой моды нет. Нужен ландыш с валерьянкой, строфант с валерьянкой или что-нибудь в этом же роде. Тут некоторые из нас мучатся с сердцем, как, напр[имер], Малеев, также немного Ян и др. Еще прошу захватить пару карборундовых кругов, среднего размера и зерна.
Ну, как будто все. Еще раз всего хорошего. Отбываем навстречу пыльным бурям гобийской весны.
Ваш И. Ефремов
Еще продолжение письма, уже 15/III.
Шкилева устроил в лучшую больницу, диагноза пока нет, подозрение на воспаление легких остается. Конечно, семье пока ничего сообщать не стоит, впрочем и к моменту получения Вами письма он выйдет из больницы, если все пойдет благополучно.
Я еще не упомянул Вам о необходимости привезти два хороших фотоаппарата, типа "Экзакта" или ФЭДа. Теперь, без коммерческой торговли их купить просто, так как счет, конечно, дадут. Два из трех наших ФЭДов ни к черту не годны - у одного оказалась расклеенной шторка, и местные специалисты не берутся отремонтировать с сохранением нужных скоростей затвора. У другого ФЭДа отсутствует координация между выдвижением объекта и показаниями дальномера, следовательно, все снимки не в фокусе. Остается единственно мой ФЭД, если только его проверка, произведенная Скиндером, не погубила и этот, его я еще не пробовал. Большой аппарат Ика тоже оказался не в порядке - перестали двигаться салазки и диафрагма, но это мне удалось исправить самому. Такова подготовка фотоаппаратуры в дальнюю экспедицию, произведенная Скиндером. К этому нужно добавить, что часть пластинок 9х12 (серия 1662) оказалась с невыгодной, разложившейся эмульсией. Прибавить к этому нечего, кроме отборной матерщины, но в этом я надеюсь на Вас.
Прошу, при возможности, переправить мне бандеролью несколько оттисков моих статей о прошлой экспедиции, которые должны бы уже выйти из печати. Они тут крайне нужны и важны для дальнейшего, судя по впечатлению, произведенному моим коротеньким очерком в "Вокруг света"2.
Осталось только Вам сообщить все названия наших машин, которые теперь изображены голубой краской на бортах, по-русски и по-старомонгольски.
1. Студер, как и раньше, - Дракон (Безбородов); ЗИСы 2. Пронин - Дзерен, 3. Вылежанин - Волк, 4. Петрунин - Кулан, 5. Лихачев - Тарбаган; [6]. ГАЗ-67 -Козел. Все это крайне подходит и к характерам всех шоферов, за исключением Безбородова, который гораздо меньше Дракон, чем Андросов.
Еще раз с искренним уважением
И Ефремов
А сердце, я думаю, у Вас шалит от невроза. Вот увидите, что здесь, несмотря на высоту, Вам станет сразу же гораздо лучше.
АРАН Ф 1712. Оп. 1. Д. 96. Л 67-69 Машинопись с авторской правкой.
46
В.А. ОБРУЧЕВУ
Улан-Батор. 16 марта 1948 г
Выезжаем [в] Гоби по Вашему пути. Считаем честью продолжить Ваши открытия1. Вся экспедиция шлет Вам сердечный привет, пожелания здоровья, успешной работы2.
Ефремов
АРАН. Ф. 642. Оп. 4. Д. 445. Л. 3. Телеграмма.
47
Ю.А. ОРЛОВУ
Улан-Батор. 8 апреля 1948 г
Работы [в] Восточной Гоби закончены [с] успехом. Скелет [на] Баин-Ширэ выкопан, найдены еще цератопсы, разведано местонахождение Ардын-Обо - полторы тонны носорогов, титанотериев, хищники, грызуны, птицы, черепахи. Найдены новые материалы [в] Хара-Хутуле, всего на базу доставлено свыше семи тонн материалов. Организация работ [в] Нэмэгэту задерживается [в связи с] поломками машин, скверным снаряжением. Необходимо ускорить Ваш [и] Флерова приезд. Считаю крайне желательным прибытие не позднее 15 мая Флерова, лучше раньше, как возможно, оформить. Предусмотрите возможность срочной замены Шкилева, Малеева. Сообщу днями. Необходимо срочно выслать самолетом ряд вещей, список сообщу.
Привет.
Ефремов
АРАН. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 97. Л. 13. Телеграмма
48
Ю.А. ОРЛОВУ
Улан-Батор. 13 апреля 1948 г
Дорогой Юрий Александрович.
Не откажите известить телеграфно о получении сего письма, поскольку оно также содержит важные для дальнейшей работы вопросы.
Сначала несколько слов о первом маршруте. Мы выехали 18-го рано утром и 20-го уже были на Баин-Ширэ. Пока раскапывался скелет, я отправился искать Ардын-Обо по целому ряду данных, извлеченных Рождественским из Эндрюса и Морриса1. Все эти данные, несмотря на наши усилия разобраться, были столь же неточны, сколь и противоречивы. Однако поиски увенчались успехом, и на второй день их мы убедились, что Ардын-Обо найдено, даже гнездо орла, описанное Эндрюсом, оказалось на прежнем месте. Настоящее название этого места - Эргиль-Обо. Это гигантская штука, однако сравнительно бедная костьми, и для успеха работы там необходимо отыскивать редкие скопления. Такое скопление мы разыскали и заложили там раскопку - оказалось поразительное богатство нижних челюстей - около 14 штук в одном маленьком участке. Есть и черепа. Большая часть остатков принадлежит носорогу, вероятно кадуркотериуму, однако есть и совсем странные кости, возможно принадлежащие Ардыниа прекокс, поскольку я не знаю, что это за штука. Титанотерии более редки, но есть ряд остатков крупных и хорошей сохранности - части черепов, нижние челюсти, кости конечностей. Извлечены полные челюсти маленьких грызунов, много челюстей мелких артиодактилов, совсем крохотных, есть крупные хищники типа гиэнодона. Довольно много костей птиц (мелких), однако найдено бедро гигантской птицы. Очень много черепах, есть и почти полные панцири. В общем около двух тонн погрузили в машины (считая разумеется с тарой). Сия экскурсия и была тем сюрпризом, на который я Вам намекал и который готовился для Вас к весенним московским дням.
В выемке скелета на Баин-Ширэ мы испытали чрезвычайные затруднения как по огромным размерам скопления, так и по необычайной твердости этой распроклятой глины. Сначала разрубили все скопление только на две части, но получившийся огромный монолит, весом около четырех тонн, разбился при поднимании его с помощью Студера. Наши техснабовские канаты - невероятное говно, лопнули, хотя мы, учитывая их непрочность, скрутили вместе четыре каната. Много было матерщины в бесстыжие глаза Блиндера, Долгополова и прочих наших хоз[яйственных] деятелей. Разбившийся монолит собрали по частям в ящики, и, признаюсь, я вздохнул с облегчением - этот чудовищный "гранит" (как его называл Пронин) легко мог стать намогильной плитой для всей экспедиции и особливо для ее автопарка.
Вторую часть скелета я уже, не колеблясь, разрубил еще на две - эти два монолита взяли и отгрузили сравнительно легко. Теперь все это уже в прошлом, ибо сей зверь лежит на нашем складе в Улан-Баторе, однако мы едва доехали с нашими перегруженными машинами. Скелет весьма интересен, насколько можно судить, это какой-то нового характера цератопс. На соседней красной горке - "Створной", Малеев нашел таз и часть позвоночника крупного динозавра, взятые отдельным монолитом. Кроме того, в главном костеносном горизонте найдена часть скелета стиракозавра - часть черепа, позвонки, ребра, кости конечностей. Рождественский нашел в красных глинах почти полный скелет небольшой черепахи. Есть и другие находки. Предпринял еще краткую экскурсию на Хара-Хутул, там в очень интересном подбазальтовом горизонте мы нашли ряд более полных костей, чем в прошлом году, Рождественский нашел громадную глыбу с хорошими костями - не то череп, не то таз, но скорее череп. С оханьем и матерщиной все же погрузили в Дзерена. По-видимому, здесь какие-то зауроподы. Новожилов нашел тут же целый окаменелый лес, есть горизонты с вертикально стоящими пнями с сохранившейся корневой системой. Однако коллекции окаменелых стволов взять не удалось - до отказа все было забито костями.
Гоби еще очень неуютна - голая, совсем без травы, ни зеленинки кругом на сотни километров. Часто пасмурные дни с резким холодом, вообще необычайные броски температуры. Но особенно донимали нас песчаные бури - все наши палатки вдрызг разодраны ими, все вещи пропитаны песком. По котловинам гуляют громадные смерчи, попасть в сферу действия которых чрезвычайно неприятно.
Бывали пасмурные, душные вечера, в которые все кругом электризовалось - так много было атмосферного электричества.
Все мы чувствовали себя довольно плохо. Поражает отсутствие аппетита у всех без исключения, у рабочих также. За двадцать с лишним дней мы съели четверть наших, рассчитанных на месяц запасов. Вообще, весной в Гоби работать гораздо труднее. Я сам чувствовал себя значительно хуже, чем в прошлом году, в смысле работы сердца - очень уж тяжело лазать по обнажениям - ощущение такое, что вот-вот кончишься.
Но особенно туго пришлось Малееву - этот человек не из таких, чтобы жаловаться, но после рабочего дня валялся с посиневшими губами, скорчившись от боли в сердце. По приезде в Улан-Батор я немедленно отправил его к врачу, и самые худшие опасения подтвердились (делали и рентген) - ему нужно уезжать отсюда. Мне прямо невероятно досадно лишиться такого прекрасного работника и очень приятного человека, но нельзя же держать его здесь на погибель. Решили, что в Нэмэгэту он все же съездит и пробудет у нас до наступления жары, а затем, когда я в конце мая поеду встречать Вас, Малеев вернется в Улан-Батор и будет отправлен домой.
Что касается нашего снаряжения и машин, то все это заслуживает особо эпического описания, но, щадя стыдливость цензора, - а вдруг это окажется девушка, я воздерживаюсь от надлежащей квалификации всей этой техники. Палатки - неимоверная дрянь, сшиты из тонкого и говенного материала, именуемого плащ-палаткой пропитанной, который у наших остряков получил название плачь-палатки... дальше уже совсем непечатно. Машины - самое больное мое место. В сие письмо вкладываю описание дефектов, которые необходимо довести до сведения Президиума, ибо все это возмутительно. Очень скверная заводская сборка, нисколько не была проверена в автобазе, а мы не можем же разбирать каждую машину до основания и затем собирать ее снова [ряд слов замазан чёрной тушью. - Ред.]. Поэтому случаются всякие чудовищные неожиданности и никогда не знаешь, что именно полетит в машинах в следующий час пути. Дефектная ведомость покажет Вам, в чем дело, пока же скажу, что в первом маршруте у козла выкрошился подшипник второго шатуна, рассыпался руль (баранка), лопнула рама (по старому повреждению), полетела задняя рессора, развалился амортизатор, расклеилось лобовое стекло, потек сальник переднего кардана и развалился трамблер. Это все, не считая скрученного заднего моста, который заменили перед выездом в поле. И такое вот дерьмо автобаза направила для многолетней работы в Монголии, в труднейших и опасных условиях Гоби... Издевательство или беспредельная глупость... когда тут можно было бы добиться машин, специально проверенных и особо ответственно собранных на автозаводе, тем более что завод-то тут же, в Москве... Что и было бы, если бы мы комплектовали нашу автоколонну сами. Вообще немало горького в размышлениях о том, как это должно бы было быть и как оно есть на самом деле... А ведь с этими машинами мы должны совершить огромные маршруты в сердце пустыни, маршруты опасные, должны вывезти десятки тонн коллекций. И что же останется на следующий год, на послеследующий?..
Все эти вопросы доставляют немало беспокойства...
Вще одно плохое обстоятельство - не проходит моя рука. В Гоби дело не поправилось, а ухудшилось, так что я не мог залезать в спальный мешок и двадцать дней спал, не раздеваясь, во всей верхней амуниции, поверх мешка. Записывать что-либо - форменное мучение, а записывать нужно много. Сейчас вновь лечу лапу всякой там электризацией, но, увы, я слишком понимаю столь простые медицинские случаи, чтобы не представлять, что подобные невралгии лечатся, по существу, добрым словом... Съезжу в Нэмэгэту, посмотрю, что будет. Надеюсь все же, что с наступлением настоящего тепла рука поправится... Если не поправится - то я, конечно, не работник дальше... С сердцем как-то можно терпеть, ходить, как это ни нудно, помедленнее, а вот с рукой ничего не получается. (...)
Интересный эпизод из нашего возвращения из Восточной Гоби. Помните огромную светлую равнину, усеянную белыми камешками, где поломался "Смерч"? Она начинается от самой Сайн-Шанды и тянется на 90 км до самого Калганского тракта. Так вот, едем мы по ней: Волк, Тарбаган, Дракон. Я на Драконе, замыкающем, по обыкновению. Равнина тянется бесконечно, отъехали от Сайн-Шанды километров 50, я подумал: "Длинная окаянная равнина, скорее бы проехать ее, пока не поломалась какая-нибудь машина, как в прошлом году"... И вдруг облако пыли от шедшего впереди Тарбагана оседает, рассеивается - Тарбаган остановился. Мы подъезжаем - Лихачев в ужасе - чем-то изнутри пробит кожух диффера, масло льется потоком. Пришлось вскрывать задний мост, и что же? - вдребезги рассыпался огромный подшипник сателлитовой чашки, вследствие того, что при небрежной сборке не были зашплинтованы гайки крышки цапфы, их сорвало, разбило подшипник и куски его обоймы и шарики изуродовали все шестерни - ведущую, редуктор, планетарку... На Тарбагане три тонны груза, до Сайн-Шанды назад - 65 км, до сомона2 вперед - 75. Экстренно созванный совет механиков из Безбородова, Лихачева и меня разобрал мост, подумал, закрепил оставшийся подшипник и решил, что все равно задний мост пропал и можно пытаться ехать, только острожнее на поворотах. Я проехал с Лихачевым с пяток км, махнул рукой и разрешил ехать с обычной скоростью. Тарбаган дошел в тот же день до Чойрена, а на следующий прибыл в Улан-Батор со всем грузом, и за этакую штукч мы расплатились всего лишь поврежденной полуосью... Прочная все же штука ЗИС, и будь настоящая работа - с такой машиной ничего бы нестрашно.
Однако довольно обо всяких происшествиях, еще много разных дел к Вам. Чтобы не сбиться, напишу по пунктам:
1. Сначала о финансах. Пора, давно пора, нам перевести ассигнования второго квартала, на текущем счету у меня остались копейки. Как бы не получилось заминки в работе.
2. Ассигнования в сов[етской] валюте и нештатной зарплаты нам понадобится в этом году меньше, чем Вы нам даете. Выполним программу максимум и с меньшими средствами. Тем более, если случится какая особая экстренность, то можно будет, под сверхпрограммные тонны, выпросить у Президиума еще десяток тысяч. А будет худо, если мы сильно урежем институт в полевых работах, а сами не используем. Поэтому я полагаю, что Вы спокойно можете снять с Монголии тысяч 80, из них пятнадцать тысяч нештатной и распределить оную сумму между особо жаждущими, чтобы не было излишних воплей о том, что позвоночные всех зажали. Можно даже снять и побольше, не бойтесь.
3. Ликвидационный период экспедиции придется на октябрь, но не позднее, причем основные расходы будут в сов[етской] валюте - нештатная зарплата на погрузку и перевалку трех вагонов коллекций. В сентябре мы кончим полевые работы и выбросим всю научную силу из МНР к началу октября.
4. Нужно мне иметь ясное представление, на каких условиях и как здесь остаются машины и снаряжение. Было бы хорошо добиться частичной оплаты машин на время их консервации, что сильно уменьшило бы наши расходы. К этому есть все основания, так как машины в конце сезона потребуют капитального ремонта.
Ненужную спецодежду, которую никто в здешних условиях по новым ценам не возьмет, напр[имер] горные ботинки, я думаю упаковать и переправить вместе с коллекциями в Москву для возвращения техснабу. Часть спецодежды - полушубки и валенки - я думаю считать прозодеждой - неоплачиваемой и возвращаемой на склад.
5. Разберем вопрос о кадрах в свете всех новых данных. С невозможностью поездки Елены Дометьевны и выбытием с 1 июня Малеева мы имеем два вакантных места при разрешенном числе шестнадцать. Кого на них? Если нет подходящего нового кандидата (ну, скажем, Бурчака), то возможно себе представить эти единицы заполненными, скажем, Громовым, Родендорфом (последнего, м[ожет] б[ыть], жена и пустит ввиду короткого срока?). Насчет Кирпичникова у меня жестокие сомнения. Ведь весь этот персонал нужно оформлять одновременно с Вами и Флеровым, ко всем чертям более поздних туристов. Если же Кирпичников появится только в июне, после полугодового отсутствия, пока побудет дома, пока оформится, - приедет он к нам не ранее августа, т.е. к шапочному разбору по новому плану работ. Тогда он и не нужен. Т[аким] о[бразом], я просто не знаю, как с ним быть, слишком много неизвестных "если", для того чтобы принять какое-то решение. Во всяком случае он нужен здесь лишь при быстром приезде и определенном желании - посвятить себя работе здесь на весь срок экспедиции. Если вышеуказанные кандидатуры не будут возможны, то из всего наличного состава речь может идти, пожалуй, только о Мартыновой или Беляевой. Обе - работники, а не туристы, обе вынесут экспедицию и будут лишними "кадрами", знакомыми с местными условиями и местами. А то с кадрами дело обстоит так, что просто ужас берет. Смотрите сами там, Вам виднее. Главное мое требование - это скорое прибытие, иначе буду вынужден послать всех ко всем чертям и кончить работу с имеющимися налицо.
6. Вообще, насчет нашей экспедиции у меня грустные мысли. Когда сталкиваешься со всей сложностью этой организации, с большими задачами, которые необходимо выполнить, то приходишь к ясному представлению о непосильности этой махины для нашего ПИНа в его теперешнем состоянии. Но в то же время совершенно очевидно, что неиспользование в максимальной степени предоставленных нам Правительством трех лет будет навеки преступлением перед советской наукой и грядущими поколениями (извините за высокопарные выражения). Мы должны за три года вырвать отсюда тонн полтораста превосходных материалов, и тогда это будет такой взнос в нашу науку, который сам по себе оправдает все существование кучки позвоночников [специалистов по палеонтологии позвоночных. - Pед.]. Однако мы должны быстро препаровать все эти материалы, любой ценой, иначе, если они лягут под спуд, успеха не будет и для музея тоже. Для всего этого нужны кадры, которых почти не дали новых и не дадут больше при современных установках. Следовательно, мы должны трезво отдать себе отчет в том, что мы будем делать дальше и твердо провести или решение об отказе от экспедиции, или ощутительную перестановку кадров при решении эти работы продолжать. Основным решающим моментом, при поступлении громадных материалов, являются препараторы, которых мы имеем пока три (с неопытным Пресняковым) - число, абсолютно недостаточное и для обычной позвоночной работы, не говоря уж об огромном монгольском предприятии. Тут еще многое можно сказать, но и без того письмо приобретает объем трактата, поэтому пишу прямо предложения:
а) какой-то там счетный работник для экспедиции - чепуха, вредная чепуха. -заменить препаратором, счетную работу за небольшую нештатную зарплату очень вегко выполнить, не так уже ее много;
б) старший научн[ый] сотр[удник] (если это не Бурчак и если Бурчака не пропустят) должен быть заменен препаратором. Никто другой для Монголии нереален;
в) место Бишофа должно быть замещено полноценным работником;
г) препараторская работа Свиченской и Сосновской с серьезной точки зрения - белиберда. Не стоит даже задалживать Жукову на их обучение. Нужно пересмотреть штат музея - там многовато малополезных сотрудников типа Свиченской и прочих бабье-маше. Придется поступиться обеспечением экскурсоводства и разных там библиотек - сейчас это менее важно. Необходимо заменить препаратором и механиком для монтировки всех поступающих вещей.
Перечисленные мероприятия не выдуманы вдруг и под настроение. Они явились результатом долгих тревожных размышлений о судьбе позвоночного дела. Мы, как институт, затоварены профессорами, докторами и т.п., но работа наша совершенно не обеспечена. Это имеет совершенно особенное значение для позвоночных и, еще того более, для монгольских работ. Иначе все наши усилия и труды ни к чему, все развалится раньше или позже ко всем чертям.
Таковы мои соображения по поводу замещения штатных мест и распределения кадров, в которых я совершенно твердо убежден и буду стоять только на этой точке зрения.
Теперь несколько слов по поводу московских дел моего отдела. Я просил бы при самой малейшей к тому возможности не тормозить пермских работ3. Они вполне рентабельны, сулят новые и весьма ценные материалы, поэтому их надо продолжать при всяких обстоятельствах и ни в коем случае не прекращать по причине моего отсутствия в Монголии, которое и так уже наносит ущерб изучению пермских. Так зачем же еще больше усугублять этот ущерб? Я считаю совершенно необходимым (впрочем, я думаю это ясно и для Вас, знающего эти материалы) раскопать хотя бы в самом небольшом объеме Малый Уран и Пронькино, выделив специально на это дело нештатную зарплату в сумме тысяч четырех (только на раскопки). Уверен, что этот расход себя вполне оправдает. Поездка Вьюшкова на местонахождения (разъезды) в дальнейшем особой нештатной зарплаты не потребует, что до прочих статей, то из монгольской экономии наберется достаточно, чтобы всех отправить. Что касается машины, то с Рябцевым всегда можно договориться и выдавить из них еще машину, хотя бы ради того, что в Монголию они дали такую дрянь.
Что до тафономии, то я отнюдь не ругаю Р.Ф., но считаю совершенно нетерпимой такую задержку редакционной работы, во имя чего бы она ни делалась. Мне казалось, что для старого товарища по институту можно было бы немного пошевелиться в работе, по существу имеющей весьма малый объем, так как что мне, в конце концов, нужно за редактирование? - поправки суконных и неточных фраз, неизбежных при поспешном писании и только. Ничего другого не требуется, а в указанном объеме работа на займет более 3-4 дней. Поэтому мне смешновато и странно читать о том, что редактирование моей работы пришлось отложить на три месяца, потому-то и потому-то. Но подчеркиваю, что для меня будет чрезвычайно дико, нелепо и обидно, если я вернусь, а моя работа, с такими усилиями законченная до отъезда, еще не будет в печати. А дело идет к тому, это видно, и отсюда я ничего не могу сделать. Вот и получается, что я могу для ради института поступаться всем, а с другой стороны... да, что там говорить. Если возня с моей работой столь затруднительна для ин[ститу]та, прошу не отказать в любезности передать оную тафономию Меннеру, он брался ее напечатать в МОИП. Когда у нас упорядочится это редакционное священнодействие, прямо не знаю.
Еще одна вещь, относящаяся к делам московским. Конечно, комната для Херпичникова и дело хорошее и пусть себе получает на здоровье, однако не мешало бы нажать как-нибудь и на комнату для Лукьяновой, тем более что почва там в известной степени подготовлена и просто необходимо напоминать о ней. Иначе, когда Лукьянова вернется опять к своему безысходному существованию после долгой и тяжелой экспедиции, в которой всем порядком досталось и еще, ох, сколько достанется, и увидит, что никто и пальцем не ударил по вопросу о ее жилье, - это будет свинство и бардак, совершенно безусловные, тем более что работа ее здесь совершенно безупречна.
Перехожу к своим здешним планам. Послезавтра уходят машины, починенные и освеженные, в Далан и оттуда на Баин-Дзак. Через неделю вернутся обратно и тогда я уеду с ними прямо в Нэмэгэту. Шкилева я отправляю на две недели в санаторий, после чего он приступит к делам. Малеева задерживаю здесь до своего выезда, он пока немного подлечится. Вернусь с Нэмэгэту примерно к 25 мая, чтобы встречать всех вас, и привезу Малеева для отправки в Союз. С момента моего отъезда связь между нами будет прервана, поэтому я запрошу Вас через пару дней телеграфом о более или менее реальном сроке приезда. С выездом в Великий западный маршрут надо торопиться, чтобы проделать его до наступления адской жары, что очень важно для сохранности машин. Поэтому всякое, даже небольшое запоздание крайне нежелательно, и я прошу Вас постараться обеспечить прибытие в нужный срок. Если получится значительная задержка по каким бы то ни было причинам, прошу срочно сообщить мне, тогда я перестрою работу - выйду в западный маршрут без Вас, а Вас перевезут по прибытии сначала в Нэмэгэту, затем на Орок-Нур. Программа действий будет мною оставлена, но это, конечно, самый плохой исход. Очень хотелось бы, чтобы и Вы участвовали в этом интересном, хотя и трудном маршруте.
Всем, кто бы ни прибыл, необходимо лететь только самолетом - никакой возможности организовывать встречу в Наушках у нас нет, а добираться оттуда на свой страх и риск я ни в коем случае не советую. Нужно прислать нам по 6 штук фото каждого заблаговременно, для подготовки пропусков и т.д. Спецовки с собой брать не нужно, они у нас есть, за исключением женской. Равно есть спальные мешки и т.п. на всех, включая фляжки. Кружки и столовые приборы берите. Идеально было бы вылететь всем вам самолетом 24 мая, к чему нужно всемерно стремиться. До вашего выезда совершенно необходимо отправить нам самолетом следующие вещи, так чтобы они прибыли никак не позднее 25 мая. <...>
[Ефремов]
АРАН. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 96. Л. 74-78. Машинопись.
49
Ю.А. ОРЛОВУ
Улан-Батор. 20 апреля 1948 г.
Дорогой Юрий Александрович.
В добавление к отправленному гигантскому письму и посланным телеграммам мне уже почти нечего сказать, хотя я только что получил Ваше последнее письмо. Посылаю несколько походных фото с личностями из только что проявленных, думаю, что страшные рожи, изображенные на них, доставят Вам некоторое удовольствие и рассеют меланхолию, которая звучит между строк в Ваших письмах. Боюсь только, что оные изображения доставят удовольствие и стенгазете. Последние дни доставили бессчетные хлопоты - тут и очередные поломки, в том числе раздаточная коробка козла, и увольнение рабочих за дисциплинарные проступки, и перевозки на летнюю базу, и отправка неисчислимого (буквально) барахла в Далан, в общем постоянное удовольствие и развлечение в ненавистных хозяйственных делах. Ревизия (невольная) дел Шкилева вызвала полное мое неудовольствие - как только более или менее поправится, нужно жестоко песочить и, ежели к Вашему приезду не исправится, - прогоню. В связи с этой возможностью хотелось бы знать о наличии у Вас там подводящей кандидатуры (на случай) и можно ли ее быстро оформить. Конечно, основной признак должен быть в наличии. Как я слыхал, Флерову разрешено быть в Монголии не больше пяти недель? Если это так - пусть не приезжает, не нужно. Мне нужна его работа около трех месяцев, а так - не стоит расходоваться на перевозки. Сердце у меня в этом году, право, хуже, чем у него в прошлом, и если я не собираюсь по сему признаку быстро сбежать отсюда, то возиться с туристами никак не намерен.
Вообще, в подтверждение ранее написанного, - кто там не успеет быстро оформиться, пусть не едет. Обойдусь без них, так как главнейшая работа все равно пройдет без их участия, а шапочноразборников - к черту. Это не кадры, даже на самый наш безвыходный счет.
Приезжайте скорее сами, чтобы нам вместе двинуться в неизвестные пространства Гоби - сейчас наша экспедиционная машина должна вертеться на полный ход, чтобы успеть сделать уйму дела до жары. Ну, об этом нечего говорить, - сами гобиец и знаете. Уезжаю через неделю, оставляя здесь только Шкилева. Приеду 25 мая за вами всеми. С рукой моей после некоего лечения в Улан-Баторе (электрофорез) сейчас лучше, но Малееву после энергичного лечения стало еще хуже.
Привет всем товарищам. Желаю здоровья.
Искренне Ваш И. Ефремов
Р.S. Вкупе с Рождественским сражаемся с Эглоном за этикетаж.
Как Вам понравится следующая этикетка, написанная им в 20 экземплярах: "Сайн-Шанда, скелет Малеева", означающая части от скелета динозавра, найденные Малеевым на зап[адном] склоне Створной горки в Баин-Ширэ!
Вкладываю сюда еще Вашу записку из Лагерного обо1 - это теперь документ
исторический - для палеонтологов только, увы!
И.Е.
АРАН. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 96. Л. 79, 79 об. Авториз. машинопись.
50
А.П.БЫСТРОВУ
Улан-Батор. 25 апреля 1948 г
Дорогой Алексей Петрович!
Было как-то странно читать Ваше письмо здесь, в Монголии, вернувшись из Гоби, должно быть оттого, что мы в прошлом году не переписывались отсюда. По тону письма вижу, что настроение у Вам действительно еще не прежнее. Оное письмо написано - подать весть другу, который "забрался черт знает куда" (сие определение мне понравилось), но без всякого, обычного для Вас наполнения мыслями и интересами.
Вы пишете, дорогой, что хотите умолять подарить Вам некую книгу, если она Вам окажется интересной. Сие ни к чему - если она Вам действительно интересна, то берите ее и пишите на ней свое имя, я буду этому только рад. Если же неинтересна, то по прочтении - верните, мне она пригодится, поскольку я в этих вопросах гораздо менее разбираюсь, чем Вы.
Слухи о пиновском переезде пока заглохли, вернее пишут мне о том, что как будто переезжать не будут. Однако гарантии в том, что так именно и будет, никакой нет. Вполне возможно, что нас поставят перед решительным приказом... Ну что ж, я пожалуй, не против того. Как-то захотелось в Ленинград, к более спокойной работе без постоянного отрывания на подсобные дела. Еще надо много сделать, а если серьезно подумать, то времени в запасе не так уж много. Тем более, что со здоровьем у меня нелады. Не говоря уже о негодном сердце, тут навалилась новая напасть - плексит правой руки, перешедший в очень устойчивую невралгию (даже неврит, пожалуй) медианного нерва. В результате рука никуда не годна, а путешествовать однорукому трудно, трудно и вести всякие там записи и дневники.
Первый маршрут, из которого я недавно вернулся, прошел с успехом в смысле палеонтологических материалов. Выкопали цератопсов (некоторые из стиракозавров) и разных эоценовых или нижнеолигоценовых млекопитающих: носорогов, титанотерий, грызунов, хищников и птиц даже. Хозацкому скажите, что есть небольшая полная черепаха (скелет) из нового горизонта мела, а также целая куча крупных черепах из этого же нижнего олигоцена, откуда титанотерии.
Теперь через два дня еду на Нэмэгэту устанавливать временный палеонтологический град для серьезных раскопок динозавров. За это время в Баин-Дзаке мои будут искать и яйца динозавров и меловых млекопитающих. Я совершенно с Вами согласен, что череп млекопитающего интересней всех цератопсов, а все это, вместе взятое, перекрывает скелет титанофонеуса или котлассии. И что было бы гораздо умнее, те же средства и силы бросить, скажем, на раскопки Ишеева... Однако как начальник экспедиции я все же меньшее внимание и время уделю меловым млекопитающим, чем тоннам громадных динозавров. Ибо при помощи этих ящеров, подобно тяжелому тарану, мы надеемся прошибить вообще прежнее отношение к палеонтологическим раскопкам, и отнюдь не исключена возможность, что те же динозавры обеспечат устойчивое поступление средств на наши пермские раскопки, если повезет и куча динозавров грозно встанет в нашем музее... Иногда приходится смотреть на палеонтологические дела глазами пропагандиста и популяризатора, а для сего динозаврии наиболее пригодны. А там доберемся и до настоящих древних зверей.
Я намерен вернуться, е[сли] ж[ив] б[уду], в Улан-Батор через месяц, чтобы устроить здесь разные дела снабжения и встретить наших профессоров: Орлова и Флерова и еще кого бог пошлет, так что не знаю кандидата на третье вакантное место. Поездка Елены Дометьевны с сыном ко мне, к сожалению, сорвалась. Пробуду здесь дня три и уеду снова на более долгий срок - в далекий западный маршрут, откуда вернусь сначала в наш главный лагерь, который к тому времени будет на Орок-нуре, в геометрическом центре Азии, а затем приеду снова в У[лан]-Батор и снова выеду на раскопки. Второй приезд сюда будет в начале августа. В сентябре хочу выбираться отсюда совсем, и так уж достаточно времени отнято от пермских исследований. Письма Орлова, которые получаю довольно часто по ходу дел, нагоняют на меня страшную тоску какой-то междустрочной полной бесперспективностью и растворением в мелких делах. Бедняга, видимо, сильно устал от администрирования, изнервничался и жалуется на сердце. Сочувствую, но ничем помочь ему не могу, ибо администрирование (не настоящее научное руководство, а именно администрирование) с моей точки зрения хуже чумы, хотя и я был столь глуп, что взялся за командование этой экспедицией.
Напишите, дорогой, еще о Ваших делах и самочувствии. Всякой весточке от Вас буду очень рад. Только пишите авиапочтой (а то это письмо шло очень долго) и по новому адресу: МНР, Улан-Батор, почтамт, почтовый ящик 374, мне.
Искренний и большой привет Гильде Юрьевне и Вам самому. Как чувствует себя Г.Ю.?
Ваш, как всегда, И. Ефремов
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 49. Л. 11, 11 об. Авториз. машинопись.
КОММЕНТАРИИ
В.И. ВЕРНАДСКОМУ
1. Что представляли собой взгляды И.А. Ефремова на эволюцию в этот период, достоверно сформулировать трудно, так как в фонде В.И. Вернадского упомянутая работа не сохранилась.
А.Н. РЯБИНИНУ
1. В этом и последующих публикуемых письмах И.А. Ефремова профессору Ленинградского горного института А.Н. Рябинину говорится о подготовке русского издания книги К. Циттеля "Основы палеонтологии" (1895). И.А. Ефремов подготовил к изданию раздел "Позвоночные. Класс амфибий", дополнив перевод новой палеонтологической информацией. Работа была завершена, однако начавшаяся Великая Отечественная война помешала осуществить это издание. А.Н. Рябинин, являвшийся ответственным редактором, не пережил блокады Ленинграда. После его смерти научные материалы были переданы в ленинградские архивы, часть из них оказалась в составе СПбФ АРАН.
А.Н. РЯБИНИНУ
1. И.А. Ефремов имел в виду статью А.Н. Рябинина "Wetlugasaurus angustifrous nov.gen., nov. sp. из нижнего триаса Ветлужского края", опубликованную в 1930 г. в "Ежегоднике Русского палеонтологического общества".
2. И.А. Ефремов имел в виду XVII Международный геологический конгресс, состоявшийся в Москве в июне 1937 г. При подготовке к конгрессу был предпринят расширенный выпуск научной литературы, в том числе в области палеонтологии.
АН. РЯБИНИНУ
1. Очевидно, имелась в виду книга Г. Севе-Сёдерберга о девонских стегоцефалах из Восточной Гренландии.
А.Н. РЯБИНИНУ
1. Среди работ А.Н. Рябинина, подготовленных к печати в 1938 г., значатся статьи, переданные для опубликования в "Трудах Палеонтологического института", под названиями: "Об остатках черепахи из юры Казахстана" и "Остатки летающего ящера из юры Казахстана". Они были изданы лишь в 1948 г.
А.Н. РЯБИНИНУ
1 Очевидно, имелась в виду статья И.А. Ефремова "О лабиринтодонтах СССР" (III и IV) опубликованная в "Трудах Палеонтологического института" в 1937 г.
А.П. БЫСТРОВУ
1. Эта шутливая телеграмма была послана в связи с утверждением А.П. Быстрова старшим научным сотрудником Палеонтологического института АН СССР. До 1937 г. А.П. Быстров преподавал в Военно-морской медицинской академии в Ленинграде.
Л.С. БЕРГУ
1. Письма, сохранившиеся в фонде академика Л.С. Берга, свидетельствуют об административной деятельности И.А. Ефремова в предвоенные годы как руководителя Отдела низших позвоночных Палеонтологического института, которым он являлся с 1937 г. Л.С. Берг, тогда еще член-корреспондент АН СССР, с 1934 г. работал по совместительству консультантом палеозоологического сектора Института эволюционной морфологии и палеозоологии им. А.Н. Северцова (позднее он разделился на два института - Институт эволюционной морфологии и экологии животных им. А.Н. Северцова и Палеонтологический институт).
Л.С. БЕРГУ
1. Имеется в виду статья И.А. Ефремова "Первый представитель древнейших позвоночных из Сибири", опубликованная в "Докладах АН СССР". 1939. Т. XXIII. № 1.
Л.С. БЕРГУ
1. На обороте письма И.А. Ефремова Л.С. Берг наметил предварительную смету работ на 1939-1940 гг., включавшую расходы на экспедиции по исследованию юрских рыб Забайкалья (1939 г.). Тунгусского бассейна (1940г.). Нижней Тунгуски (1941-1942 гг.).
Л.С. БЕРГУ
1. См. коммент. 1 к № 12.
Л.С. БЕРГУ
1. В материалах Палеонтологического института упомянутая записка не обнаружена. Имеются в виду Монгольские комплексные экспедиции, проводившиеся на территории МНР Монгольской комиссией АН СССР и Научно-исследовательским комитетом МНР в 1928-1935 гг. четырьмя отрядами: зоологическим, почвенным, ботаническим и гобийским. Эти экспедиции собрали и обработали обширный материал по геологии, флоре и фауне Монголии.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Очевидно, имеется в виду работа А.П. Быстрова "Микроструктура панцирных элементов Коtlassia prima Amal.", опубликованная в 1940 г. в "Известиях АН СССР" и легшая в основу статьи " Коtlassia prima Amalitzky", опубликованной в "Вull. Geol. Sос. Аmеr.".
2. А. Ромер имел в виду Советско-Германские договоры от 23 августа и 28 сентября 1939г.
3. Американское геологическое общество было основано в 1888 г. как профессиональное общество геологов, его филиалом с 1909 г. является Палеонтологическое общество.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Речь идет о подготовке к изданию книги "История амфибий", которую А.П. Быстров писал в эвакуации. Она посвящена исследованию кроссоптеригий - Сгокхо, как сокращенно называл их А.П. Быстров.
2. О каком стихотворении идет речь, установить не удалось.
3. Первые рассказы И.А. Ефремова под названием "Семь румбов" опубликованы в 1944 г. в журнале "Новый мир" (№ 4-5) и были подписаны: Иван Ефремов, что стало визитной карточкой писателя на всю литературную жизнь.
4. Рассказа под названием "Могила Шамана" в библиографии литературных работ И.А. Ефремова нет; возможно, подразумевается рассказ "Голец Подлунный", опубликованный в 1944 г.
5. Речь идет о болезни И.А. Ефремова, которую он перенес в 1942 г. Она явилась следствием тяжелейших условий работы в годы Великой Отечественной войны в экспедициях, проводивших изыскательские работы по заданиям Наркомата обороны СССР. И.А. Ефремов был начальником Западноуральского отряда этой экспедиции. Последствия болезни периодически сказывались в дальнейшем.
6. А.П. Быстров имел в виду свою жену Г.Ю. Быстрову, которая до снятия блокады жила в Ленинграде.
7. Имеется в виду коллекция парейазавров, собранная А.П. Гартман-Вейнберг в Волжской экспедиции 1931 г.
8. Книга А.П. Быстрова "Прошлое, настоящее и будущее человека" опубликована в 1957 г. В работе анализировались будущее человечества в связи с глобальным вмешательством в природную среду и тенденции развития живых систем.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Беспокойство А.П. Быстрова о судьбе института, в котором он раньше работал, было Достаточно обоснованным. По положению, должность директора института была прерогативой членов Академии наук, а Ю.А. Орлов, который продолжительное время был заместителем директора академика А.А. Борисяка, являлся доктором наук. Только письмо руководящих сотрудников Палеонтологического института, в числе которых был и И.А. Ефремов, на имя академика-секретаря ОБН АН СССР академика Л.А. Орбели, поддержанное Ходатайством академиков В.А. Обручева и А.Е. Ферсмана, позволило склонить решение Руководства Академии наук о назначении директором Палеонтологического института в Пользу Ю.А. Орлова (АРАН. Ф. 411. Оп. 3. Д. 275. Л. 162).
2. Книга Б.Л. Личкова "Движение материков и климаты прошлого Земли" издавалась в 1932, 1935, 1936 гг.
3. А.П. Быстров работал в анатомической лаборатории Военно-медицинской академии в Кирове, на основании этих исследований им была собрана коллекция антропологических Измерений 4,5 тыс. человек.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. "Клистирники" - так А.П. Быстров шутливо называл врачей.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Очевидно, имелась в виду гипотеза немецкого геофизика А. Вегенера о развитии земной коры в результате горизонтального перемещения материков, сложенных из легких гранитных материалов, свободно плавающих по базальтовому подложью (1912).
2. Имелись в виду готовые типографские таблицы к неопубликованным работам В.П.Амалицкого, чистая обратная сторона которых использовалась для рисунков.
3. См. № 17.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Речь идет о Лаборатории палеонтологии Московского университета, руководителем которой была А.П. Гартман-Вейнберг.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. А.П. Быстров в 1937-1939 гг. работал старшим научным сотрудником в Палеонтологическом институте АН СССР. Но из-за отсутствия жилой площади в Москве он был вынужден возвратиться в Ленинград на прежнюю работу в Военно-морскую медицинскую академию. Однако на протяжении многих лет А.П. Быстров не оставлял надежды вернуться к научной деятельности в области палеонтологии. В 1945 г. он был приглашен заведовать Лабораторией палеонтологии в Ленинградском университете. См. № 24.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Очевидно, замысел книги под названием "Диалектика эволюционного процесса" не был осуществлен, но в определенной мере он был реализован А.П. Быстровым в книге "Прошлое, настоящее и будущее человека".
2. Сборник "Памяти академика А.А. Борисяка" вышел в "Трудах Палеонтологического института". 1949. Т. 20.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Речъ идет о сборниках первых рассказов И.А. Ефремова.
2. См. коммент. 4 к № 18.
3. Сборник рассказов И.А. Ефремова "Пять румбов" опубликован в 1944 г. в издательстве "Молодая гвардия".
4. Имелась в виду статья А.П. Быстрова "О зубах Fleurantia deuticulata", опубликованная в 1944 г.
И.М. МАЙСКОМУ
1. Вероятно, речь идет о сборнике рассказов И.А. Ефремова под названием "Встреча над Тускаророй", опубликованном в 1944 г. Военмориздатом.
2. Рассказ "Эллинский Секрет" опубликован впервые в 1966 г.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. В фонде А.П. Быстрова сохранились альбомы стихов, тетрадь с баснями, небольшие прозаические произведения. Он является также автором "Тоста палеонтологов", который мы публикуем:
Выпьем за жизнь, превращенную в камень,
Жизнь, что хранится в природе веками,
Жизнь, что из камня своими руками
Каждый из нас извлекал!
Смело ломая древнейшие плиты,
Мшанки, кораллы, хвощи, граптолиты,
Даже, не скрою, порой копролиты
Каждый из нас высекал.
Молотом были породы разбиты...
Губки, моллюски, ежи, трилобиты,
Кости гигантские были добыты
Нами повсюду из скал.
Каждый, собравши из мертвой породы
Новые виды и новые роды,
В муках решая загадки природы,
Счастье в науке искал.
Многие в славе достигли зенита...
Многие спят уж под глыбой гранита
Сном непробудным, как сон аммонита,
Многих покой приласкал...
Так уж в природе ведется веками...
Счастье берите своими руками!
Словом, пока надо мною не камень,
Я поднимаю бокал!
1947 г.
2. Статья А.П. Быстрова "Структура зубов кроссоптеригий" ("Lahnstruktur der Crossopterygier") опубликована в 1939 г. в "Асtа Zool."
3. Статья А.П. Быстрова "Deckknochen und Zahne der Osteolepis und Dipterus" была опубликована в 1942 г. в "Асtа Zool."
4. См. № 17.
5. А.П. Быстров имел в виду продолжение работ над материалами по бентозухам, хранящимися в Палеонтологическом институте. Совместная работа двух ученых "Веnthosuchus sushkini Efr. - лабиринтодонт из эотриаса р. Шарженги" опубликована в 1940 г.
6. См. коммент. 4 к № 25.
Л.В. ПУСТОВАЛОВУ
1. В ответ на обращение И.А. Ефремова к известным ученым геологам, петрографам, палеонтологам с просьбой дать оценку его работы "Тафономия и геологическая летопись" Отзывы прислали доктора геолого-минералогических наук В.И. Громов, Н.С. Шатский, член-корреспондент АН СССР Д.В. Наливкин, профессора Р.Ф. Геккер и Л.В. Пустовалов.
Приводим полностью отзыв Л.В. Пустовалова, который одним из первых поддержал идею И.А. Ефремова о создании нового направления геологии - палеонтологии.
"Работа И.А. Ефремова "Тафономия и геологическая летопись древнейших материков" представляет выдающийся интерес для петрографов-осадочников и вообще для лиц занимающихся научным изучением осадочных пород с разных точек зрения. Несомненно, эта работа привлечет к себе особое внимание специалистов не только по палеонтологии, но также и по исторической геологии, по палеогеографии, по геологии СССР, по петрографии осадочных пород. Поэтому, не преувеличивая, можно сказать, что работа И.А. Ефремова представляет большой общегеологический интерес.
Для разрешения и освещения, казалось бы, частного вопроса об условиях захоронения органических остатков, главным образом наземных позвоночных, автор подробно и чрезвычайно интересно разбирает ряд общих теоретических вопросов, относящихся к числу наиболее актуальных, но окончательно еще не решенных геологических проблем, и на их фоне разбирает интересующий его более узкий и более специальный вопрос.
Автор критически пересматривает вопрос о развитии фаций в разрезе геологического времени и приходит к оригинальному, новому, но вместе с тем весьма убедительному и важному выводу о различной "живучести" фаций, о неизбежной гибели с течением геологического времени мелких фаций и о "выживании" лишь наиболее крупных из них ("в разрезе геологического времени сохраняются преимущественно крупные фации и разрушаются более мелкие"). Закономерности, намечаемые И.А. Ефремовым в этой части его работы, вполне, кстати сказать, совпадают с теорией вероятностей, заставляют по-новому отнестись к привычным представлениям о геологической истории древнейших геологических периодов Земли, а также к оценке геологической летописи, и с новой точки зрения пересмотреть многие "ходячие взгляды", основанные на принципе актуализма. Последний т.е. принцип актуализма, также подвергается критическому разбору в работе И.А. Ефремова (гл. II).
Исходя из совершенно правильного положения, что судьба палеонтологических остатков, заключенных среди осадочных пород, неотъемлемо связана с историей и судьбой самих осадочных пород, И.А. Ефремов углубляется в вопросы образования и сохранения осадков разного фациального типа и дает исключительно интересный анализ литогенетических и общегеологических факторов, способствующих образованию и дальнейшему сохранению осадков различных фаций, и выделяет среди них те фации, которые являются особенно благоприятными для образования и сохранения местонахождений остатков наземной фауны и флоры (гл. III-V). Эти данные И.А. Ефремова представляют большой интерес не только для палеонтолога-"позвоночника", но и с точки зрения общего учения о фациях.
Здесь же автор рассматривает и намечает закономерности в распределении палеонтологических остатков в зависимости от гидродинамического режима, в соответствии с явлениями механической осадочной дифференциации, а также в зависимости от палео-гидрохимических условий. Учет этих выводов и построений И.А. Ефремова должен будет повлечь за собой пересмотр многих теперешних палеогеографических схем, что частью уже и сделано самим И.А. Ефремовым в его работе.
В последующих главах разбираются вопросы вскрытия местонахождений ископаемых позвоночных, намечаются типы этих местонахождений, дается их краткий обзор с критическим пересмотром геологических реконструкций, основанных на находках ископаемых позвоночных. В этой части работа И.А. Ефремова также вносит существенные и важные коррективы в палеогеографические и палеоклиматические представления, прочно, хотя и без достаточных оснований, вошедшие в геологическую литературу.
Работа заканчивается обобщающими главами, в которых автор с учетом литолого-петрогенетических данных и на фоне их излагает методы и приемы реконструкции образа жизни древних наземных позвоночных, палеогеографии и палеоклиматологии, наконец, намечает дальнейшие пути тафономических исследований.
Работа И.А. Ефремова на всем своем протяжении отличается свежестью мысли, новизной трактовки и новым освещением многих общегеологических и осадочно-петрогенетических вопросов, причем целый ряд ранее известных фактов после прочтения работы И А. Ефремова предстает в новом свете. Именно поэтому работа И.А. Ефремова с начала до конца читается с неослабеваемым интересом.
Можно предвидеть, что некоторые выводы И.А. Ефремова вызовут в геологических кругах оживленную дискуссию. Но, вероятно, никто не решится отрицать, что работа И.А. Ефремова будит мысль читателя, толкает его на новые плодотворные размышления и тем самым способствует дальнейшему развитию творческой работы в области геологии.
Необходимо высказать самое настойчивое пожелание, чтобы работа И.А. Ефремова "Тафономия и геологическая летопись древнейших материков" была бы опубликована без всяких сокращений как можно скорее.
Проф[ессор] д[окто]р Л.В Пустовалов
Москва, ИГН АН СССР, Отдел осадочных пород 17 февраля 1945 г."
AРАН. Ф. 411. Оп. 58. Д. 740. Л. 25-27.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Речь идет о статье Б. Соловьева "Романтика приключений и открытий", в которой анализировался сборник рассказов И.А. Ефремовна "Встреча над Тускаророй".
2. Рассказ И.А. Ефремова "Обсерватория Нур-и-Дешт" опубликован впервые в журнале "Новый мир" в 1944 г.
3. "Большевик" -журнал, издавался в 1924-1952 гг., в 1953 г. переименован в "Коммунист".
4. "Спутник агитатора" - журнал, издавался в 1925-1956 гг.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. А.П. Быстров имел в виду свои статьи "Опыт реконструкции некоторых представителей северодвинской фауны" (1935), "Некоторые данные о скульптуре и росте накладных костей черепа стегоцефалов" (1935).
2. А.П. Быстров был награжден орденом Боевого Красного Знамени за заслуги в подготовке военных медиков.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Речь идет о получении премии им. А.А. Борисяка, присужденной А.П. Быстрову и И.А. Ефремову в 1945 г. за работу "Веnthosuchus sushkini Efr. - лабиринтодонт из эотриаса р. Шарженги".
2. О какой работе С. Вестолла идет речь, установить не удалось.
3. В этом письме А.П. Быстров предложил возможную модель внешнего вида уранита-инопланетянина, которая была впоследствии использована И.А. Ефремовым в повести "Звездные корабли" (1947).
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. Очевидно, в первоначальном варианте персонаж повести "Звездные корабли" Шатров, прототипом которого был А.П. Быстров, имел фамилию Костров.
2. Идея о замене некоторых химических элементов и возникновении жизни на иной химической основе была использована И.А. Ефремовым в повести "Сердце Змеи", опубликованной впервые в 1959 г.
А.П. БЫСТРОВУ
1. Очевидно, И.А. Ефремов имел в виду расширенные заседания ученого совета Палеонтологического института по вопросам эволюционной палеонтологии, собираемые ежегодно в феврале-марте с 1945 по 1949 г.
2. См. коммент. 3 к № 31.
3. Сборник под названием "Великая Дуга" опубликован в 1956 г. в издательстве "Молодая гвардия".
А.П. БЫСТРОВУ
1. См. № 38.
2. Речь идет о статье А.П. Быстрова "Hydrophilous and xerophilous labyrinthodonts", опубликованной в "Асta Zool." в 1947 г.
И.А. ЕФРЕМОВУ
1. См. коммент. 2 к № 34.
2. А.П. Быстров заведовал в Ленинградском университете Лабораторией палеонтологии (1945-1959).
3. В дневниках за послевоенный период А.П. Быстров неоднократно писал о трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться для занятий палеонтологическими исследованиями наряду с большой загруженностью преподавательской работой в университете (СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 1. Д. 89).
А.П. БЫСТРОВУ
1. Речь идет о "хоанах" - внутренних носовых отверстиях у позвоночных животных и человека, соединяющих носовую полость с ротовой и глоткой.
2. О какой статье идет речь, установить не удалось.
С.И. ВАВИЛОВУ
1. Письмо И.А. Ефремова и Ю.А. Орлова было вызвано озабоченностью неудовлетворительной подготовкой экспедиции в Монголию. Как начальник экспедиции Ефремов отвечал за жизнь людей и результативность палеонтологических раскопок, которые Палеонтологический институт впервые проводил самостоятельно за границей. От ее результатов зависели будущее института, отношение к палеонтологии как самостоятельной дисциплине, возможность сбора и препаровки новых ископаемых растений, животных.
На письме рукой С.И. Вавилова зафиксированы две резолюции:
Бюро Отделения биологических наук. На рассмотрение. Со своей стороны план считаю приемлемым.
С. Вавилов. 5 июля 1947 г.
И.В. Зубову, Л.Г. Шидловскому. Прошу рассмотреть, дать заключение.
С. Вавилов. 5 июля 1947 г.
Обращение к президенту помогло создать приемлемые условия для работы экспедиции, хотя и после распоряжения президента и главного ученого секретаря Н.Г. Бруевича организационных и технических недоработок в ее подготовке оставалось достаточно. См. №41,43,45,47,48.
2. См. Ф. 2. Оп. 1-1947. Д. 417. Л. 61, 61 об.
А.П. БЫСТРОВУ
1. И.А. Ефремов имел в виду научно-популярную книгу "Жизнь в глубинах времен", которую он не успел написать.
А.П. БЫСТРОВУ
1. После обращения Президиума АН СССР Совет Министров СССР принял решение о перемещении ряда биологических научных учреждений из Москвы в Ленинград. Среди них оказался и Палеонтологический институт. Однако институту удалось доказать нецелесообразность нового перемещения (Палеонтологический институт и его коллекции были вынуждены дважды совершать переезд - в 1935-1936 гг., 1941-1944 гг.) в неприспособленное здание в Ленинграде. Кроме того, это могло привести к длительному перерыву в научно-исследовательской работе, что явилось бы "катастрофическим ущербом для советской палеонтологии" (Ф. 534. Оп. 1-1947. Д. 27. Л. 6-8).
А.П. БЫСТРОВУ
1. И.А. Ефремов имел в виду цикл стихов А.П. Быстрова "Черные цветы", которые писались в периоды депрессивных состояний из-за житейских неурядиц. По свидетельству Г.Ю. Быстровой, Иван Антонович называл это состояние своего друга "утренней тоской".
Ю.А. ОРЛОВУ
1. Великий западный маршрут - так И.А. Ефремов называл поисковый маршрут совершенно не исследованных ранее районов Монголии к западу от основного лагеря Нэмэгэту для обнаружения местонахождений ископаемых мезозоя и кайнозоя.
2. См. № 50 и Отчетный доклад И.А. Ефремова для Общего собрания АН СССР в мае 1949 г.
3. Наушки - пограничная станция, через которую осуществлялась перевозка грузов Палеонтологической экспедиции из СССР в Монголию.
4. Речь идет о последствиях денежной реформы, осуществленной в стране на основании Постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 г. В соответствии с Постановлением обмен денежной наличности осуществлялся в ограниченные сроки. Сотрудники экспедиции, находившиеся за рубежом, не смогли оформить финансовую документацию, и часть экспедиционных средств обесценилась, так как обмен старых купюр на новые проводился в соотношении 10 руб. старого образца на 1 руб. нового образца.
Ю.А.ОРЛОВУ
1. Очевидно, И.А. Ефремов имел в виду запрещение на выезд за границу всех членов одной семьи.
2. Имелись, в виду статьи "Первая Монгольская палеонтологическая экспедиция АН СССР" (Вестник Академии наук СССР. 1948. № 1) и "По следам древних ящеров" (Вокруг света. 1948. № 1).
В.А. ОБРУЧЕВУ
1. В 1894 г. В.А. Обручев сделал первые находки костей ископаемых животных в пределах внутренней Монголии.
2. На обороте телеграммы рукой В.А. Обручева набросан текст ответа: "Ефремову. Приветствую участников экспедиции. Желаю успехов, крупных открытий неизвестных чудовищ. Обручев". См. № 53.
Ю.А. ОРЛОВУ
1. Имелись в виду опубликованные материалы Центральноазиатской экспедиции, организованной Американским музеем естественной истории под руководством Р.Ч. Эндрюса и Ф. Морриса в 1922-1923 гг.
2. Сомон - административная единица в МНР, соответствующая нашему району.
3. И.А. Ефремов напоминал о необходимости включения в план исследований ископаемых пермских местонахождений, которыми он занимался, при планировании научно-исследовательской работы института, а также необходимости обработки и изучения многотонных монолитов Монгольской палеонтологической экспедиции.
Ю.А. ОРЛОВУ
1. Записка об успешной работе разведочной экспедиции ПИНа АН СССР в котловине Нэмэгэту в 1946 г. была оставлена Ю.А. Орловым в сложенном из позвонков динозавров возвышении (обо) на территории лагеря.